Страница 4 из 4
— Представляешь, там никто не хочет «читать» — все только своей специальностью заняты! Правда, я одну такую Дашку как будто отловил — так она поиграла пять минут, и сразу — пойдём в кино! Представляешь?!
Ещё бы! Лёлька смеялась:
— Эта Дашка, она хорошенькая хотя бы?
— Да так, — пожимал плечами Антошка, — не очень, примерно как ты…
Лёлька не обижалась — они хохотали вместе. Ему можно так шутить и обзывать стриженую Лёльку «Котовским». Они друзья. Конечно, просто друзья — особенно это стало понятно сейчас, когда появился Джон. Пожалуй, Антон единственный, кому было бы можно рассказать про Джона. Но Лёлька не стала.
…Джон! — первая нота Весенней сонаты…
Начался ноябрь, загнал Лёльку, наконец, домой, в новую комнату. А комната оказалась с сюрпризом, да ещё с каким!
За стенкой жила скрипка. Как это она раньше её не слышала?! Настоящая скрипка, взрослая — уж Лёлька-то в этом понимает. Скрипка играла разную музыку — со временем Лёлька выучила её наизусть. Это, кажется, Бах — а это, похоже, Чайковский. Одну пьесу Лёлька знала точно: «Кампанелла» Паганини. Антон говорил, это дико сложно — он пока ещё так не научился. Уж если Тошка не научился…
Стенка — общая; а подъезды разные. Так что Лёлька никак не могла вычислить скрипача. Целыми вечерами просиживала она возле этого подъезда, но со скрипкой никого так и не увидела. А потом всё-таки догадалась — кто. Там жила одна такая девушка, очень красивая — не так, как в модных журналах, а как во французских фильмах. У неё были каштановые волосы, клетчатое пальто и длинный шарф. Лёлька, когда вырастет, хотела бы быть именно такой! Правда, Лёлька никогда не видела её со скрипкой, зато слышала из её машины музыку — не Моцарта или Вивальди, а что-то сложное — может быть, Прокофьев… Конечно, Клетчатое Пальто музыкант! Она так смотрит на небо, как будто у неё внутри — музыка…
Всю зиму Лёлька слушала скрипку за стенкой и ездила к Тошке в музыкальную школу. К марту волосы у неё отросли — и уже совсем не хотелось стричь их! К тому же, облачко коротеньких волос ужасно шло ей. Это даже Серый заметил. Оказалось, он не такой уж и Серый — стихи пишет… И хорошие, представьте, стихи! Всё-таки нельзя человеку считать себя несчастным, если ему пишут стихи, да ещё у него есть скрипка за стенкой, Тошка с Бетховеном и где-то там ещё — Джон…
С Джоном они встретились первого марта на автобусной остановке. То есть не то чтобы встретились — Джон стоял сам по себе и смотрел на небо, а Лёлька смотрела в стекло припаркованного джипа. Потому что в стекле отражался он, Джон, и смотреть на него можно было сколько хочешь… На нём был старый — как будто из прошлого века — синий пиджак, зашитый красными (специально!) нитками. Он курил трубку, как Гэндальф. А на рукаве у него был очень старый полустёртый значок — очки, как у Поттера, но лицо другое. Лёлька подошла ближе, будто бы случайно, и — разглядела: Джон Леннон. Ну конечно же, Джон!
Может быть, это значок его родителей? И его настоящее имя на самом деле тоже — Джон?
…Подошёл Лёлькин автобус. Джон сел в него; а Лёлька осталась на улице. Ехать с ним вместе — это было для неё слишком много. Она и так смотрела на него целых десять минут… Захотелось снять капюшон — и Лёлька стояла с растрёпанной головой, впервые в этом году, впервые на этой улице.
А вечером случилось чудо. Дядя Лёня, смущаясь, стал говорить что-то невнятное о том, что надо бережнее к маме относиться… Лёлька долго не могла ничего понять и по привычке надулась. А потом дошло — у неё будет брат! Надо же, настоящий брат!
Лёльке никогда раньше не хотелось, чтобы у неё был брат или сестрёнка. А тут… Брат. Лёлька вспомнила мелкого стриженого первоклассника из школы — вот, будет такой же… И она будет говорит ему — давай скорее, долго ты будешь! Я из-за тебя опаздываю… В университет, или куда там.
