Зеркало вод

— Никому я ничего не демонстрировала… даже депрессию, — с полуулыбкой сказала Ирен.

Она познакомилась с двумя другими попутчицами — соседками по каюте. Софи была красивая блондинка, очень элегантная, но явно самовлюбленная девица. Ирен обратила на нее внимание с самого начала, потому что яркая красота Софи выделяла ее среди других девушек. Конечно, если разбирать ее по косточкам, можно было обнаружить мелкие недостатки: чересчур короткие пальцы, не слишком большие глаза. В Париже и вне его, наверное, немало девушек намного красивее, но в этом замкнутом мирке, на корабле, отправляющемся в круиз, она могла считаться первой красавицей.

Моника, четвертая девушка, была высокой и несколько анемичной. Похоже, она отказалась от мысли, что может кому-либо понравиться, и потому целиком посвятила себя Софи. Должно быть, Моника извлекала свои радости из побед, одерживаемых ее кумиром.

Наведя в каюте относительный порядок, девушки поднялись на палубу первого класса, чтобы совершить, так сказать, обход своих владений. Но тут раздался громкий гудок, и все заволновались. Девушки караулили момент, когда судно отчалит от пристани. Сердце машины забилось. Но поначалу движение было совсем неприметным, и оно ускользнуло от них — оказалось, что они уже плывут. «Сан-Хосе» начал медленно выходить из прибрежных вод, строго следуя фарватеру. Прямо по курсу виднелись мол и риф, который угадывался по пенистому гребню.

Они еще не успели выйти в открытое море, как Ирен почувствовала, что голова у нее абсолютно пуста. Похоже, на этом пароходе она не сможет ни думать, ни читать. До первой остановки в порту им предстоит плыть два дня. Кое-как осмотрев судно, Ирен уселась в шезлонге — они были расставлены в ряд на одной из палуб. И задремала. Время от времени мимо пробегали молодые люди и девушки из ее группы, носившиеся повсюду, словно расшалившиеся дети на ярмарочной площади. Встречаясь, они громко хохотали.

Покончив с ужином (третий класс — не бог весть что), девушки опять собрались в своей каюте. Они решили переодеться к вечеру. Софи примеряла юбки-макси и брюки. Жюдит разбросала по каюте свою одежду и белье. Оказалось, что кожа у нее на груди усыпана веснушками.

В этот вечер пассажиры не столько танцевали, сколько разглядывали друг друга. Похоже, на пароходе ехала еще одна группа — она была гораздо многочисленнее французской и состояла из местных жителей. Некоторые говорили по-французски. Один из них пригласил Ирен танцевать. Это был довольно высокий, седоватый мужчина лет сорока, он носил очки в массивной оправе. Во время танца партнер заговорил с Ирен. Тон у него был чуть-чуть менторский. Он оказался профессором.

Неожиданно он сказал:

— Я заметил, что в вашей группе много хорошеньких женщин.

— Не так уж и много. Просто среди туристов обычно женщины преобладают. Ваша группа, пожалуй, исключение.

— Это верно! Но в остальном я прав. В вашей группе есть хорошенькие. Я говорю со знанием дела. Уж я-то разбираюсь в женщинах — как видите, я уже немолод, и глаз у меня наметанный. А вы что, студенты?

Ирен ответила, что большинство из них имеют высшее образование и уже работают. После профессора с седыми висками ее партнером стал худой брюнет, у которого был вид печальный и в то же время не в меру экзальтированный, пожалуй, даже чуточку безумный. Тот счел необходимым сразу же сообщить ей, что он наполовину аргентинец — по матери. Затем Ирен пригласил очень красивый молодой человек с обворожительной беспомощной улыбкой. Эта улыбка вызывала желание защищать и утешать его. Уставшая от волнений первого дня путешествия, Ирен нехотя включилась в разговор. Молодой человек сообщил, что он актер.

— И вам нравится ваша профессия? — спросила Ирен, с трудом произнося слова. — Я бы ни за что не угадала, кто вы.

— Да, нравится. Меня это забавляет, впрочем, я часто корю себя: мне кажется, что я попусту теряю время. Собственно говоря, я режиссер. Но мне хотелось бы самому и писать пьесы, и ставить их. Однако, как вам известно, существует цензура. Темы, которые меня интересуют, под запретом. Вот и приходится паясничать.

