Страница 5 из 10
Яша ШТЕРН (веско): Учёные, кстати, не исключают, что пушкинский дед Ганнибал был из фалашей, то есть эфиопских иудеев. Ho я сейчас веду речь не о кровном родстве, a о духовном, пойми ты, чудак. Благодаря этому родству поэт и сотворил множество обаятельных еврейских персонажей.
Максим ЛАПТЕВ (иронически хмыкает): Ну да, конечно. Ростовщика Соломона из «Скупого рыцаря», например. Который предлагает Альберу отравить папашу. Бездна обаяния.
Яша ШТЕРН (пожимая плечами): Пушкину приходилось маскироваться, кто же спорит? Его плотно окружали антисемиты — от царя Николая до Пестеля. Он им кидал кость, чтобы спасти главное, сокровенное.
Максим ЛАПТЕВ (недоверчиво): Например?
Яша ШТЕРН (без колебаний): Например, образ гения Моцарта — в тех же самых «Маленьких трагедиях».
Максим ЛАПТЕВ (медленно выговаривая по слогам): Моцарт был австриец.
Яша ШТЕРН (кивает): Был, был, успокойся. По паспорту. Будто ты сам не знаешь, КАК это делалось в те мрачные годы? Мама — австрийка, отец — музыкант, в пятую графу пишем национальность мамы. Ты подумай головой: в какой семье, кроме как еврейской, мальчика с трёх лет сажали за рояль? Опять-таки, не забудь, КТО отравил нашего Вольфа Амадеевича? Нацист Скорцени…
Максим ЛАПТЕВ (тяжко вздыхая): Салье-е-е-ери!
Яша ШТЕРН (азартно): Вот и я о нём же.
Максим ЛАПТЕВ (устало): Ну хорошо, пусть Моцарт, ладно. Кто ещё?
Яша ШТЕРН (не раздумывая): Семь богатырей из «Сказки о мёртвой царевне». Число семь — намёк на менору, a сами богатыри — вылитый израильский патруль на территориях… Кто ещё? Дубровский с его прононсом. Кудрявый брюнет Ленский. Дон Гуан — из сефардов, естественно. Опять же Земфира. Мало тебе примеров?
Максим ЛАПТЕВ (с тоской): Земфира разве была не цыганка?
Яша ШТЕРН (наставительно): Даже в театре «Ромэн» все цыгане — давным-давно из наших. Ты что, правда этого не знал? А, может, ты ещё и «Песнь о вещем Олеге» в школе не изучал?
Максим ЛАПТЕВ (сдаётся): Ясно. Вещий Олег — тоже был семит.
Яша ШТЕРН (удивлённо): Этот погромщик? Ну что ты! Евреями, наоборот, были хазары. Пушкинское стихотворение — притча о ветхозаветном отмщении. Типа операции «Меч Гидеона». (Мечтательно.) Эх, если бы хазарскому спецназу попался Бушков! (Вновь протыкает иголкой голову воскового человечка.) От всех этих фокусов вуду — что паршивцу? Ничего. Максимум похмелье.
Максим ЛАПТЕВ (подумав): Змея в конском черепе — это надёжнее.
Яша ШТЕРН (не без зависти): Да уж, профессионалы работали.
ДЕЛО СЕДЬМОЕ
Корни дедушки Корнея
Районная библиотека. Полусонная бабушка-библиотекарша за стойкой, десяток стеллажей в центре зала. Фикус в кадке, портрет Пушкина в рамке. Час ещё ранний, так что посетителей пока только двое: Максим Лаптев у стенда с новинками перебирает детективы, a Яша Штерн в двух шагах от Максима буквально прилип к полке с детской литературой. Стоит, рассматривает яркие издания. Время от времени одобрительно хмыкает или цокает языком.
Максим ЛАПТЕВ (оторвавшись от своего криминала; удивлённо): Яш, ты чего такой довольный? Вспомнил босоногое детство?
Яша ШТЕРН (весело подмигнув Максиму): Да нет, Макс, я о другом подумал. Умеем же мы, семиты, устраиваться, чёрт побери! Нет, что ли? Возьми вот нашего Корнея Чуковского, к примеру…
Максим ЛАПТЕВ (с некоторым удивлением): Погоди, разве он был евреем?
