Реквием по Иуде

Эчмиадзин, пятница

И вот оно, утро «судного дня»… Спозаранку на улицах, прилегающих к зданию суда, стали собираться люди. Однако подступы к нему были уже оцеплены полицией. Повсюду мелькали сотрудники спецслужб, узнаваемые по чернеющим в ушах наушникам и характерно оттопыренным на боках пиджакам. Священник из Хор Вирапа, показав специальный пропуск, прошел оцепление, с трудом протиснувшись к дверям, вошел в зал и занял место недалеко от входа.

Иуда появился в зале неожиданно, словно материализовался из воздуха; никто не заметил, откуда он пришел и как вошел в помещение. Подойдя к месту для присяжных, он повернулся лицом к залу и, заметив священника, слегка кивнул тому головой. Аккредитованные в зале журналисты, словно спохватившись, защелкали и зажужжали своими камерами. Но даже под их вспышками его лица так и никто не увидел. Каким-то странным образом оно оказывалось, причем со всех сторон, в тени от капюшона.

Чуть позже в зал вошли присяжные заседатели и, озираясь на Иуду, расселись по своим местам. За ними, переключив на себя внимание журналистов, в зал вошли представители церквей. Лица их были сосредоточены.

Публика переговаривалась, но шепотом, стараясь при этом не смотреть на Иуду. Многие обсуждали то, что судить Иуду будут в пятницу, то есть в тот же день, когда судили Иисуса Христа. Что сегодня, как и в день суда над Иисусом, произойдет солнечное затмение, и еще то, что Иуда появился в день смерти папы Иоанна Павла II, а суд происходит сегодня, в день его похорон… У некоторых в руках было Священное Писание. Многие крестились украдкой. Детей в зале почти не было. А те, которых взяли с собой родители, вели себя на удивление тихо, словно осознавая, свидетелями чего им доведется сегодня стать.

Наконец в зале появился судья, сухощавый пожилой человек, близоруко щурящийся через линзы своих допотопных очков. Оглядев зал, он сел в кресло, разложил на столе принесенные бумаги и ненадолго погрузился в их изучение. После чего, мельком взглянув на Иуду поверх очков, обратился к присяжным:

— Достопочтенные господа! Сегодня вам необходимо будет принять вердикт по одному в высшей степени необычному делу. Но это обстоятельство не должно застилать ваши уши, глаза или разум. Вы должны помнить, что ваша цель — не пытаться установить истину, которая известна одному только Богу, а всего лишь способствовать торжеству справедливости. Засим правом, данным мне народом, я объявляю открытыми слушания по делу «Иуда против человечества» и предоставляю слово… — Судья прокашлялся, словно пытаясь подобрать слово, и густо покраснел, — … предоставляю слово представителю истца.

В зале воцарилось гробовое молчание. И в этой звенящей тишине вдруг раздался хрипловатый голос Иуды. Голос был странным, будто исходил из большого порожнего кувшина, растекаясь по рядам и заполненным журналистами проходам зала.

— Высокий суд! — начал он. — Уважаемые присяжные и достопочтенная публика!

Мне нет нужды вам представляться, поскольку слишком известно приписываемое мне преступление. Но вы усомнитесь в правомерности обвинений в мой адрес, если всерьез задумаетесь о Священной истории. Ее объективный и непредвзятый анализ убедит вас, что не предавал я, а, веруя в Господа нашего Иисуса Христа, помог свершению Божьего промысла. И вы должны мне предоставить шанс доказать вам это. Ибо если это правда, то я не злодей, а душа моя вопиет к вам и жаждет оправдания.

Вы все являетесь участниками и свидетелями необычного судебного процесса. Он направлен против устоявшегося веками общественного мнения, очевидность которого исключала какую-либо необходимость подвергнуть его анализу иль сомнению. Кроме того, защищая свою поруганную честь, я далек от мысли кого-то обвинять, ибо если у кого и было намерение меня опорочить, так это только у меня самого — у Иуды.

Наконец, необычна не только суть дела, в котором нужно разобраться, необычны и его фигуранты.

Я оказался здесь благодаря тому, что вам удалось расшифровать мое послание, которое поспешили назвать Евангелием от Иуды. Однако свою защиту я буду строить не на нем, а на знакомом вам всем Священном Писании.

И поэтому я, Иуда Симонов Искариот, свидетельствую перед Богом и вами, что события, описанные в Священном Писании a priori достоверны, а слова, приписываемые в них Иисусу Христу, a priori принадлежат Ему, и, следовательно, абсолютно истинны.

Но из последнего не следует то, что абсолютно истинны и собственные суждения евангелистов, ибо они, в отличие от высказываний Иисуса Христа, исходили от людей. Я отдаю себе отчет, что многим из вас даже мысль об этом может показаться кощунственной, ибо подвергается сомнению один догматов церкви, утверждающей богодухновенное происхождение Евангелий. В соответствии с этим догматом все, что изложено в Священном Писании, исходит от Бога и является Его Божественным откровением. Что касается евангелистов, то они лишь посредники, в текстах донесшие нам Благую весть, ибо сказано:

«И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова» (Еф 4:11–12).

И не было бы в том сомнений, если бы не связанное с моим именем очевидное противоречие в их текстах. Да, я, Иуда Симонов Искариот, заявляю, что Евангелие от Матфея и Деяния Апостолов, автором которого принято считать Луку, противоречат друг другу в вопросе о моем так называемом «раскаянии». Вспомните, ведь, по Матфею, раскаявшись, я возвратил плату за содеянное и покончил жизнь самоубийством:

«Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребренники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня» (Мф 27:3-10).

А по Луке, я приобрел за эти деньги землю горшечника, на которой, упав, умер:

«И в те дни Петр, став посреди учеников, сказал (было же собрание человек около ста двадцати) мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Снятый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови. (Деян 1:15–20).

Как это понимать? Ведь либо я, раскаявшись, вернул полученные деньги и удавился, либо, не испытывая угрызений совести, приобрел на эти деньги землю, где впоследствии упал и умер. Либо, либо. Но никак не одновременно и то и другое. Данные утверждения не просто несовместимы; они противоречат друг другу. А такое возможно лишь в том случае, когда одно из них ошибочно. А раз ошибочно, то — рукотворно, ибо в противном случае получается, что ошибся Творец. А это невозможно. Невозможно, потому что Творец непогрешим. И это не просто основной догмат церкви. Это основа мироздания. Стоит нам уличить Творца в ошибке, как реальность порвется в клочья: верх станет низом, белое — черным, а бытие — пустотой. Навсегда! И поэтому не остается ничего иного, как признать, что Священное Писание создавалось людьми, то есть теми, кому свойственно ошибаться. Тогда будут объяснимы и многие разночтения, существующие в его текстах.

Но следует признать, что в некоторых случаях евангелисты поразительно единодушны. Увы, это касается и моего образа. Я обращаю ваше внимание на то, что каждый раз, когда в их текстах упоминается мое имя, оно, как правило, сопровождается словом «предатель»! Причем этим клеймом я награждаюсь при первом же моем упоминании.