— Можете на меня рассчитывать. Ну там, гулять, или что ещё нужно, — пробурчала Лёлька, и, зачем-то хлопнув дверью, сбежала в свою комнату. Дядя Лёня, конечно, решил — она переживает. А Лёльке хотелось побыть одной. Брат будет! Уже в этом году, осенью. Листья будут, и Лёлька будет его в коляске возить, наушники в уши, и ходить-ходить бесконечно по улицам с коляской этой… Клетчатую бы купить.
… И тут за стенкой заиграла скрипка. Лёлька замерла — этого просто не могло быть! Скрипка играла Весеннюю сонату Бетховена.
Скрипку, видно, тоже накрыло весеннее настроение — ведь март же, первое число! И там, где мелодию подхватывает пианино — Лёлька открыла крышку пианино и вступила. Играла и прислушивалась — здесь ли скрипка? Здесь, здесь!
… Всё-таки они сбились, и скрипка стала играть зачем-то одну ноту. А, ну конечно — просит «ля»! Пианино у Лёльки расстроенное, на полтона ниже… Подстроились, и снова — Весенняя соната! На этот раз — от начала до конца первой части. Надо же, Лёлька помнит всё наизусть!
Какая же это музыка — волшебная, нежная, тонкая, весенняя!!!
Вечером ждала — может, заглянет кто? Ведь ей же интересно должно быть, с кем она играет! А тут — она, Лёлька…Вот удивится!
Но — не зашла. Наверное, ей тоже нравилось так — играть с невидимкой.
А потом у Антошки был концерт в училище. Какой-то очень важный — играют только самые лучшие! И среди них — Антон. Лёлька приехала в училище пораньше, стояла в фойе и рассматривала старые фотографии. И тут она увидела их вдвоём.
Клетчатое пальто с Джоном стояли вместе. Не просто стояли — они были вместе, это сразу видно. У Джона была её скрипка — вот она, наконец-то Лёлька её увидела.
Лёлька даже не расстроилась. Конечно, девушка его намного старше; но она такая красивая! Странная, конечно, пара — скейт и французская машина…Эх, Джон, Джон! Ну, значит — так надо. Они очень разные; и вместе с тем — как будто в чём-то совсем одинаковые. Оба как будто с другой планеты, и оба такие красивые.
— Ну, не переживай, — сказал ей Джон. — Надо ехать — значит, надо…
А она сказала:
— Удачи, Джон! — и пошла к выходу.
И вдруг он догнал её:
— Мама, стой! Ключи забыла…
Мама?!! Вот этого точно не может быть. Она же совсем не взрослая как будто…
… Выходит, он тоже живёт у Лёльки за стенкой?! И слышал их Весеннюю сонату?
… А кто теперь объяснит, почему скрипка осталась у Джона?!
Откуда ни возьмись — Антошка:
— Лёлища, ты уже здесь! — и Джону: — Привет, Джон, играешь сегодня? — тот кивнул. — «Кампанеллу», да?
— Опять «Кампанеллу», — развёл руками Джон.
Джон! Играет сегодня!
— Лёлька, а там пустой класс есть — пойдём, поиграем! — обернулся Тошка к опешившей Лёльке.
— У тебя же концерт вроде бы…
— Да что концерт — через час ещё; что же мне, целый час сидеть и дрожать? Пойдём, правда, поиграем — что же я, зря тащил с собой Бетховена?! Давай, я мигом — только ключ от класса возьму!
Он умчался, а Лёлька смотрела на Джона и не могла поверить. Она даже сейчас не могла представить его со скрипкой (хотя потом, на концерте, оказалось — ему так же ловко со скрипкой, как и со скейтом). А он смотрел на неё — и тоже не мог поверить; Лёлька и Бетховен! — тоже было не так и просто представить её за роялем.
«Неужели — ты?» — спросил он одними глазами.
«Ага, я», — ответила Лёлька, тоже глазами.
А может, никакого такого разговора и не было, а Лёлька всё придумала.
Тогда Джон спросил по-другому, не глазами. Но и не словами. Он улыбнулся и засвистел Весеннюю сонату.
И в первый раз увидел, как Лёлька широко улыбается ему в ответ.
Ой, то не вечер
Всё-таки до чего у него лицо противное, так бы и двинул в нос. И высокий он, самый длинный в классе. И со своей гитарой ещё. Вот почему меня не отдали на гитару? Почему пианино это дурацкое. Что вот мне с него? Хотя Кирилл не ходит ни в какую музыкалку, говорит — сам научился. Представляю, как это он сам, три аккорда выучил и бацает.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.