Страница 28 из 39
Словене между тем понемногу заселяли Македонию. Они захватили и отчасти разрушили полупустой после мора укрепленный город Лихнид в пограничье Македонии Второй и Нового Эпира. На его месте возникло сдавянское поселение, позже известное как Охрид и ставшее важнейшим центром расселения в этих землях[343]. Большая часть словен, однако, не стремилась остаться в опустошенной войной и мором Македонии. Новые, более богатые земли они рассчитывали найти дальше на юг.
С наступлением весны большая часть авар и болгар ушла из Македонии на север. Там, в Скифии и Нижней Мезии, их каган вел кровопролитную и опасную войну с ромейскими полководцами и явно нуждался во всех наличных силах. Роль авар в дальнейших событиях на юге была невелика, даже если какое-то малое число кочевников и осталось со словенами[344]. Словене, может, и действовали формально под предводительством и в интересах кагана, захватывая ромейские провинции как будто для него. Но реально они руководствовались только своими интересами — поиском новых земель для оседания.
Кагану, чьи дела во Фракии шли не лучшим образом, многотысячное словенское войско пригодилось бы скорее там. Завоевание брошенных Империей на произвол судьбы южных провинций ничего не давало для большой войны. В Константинополе его, по большому счету, не заметили, и в общегосударственных хрониках сведений о событиях почти нет. Но после поражения у Фессалоники каган утратил реальную власть над словенами. Собрать их в единое войско и установить хотя бы подобие единоначалия теперь уже не было никакой возможности.
Словене, так и не сплотившись вновь в единую рать, вторглись в греческие земли широким фронтом — через Фессалию и Старый Эпир. Серьезного сопротивления они, судя по всему, не встречали — основная часть вооруженных сил Империи на Балканах сражалась с каганом во Фракии. Повсюду на своем пути словене разрушали или захватывали города и другие греческие поселения, изгоняя жителей. Опустошив «всю Фессалию», словене вторглись в среднегреческие земли. Упоминается о захвате города Аиния на берегу Сароникского залива. Словене разорили Аттику. Именно тогда были взяты и частично разрушены Афины — хотя в этом древнем городе словене не задержались. Из Аттики или Фессалии они переправились на остров Эвбея и прошли по нему с войной. Из горного Эпира (пострадавшего сравнительно мало) завоеватели прорвались к северному берегу Патрского и Коринфского заливов — в так называемую Локриду — и разорили ее[345].
Словене повсеместно оседали на «захваченных» землях. Но основная их масса стремилась дальше на юг. Миновав Истм (в Коринфе все еще стоял аваро-словенский гарнизон), словене вторглись на Пелопоннес (осень 587 или уже весна 588 г.[346]). Их появление вызвало панику в эллинских городах, жители которых готовились к бегству с момента падения Коринфа. В числе первых словене захватили Аргос, чьи жители бежали на остров Орови в Арголидском (Навплийском) заливе[347]. На западе крайней точкой, которой они достигли, двигаясь вдоль южного берега Коринфского залива, стала важная ромейская крепость Патры. Жители ее были «изгнаны, точнее, выселены народом славян» и перебрались в Южную Италию, в Регий[348].
Нашествие захватило Восточный и Центральный Пелопоннес, причем преимущественному разорению подверглись приморские районы. Основная масса словен двигалась вдоль побережья. Когда нашествие приблизилось к Спарте, епископ и многие жители города бежали в Монемвасию. Эта неприступная крепость, подобно некоторым другим горным твердыням, устояла, тогда как сама Спарта была захвачена. Уцелевшие жители отплыли на Сицилию, где поселились в городе Деменна[349]. Завладев, по сути, большей частью полуострова, словене расселились на нем. Дальше идти было некуда — на юге простиралось море. Не исключено, что словене восприняли Пелопоннес как «последнюю» землю. Впрочем, места на полуострове хватало — словене оставили нетронутым его запад, удовольствовавшись завоеванным.
Местные хроники и позднейшие источники изображают захват Пелопоннеса на первый взгляд как тотальное разорение, сопровождавшееся повальным бегством местных жителей[350]. Действительно, опустошение было весьма велико — погибло или бежало большое число эллинов. На враждебные отношения и недостаток мирных контактов между пришельцами и аборигенами указывает ничтожное количество общеславянских заимствований из греческого языка[351].