Он сказал это все с той же грустной и беззащитной улыбкой, и Ирен едва сдержалась, чтобы не прильнуть к нему и не поцеловать складочку в уголке его рта.

Молодые французы тоже находили себе партнерш, но, похоже, не так легко. Иногда они, сбившись стайкой, нерешительно топтались на краю танцплощадки. Жан-Мари что-то обсуждал с Лораном и Бернаром за кружкой пива и отпускал по адресу каждой танцующей девушки плоские шуточки. Однако никто, кроме Жюдит, не пытался отвечать ему. Софи танцевала, держась прямо и надменно, точно принцесса. Ни один локон на ее голове не шелохнулся. Все взоры были прикованы к ней, но она уже привыкла к всеобщему вниманию. Руководитель группы, Жюльен, переходил от одних к другим, радуясь тому, что между французами и другой группой туристов зарождается симпатия. Мартина не отходила от него ни на секунду. У нее, видимо, еще не прошло дурное настроение.

На следующий день французы и их новые знакомые уже здоровались и перебрасывались какими-то фразами, встретившись на палубе или в кают-компании. Иностранцы часто собирались небольшими группами го в одном, то в другом углу и, судя по всему, о чем-то страстно спорили. Девушки приставали к Бернару, архитектору-бретонцу:

— Хорошо бы узнать, кто они такие. Паломники? А может, делегаты какого-нибудь конгресса? Пойди спроси.

— Почему бы вам не сделать это самим?

— Мы не смеем. Ты со своими серыми глазами цвета штормового моря можешь вполне сойти за морского волка. Вот увидишь, они еще примут тебя за капитана. И уж тебе-то они непременно все скажут.

Девушки схватили Бернара за плечи и вытолкнули вперед. Вскоре он вернулся.

— Ну что, узнал?

— Да.

— Говори скорей!

— По их словам, это группа ономастов.

— Чего-чего?

— Группа ономастов. Я хорошо расслышал. Они именно так и сказали.

— А что это значит?

— Мне неудобно было спросить.

— Надо бы послать тебя снова, чтобы ты все разузнал.

— Группа ономастов!

Чуть позднее Жюдит и Ирен встретили профессора, который церемонно приветствовал их, и Жюдит воспользовалась случаем:

— Профессор, нам сказали, что вы и ваши спутники — ономасты. Просветите нас, невежд, и объясните, что это значит.

— Нет ничего проще. Ономасты — однофамильцы или, точнее, тезки. Мы члены общества, объединяющего людей, носящих имя Хосе.

— Хосе у вас такое распространенное имя! — воскликнула Жюдит. — Да в ваше общество, наверное, входит полстраны?

— Хосе у нас и в самом деле очень много, но, кроме этого, существует еще общество Педро и общество Хуанов.

— Поэтому вы и отправились в плавание на «Сан-Хосе»? — поинтересовалась Ирен.

— Разумеется. Этот круиз организован нашей ассоциацией.

— Но женщин, путешествующих с вами, очевидно, зовут иначе? — спросила Жюдит.

— Конечно, — без тени улыбки ответил профессор. — Это просто жены мужчин, которых зовут Хосе.

— Ну что ж, так проще вести беседу. «Здравствуете, Хосе. Как ваше самочувствие, Хосе? Вы не страдаете морской болезнью, Хосе? Мне хочется с вами потанцевать, Хосе». Не нужно утруждать память.

— Может статься, кончится тем, что вы скажете: «Я люблю вас, Хосе», — заключил профессор.

— Может статься. Но кому из вас?

Вечером Жюдит не удержалась, чтобы не проделать свой эксперимент. Всем, кого встречала, она говорила: «Добрый вечер, Хосе». И прыскала со смеху.

На следующий день, вскоре после полудня, «Сан-Хосе» сделал первую остановку в порту большого острова. Судно не успело причалить, как его окружили жалкие лодчонки, где сидели мальчишки, окликавшие пассажиров. Некоторые туристы, зная местные обычаи, бросали в воду монеты. Ребятишки ныряли за ними на глубину в несколько метров и доставали монеты со дна. Ирен отошла от бортовой сетки, чтобы не видеть этой жалкой игры нищих.

Группу Хосе уже поджидал на пристани автобус. Они спешно погрузились и уехали, а французы отправились гулять по порту. Ирен казалось, что почва все еще плывет у нее под ногами.