Страница 5 из 48
На мое счастье, в папке лежал только один документ, всего на одном листочке. Флагман российского грибного бизнеса Елисей П. Шкваркин продавал долю акций своей компании профильной американской корпорации Champignon Ltd. И поскольку сделка тянула не меньше чем на полмиллиарда зеленых, требовалась санкция Минфина, а Минфину нужна была, понятно, президентская виза. Простая формальность. Росчерк пера. Ну это просто, сейчас вот подпишу и свобо… Стойте, это какой такой Шкваркин? Пидор?
Из темного глухого колодца памяти поднялась вдруг на поверхность яркая телевизионная картинка: крайне неприятный вертлявый тип в густом макияже, в декоративной тельняшке от Версаче и в голубых педерастических сапожках. Стук-стук-стук! — забилась слива у меня в голове. Оч-чень интересное кино, злобно подумал я. Что такой клоун вообще делает в российском бизнесе? И почему он хочет продать свою долю америкосам? Нет ли тут подвоха? Обычные шампиньоны — продукт не стратегический… но ведь это в мирное время. А если, не дай Господи, третья мировая? Нация пережидает «ядерную зиму» под землей, и чем она может питаться под землей? Шампиньонами! И тут вдруг выясняется, что грибы на корню проданы вероятному противнику! Что это — глупость или измена?
Дырку от бублика он получит, а не визу, решил я и перечеркнул крест-накрест минфиновскую бумажонку. А референту скомандовал:
— Соедини меня с Генпрокурором. И, кстати, — добавил я как можно небрежнее, — напомни-ка мне, дружок, кто у нас сейчас Генпрокурор? То есть я, само собой, знаю кто, просто фамилия его, как назло, из головы вылетела. Склероз. Этот, как его… Ведро?
— Нет-нет, Денис Анатольевич! — затряс кудрями Вова. — Александр Глебович Тавро переведен в пенитенциарный отдел Минюста. А кто на его месте, сейчас вам покажу. Уже шестой месяц как работает. — Референт вновь пробежался по клавишам ноутбука, а затем повернул экран ко мне. — Вот его объективка в онлайне.
Ох, етить твою мать! Чугунная слива в черепе из щадящего режима «дятел» разом перескочила в скоростной режим «отбойный молоток».
— Это что же?.. — потрясенно пробормотал я. — Это как же понимать?.. Генерального прокурора России зовут Джонатан Ливингстон?! Нас что, блин, Америка уже захватила?!
От моего тона референт Вова вздрогнул и съежился.
— Строго говоря, Джонатан Ричардович англичанин… — заблеял он. — Вот тут, если навести курсорчик, откроются его фото и биография. Он не простой. Он, глядите, потомок того самого, ну который путешественник, африканская ветвь и все такое… Его из Скотланд-Ярда к нам еле-еле переманили. Целая история была, с трудом уговорили… Не припоминаете? Наши все нажимали на то, что, дескать, на родине ему уже негде развернуться, а у нас есть где применить его богатый опыт борьбы с коррупцией…
— Господи! — простонал я, тупо созерцая круглую черную физиономию на экране ноутбука. — Какой же олух царя небесного назначил Генпрокурором англичанина, да еще и негра впридачу?!
Вместо ответа референт трусливо кашлянул, и тотчас же из плотно закупоренного колодца моих воспоминаний с гнусным болотным бульканьем всплыла, как по заказу, еще одна чудо-картинка. Третий день после моей инаугурации. Или четвертый? Коллегия Генпрокуратуры. Зал, битком набитый синими мундирами. Фуршет. Шотландский виски. И эта черная рожа рядом со мной, и я ее, эту рожу, хлопаю по плечу и улыбаюсь… Бли-и-и-ин! Если бы я пил в тот день текилу, вполне мог бы назначить Генпрокурором какого-нибудь латиноса…
Минут десять или пятнадцать я осознавал происшедшее и приходил в себя, и все это время выездной референт, съежившись в три погибели, прятался от моего взгляда за крышкой ноутбука.
Наконец тарахтение отбойного молотка в голове вновь сменилось привычным чугунным пинг-понгом, и я сквозь зубы приказал:
— С-соедини меня с ним! Б-быстро!
Ну если сейчас окажется, что я не могу до него дозвониться, злобно думал я, слушая гудки… Ну если выяснится, что он по-русски ни хрена не рубит… Я ему такой Ку-Клукс-Клан на дому устрою — родная черная мамаша кузькиной матерью покажется!