Но внимательное изучение как письменных, так и археологических источников восстанавливает более сложную картину. В X в. приходилось уже подчеркивать неславянское происхождение жителей Майны, горной цитадели, прикрывавшей некогда крайний юг и юго-восток Пелопоннеса. К моменту вторжения словен обитатели этой неприступной крепости, «древние ромеи» (римляне) по происхождению, оставались «эллинами» по вере, то есть язычниками. После нашествия они вышли из повиновения имперским властям. В IX в. их пришлось подчинять заново — наравне со славянами[352]. Язычники из Майны вошли в некое соглашение с «варварами». Соглашение сохранило за майниотами не только крепость (которую словене не могли взять, как и Монемвасию), но и богатые оливой окрестные земли — главный источник существования в безводном краю.
Словене громили в основном крупные города и верные Империи крепости — оплоты военной, церковной и гражданской власти. Сельское население, тяготившееся религиозной и налоговой политикой властей, пострадало в меньшей степени. Оно не вступало в конфликт с захватчиками, хотя едва ли приветствовало их. Словене могли облагать греческие общины данью (не это ли имеют в виду хронисты, говоря об «унижении» эллинов?), но не уничтожать их. Так, лаконские селяне, судя по всему, довольно мирно сосуществовали со словенами. Согласно «Монемвасийской хронике», после бегства спартанских граждан «пастухи стад и земледельцы» остались в Лаконии, «в лежащих поблизости каменистых местах». Под влиянием словен образ жизни этой группы населения претерпел серьезные изменения. С X в. потомки древних лаконцев воспринимались уже как особое этническое меньшинство — цаконы[353].
Помимо того, следует помнить, что Эллада оставалась в рамках державы ромеев своеобразным заповедником классического рабовладения. Для немалого числа неполноправных ее жителей война сулила освобождение. Рабство же у самих словен (не стоит сомневаться, что они брали пленников) было не в пример легче, а главное — не пожизненным. Смешение со своими данниками и пленниками стало одной из причин быстрой утраты словенами Восточного и Центрального Пелопоннеса ряда черт своей культуры (домостроительство, погребальный обряд, керамика). Словене, несомненно, смешивались не только с эллинами, но и гораздо быстрее с союзниками — гепидами, болгарами, аварами. Процесс этот начался еще в Поморавье[354].
В то же время славянская культура сохраняла самобытность. Словене держались за свой язык[355]. Сохраняли они и этническое самосознание — потомки всех пришельцев с севера (включая авар) к началу IX в. уже считались славянами. Словене сохранили на Пелопоннесе и в других областях Эллады свои навыки земледелия, некоторые особенности домостроения — позднее воспринятые и местными жителями[356].
343
См.: Седов 1995. С. 339.
344
Евагрий (Свод I. С. 342) приписывает разорение «всей Эллады» в 583–584 или 586–587 гг. аварам, но его очерк событий предельно обобщен. В Монемвасийской хронике вторжение в Элладу описывается как «второе вторжение» аварского кагана, а Пелопоннес захватывают «авары». Но далее авары внезапно превращаются в славян (Свод II. С. 328, 329). Наконец, в «Схолии Арефы», который использовал близкие с Монемвасийской хроникой источники, захватчики именуются только славянами, а об аварах нет ни слова (Свод II. С. 348, 347). Константин Багрянородный, рассказывая о борьбе со славянами Пелопоннеса в трактате «Об управлении Империей», также вообще не упоминает авар.
345
Свод II. С. 328, 329 (Монемвасийская хроника), 346, 347 (Схолия Арефы); Гимбутас 2003. С. 126; Седов 1995. С. 165 (археологическими подтверждениями нашествия служат массовые опустошения в названных областях).
346
Монемвасийская хроника и Арефа датируют захват Пелопоннеса шестым годом Маврикия (14 августа 587–14 августа 588 г.) (Свод II. С. 328, 329, 346, 347). Монемвасийская хроника при этом справедливо уточняет — 6096 г. от сотворения мира (1 сентября 587–31 августа 588 г.). Патриарх Николай III (XI в.), называя тот же срок владычества иноплеменников на Пелопоннесе (218 лет), ошибочно датировал его начало 589 г. (Нидерле 2001. С. 60).