Яша ШТЕРН (безапелляционно): Разумеется. По отцу. Почитай хотя бы дневники Чуковского, там чёрным по белому. Папашу своего беглого я, мол, не знаю, но сильно подозреваю, что он был еврей… Ну так вот, Макс, продолжаю свою мысль, и ты не перебивай, пожалуйста. Про Чуковского. Тридцать семь лет он уже покойник, a всё продолжает окучивать издательства. Гляди-ка, только в этом году его навыпускали и «ЭКСМО», и «АСТ», и «Стрекоза-Пресс». Видишь? (Демонстрирует Лаптеву свежие издания «Айболита», «Бибигона» и др., и пр.) A тиражи, между прочим, такие, что живые могут позавидовать мёртвому. И вообще, дорогой Макс, я уверен в том…
Максим ЛАПТЕВ (не удержавшись, опять вклинивается в Яшину речь): Стоп-стоп! Я уже знаю, о чём ты сейчас скажешь. О том, что вся советская детская литература — сплошь еврейская заслуга. Маршак, Барто, Квитко, Заходер, Остер, Сапгир, Сеф, Дриз, Аким…
Яша ШТЕРН (хладнокровно продолжает):…Кассиль, Каверин, Фраерман, Алексин, Драгунский… Ну да, правильно, наших тут завались. Хотя, если уж на то пошло, детская литература в СССР поначалу была заслугой англичан, итальянцев, американцев и иных зарубежников.
Максим ЛАПТЕВ (морща лоб): Ты это в переносном смысле?
Яша ШТЕРН (пожимает плечами): В самом прямом. Мы просто брали, что плохо лежало. Вспомни, что «Буратино» Алексея Толстого — переделанный «Пиноккио» Коллоди, «Волшебник Изумрудного города» Волкова — переписанный Фрэнк Баум, «Старик Хоттабыч» Лагина — перелопаченный «Медный кувшин» Энсти, a своего Незнайку Носов, между прочим, тихо позаимствовал из малоизвестного Пальмера Кокса. Наш Корней Иванович тоже слегка попользовался текстами Хью Лофтинга. Ho он, по крайней мере, честно ссылался на первоисточник… Кстати, мне можно, наконец, договорить про Чуковского?
Максим ЛАПТЕВ (покаянно): Извини. Продолжай, конечно, я тебя слушаю.
Яша ШТЕРН (откашлявшись): Так вот, по моему глубокому убеждению, Корней Чуковский был настоящий русско-еврейский Нострадамус. В его вроде бы детских стихах первой четверти прошлого века есть таки-и-и-ие пророческие откровения — пальчики оближешь. Я уж не говорю о том, что первое поэтическое описание полтергейста — целиком его заслуга. «Мойдодыр» помнишь? «Одеяло убежало, улетела простыня…» A «Федорино горе»? Там ещё покруче.
Максим ЛАПТЕВ (с задумчивым видом): Ага. «Из окошка вывалился стол / И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл». Ладно, насчёт полтергейста ты меня, кажется, убедил. Ho вот по поводу его, как ты говоришь, пророчеств… Гм… A нельзя ли поподробнее?
Яша ШТЕРН (великодушно): Легко, Макс. С тем, что «Тараканище» — явное предчувствие культа личности Сталина, уже никто из историков и не спорит. Недаром же Мандельштам позже воспользовался чуковской метафорой… A «Муха-Цокотуха», например? Тут и рыночные реформы, и октябрь 93-го — всё в сжатом виде! A «Краденое солнце»? Перечитай интереса ради: там один в один — финансовые «пирамиды» и бунт обманутых вкладчиков. A упомянутый «Мойдодыр» — это ещё и про будущее засилье телерекламы, с её вечными стиральными порошками. Я уж не говорю про знаменитую «Путаницу», где море зажгли, — это ведь в чистом виде предсказание войны в Персидском заливе, когда нефть разлилась и горела…
Максим ЛАПТЕВ (недоверчиво): Ну хорошо, допустим, a «Бармалей»? В нём-то какие могут быть скрытые пророчества?
Яша ШТЕРН (ещё более воодушевляясь): A как же, Макс! A ка-а-ак же!! Самый что ни на есть красноречивый пример гениального предвидения! Ты вспомни хотя бы образ сионистского агрессора в советских газетах. Бегает и кушает детей — «Гадкий, нехороший, / жадный Бармалей!» Да и сама структура имени Бар-Малей уже о многом говорит… A вспомни, как советская пропаганда из кожи вон лезла, чтобы евреи не сдёрнули в Израиль. Такие ужасы во всех газетах: «Африка ужасна, / Да-да-да! / Африка опасна, / Да-да-да! / He ходите в Африку, / Дети, никогда!»