Через три длинных гудка сработало соединение, и мужской голос с легким акцентом, похожий на прибалтийский, ответил:
— Слушаю вас, господин президент.
— Нет, это я вас слушаю, господин Генеральный прокурор, — с нажимом произнес я. — Жду информацию, что у нас есть на Шкваркина Елисея Пименовича, 1970 года рождения. И побыстрее!
Не знаю, какой компьютер этот самый Ливингстон держал у себя под рукой, но только секунд уже через двадцать я услышал в трубке:
— У Генпрокуратуры — ничего. У ФСБ и Госнаркоконтроля, как мне сейчас передают, тоже чисто. У ГИБДД — мелочь. Одно превышение скорости, одна парковка в неположенном месте и один раз он въехал под запрещающий знак. Все три раза штрафы были уплачены.
Черт, совсем негусто. Крайне увертливый гад. Но у нас в стране шили крепкие дела и не из такой трухлявой рогожки.
— Значит, вы считаете это мелочью? — Я подпустил в свой голос благородного негодования. — Не знаю, как у вас в Соединенном, блин, Королевстве, а у нас, в России, человеческая жизнь свя-щен-на… Превысив скорость, Шкваркин мог сбить старушку… или ребенка… или старушку с ребенком… Слушайте, да ведь он чудовище, серийный маньяк. В ГИБДД проявили халатность, но куда смотрело ваше ведомство? Не по-ни-ма-ю. Я очень удивлен, Джонатан… как вас там… Ричардович, что такой опасный тип все еще на свободе. Разберитесь с этим и доложите к концу сегодняшнего дня. И поспешите, настоятельно вас прошу. В таком важнейшем деле останавливаться нельзя, запомните…
Произнеся последнюю фразу и бросив трубку, я вдруг сообразил, что наш «Мерседес-600 Пульман» остановился и стоит. Не то чтобы я испугался, но, не скрою, мне стало неуютно. В голливудских фильмах покушения на президентов так обычно и происходят.
Я отдернул шторку и посмотрел в окно. Сперва в одно, затем (оттеснив референта) в другое. То, что я увидел, мне совсем не понравились. Стояла не только наша машина. Джипы выездной охраны справа и слева от нас и все мотоциклы эскорта, как и мы, тоже застыли на месте. Мотоциклисты снимали шлемы и нагло закуривали.
— Эй, почему стоим, чего ждем? — затеребил я Вову. — Мы ж еще не приехали. У нас что, шина лопнула?
— Так ведь Рублевское же шоссе, Денис Анатольевич! — выпучил на меня глаза референт. — Пробка, известное дело.
— Мужики, прикройте меня сегодня, — обращаюсь я к бывшему профессору, бывшему инженеру и разорившемуся капиталисту.
Мы трясемся вчетвером в салоне «газели». Из Черепково, где нам снимают комнату, до места нашей работы ехать примерно час.
Я разговариваю вполголоса, но мог бы и громче. Водитель с бригадиром, которые сидят на переднем сиденье, меня все равно не услышат. Шофер наш — жертва Афганистана — стопроцентно глухой. А Иван Ильич Волобуев слышит отменно, но в данный момент у него на шее плеер, в ушах — улитки наушников, а в наушниках — попса. Что-то очень забористое и весьма немелодичное, но бригадиру нравится. Он смотрит на дорогу и пытается подпевать вслух.
— Свидание? — говорит мне, подмигивая, дядя Дима Йорга.
— Бизнес? — понимает меня по-своему Мирча Слуту.
А Лучиан Сокиркэ ничего не говорит, потому что губами придерживает шляпки трех болтов. Несмотря на тряску, наш электрик не тратит времени зря: он ухитряется свинчивать замысловатый светильник, похожий на ящерку. Лампа, вероятно, будет в пасти у ящерки, а выключатель окажется в хвосте. На такие самоделки быстро находятся хорошие покупатели. Я бы и сам приобрел эту ящерку себе для дома — если бы он у меня был.
— Бизнес, — отвечаю я. — Мелкий. У меня в Москве…
И тут я запинаюсь. До того еще, как попасть в бригаду, я разработал достаточно убедительную и не очень криминальную легенду: контрабанда мелких партий коньяка «Белый аист» пятилетней выдержки — это в самый раз. Я, дескать, только посредник, поставщик с товаром приедет, если я сговорюсь с клиентом. Необременительная крыша для главной моей затеи.