347
Свод II. С. 328, 329. Идентификацию с нынешним островом Рови см.: Kresten О. Zur Echtheit des Kaisers Nikephoros I für Patras., Romische historische Mitteilungen. Rom — Wien, 1977. Hf. 19. S. 49–50. X. Каллигас полагает, что Аргос пал лишь во второй половине VII в., когда в нем прекратилась жизнь эллинов (Kalligas 1990. Р. 29). Но славяне могли захватывать город и дважды.
348
Свод II. С. 328,329,346,347. Некоторые исследователи предполагают, что Патры вообще не захватывались словенами (Kresten 1977. S. 52; Свод II. С. 336. Примеч. 11). Основания — свидетельство Константина Багрянородного о большой роли Патр как опорного пункта Империи в начале IX в. (Константин Багрянородный 1991. С. 216, 217). Это действительно противоречит известиям местных хроник о восстановлении Патр лишь после победы над славянами в указанное время. По Константину, та война началась как раз с осады Патр. Но все это имеет отношение к истории начала IX, а не конца VI в. По большому счету, нет оснований датировать «выселение» Патр (сколько бы оно ни продолжалось на самом деле) иначе, чем порой словенского нашествия 587–588 гг. Нет оснований отрицать и временный захват города словенами. В целом, впрочем, западная часть Пелопоннеса не пострадала (Седов 1995. С. 166). Словене пришли сюда позже и, видимо, относительно мирно (находки в Олимпии, относящиеся к VII в. — Седов 1995. С. 158–159, 162).
349
Свод II. С. 328, 329. См. также: Седов 1995. С. 166. Известие о падении Аргоса и археологические данные противоречат утверждению местных хронистов о сохранении Империей «восточной части Пелопоннеса от Коринфа до Малеи» — если относить это утверждение к концу VI, а не к началу IX в.
350
Свод II. С. 328, 329 («напав… на Пелопоннес, они овладели им силой и, отбросив и унизив благородные эллинские народы, поселились на нем сами»), 346, 347 («изгнали и унизили природные эллинские племена, а сами поселились»). Еще более сгустил краски патриарх Николай III (218 лет здесь «ни один ромей не смел появляться» — Нидерле 2001. С. 60,91).
351
Не считая раннего (из древнегреческого) заимствования *medb, в вышедших томах ЭССЯ отмечены два относительно бесспорных и притом общеславянских заимствования: *bolenъ «вид рыбы» (от греч. «кит» — ЭССЯ. Вып. 2. С. 172), *kadъ, «кадь» (ЭССЯ. Вып. 9. С. 112–113). К ним можно гипотетически добавить еще одно: *čębrъ, «чабрец» (ЭССЯ. Вып. 4. С. 101–102). Наконец, слово *neděl’a, «воскресенье» — калька с греческого слова со значением «нерабочий день» (ЭССЯ. Вып. 24. С. 115–117). Даже при известной неполноте выборки ясен случайный и редкий характер заимствований. Их число несопоставимо даже с числом заимствований из кочевнических языков (иранских и тюркских), не говоря уже о языках германских и романских. Что касается славянских заимствований в новогреческих диалектах (Мапингудис Ф. За материалната култура на раннославянските племена в Гръция., Исторически преглед. Т. XII. Кн. 9–10. София, 1985. С. 64–71; Malingoudis Ph. Frühe slawische Elemente im Namensgut Griechenland Die Volker Südosteuropas im 6. bis 8. Jahrhundert. München, 1987. S. 53–65), то они связаны с ассимиляцией славян греками начиная с IX в., когда на Пелопоннесе установился относительный мир.
352
Константин Багрянородный 1991. С. 224,225,440–441 (примеч. Г.Г. Литаврина).
353
Свод II. С. 328, 329. Иногда подозревают славянское происхождение этнонима «цаконы» (См. примеч. Г.Г. Литаврина: Свод II. С. 337–338).
354
Ср.: Седов 1995. С. 129, 131, 158–159, 162.
355
Помимо заимствований в новогреческих диалектах, свидетельство тому — мощный пласт славянской топонимики на Пелопоннесе (Malingoudis 1987).
356
Об этом свидетельствует состав заимствований в греческом языке (Мапингудис 1985).