Страница 28 из 30
И все кричат: "Вот паладин,
Завоеватель талисмана!"
Гварин, подъехав, говорит:
"В лесу нашел я этот щит;
Но обманулся я в надежде:
Был талисман украден прежде".
Вот наконец и граф Милон.
Печален, во вражде с собою,
К дворцу тихонько едет он
С потупленною головою.
Роланд смиренно за отцом
С его копьем, с его щитом,
И светятся, как звезды ночи,
Под шлемом удалые очи.
И вот они уж у крыльца,
На коем Карл и паладины
Их ждут; тогда на щит отца
Роланд, сорвав с его средины
Златую бляху, утвердил
Свой талисман и щит открыл…
И луч блеснул с него чудесный,
Как с черной тучи день небесный.
И грянуло со всех сторон
Шумящее рукоплесканье;
И Карл сказал: "Ты, граф Милон,
Исполнил наше упованье;
Ты возвратил нам талисман;
Тобой наказан великан;
За славный подвиг в награжденье
Прими от нас благоволенье".
Милон, слова услыша те,
Глаза на сына обращает…
И что же? Перед ним в щите,
Как солнце, талисман сияет.
"Где это взял ты, молодец?"
Роланд в ответ: "Прости, отец;
Тебя будить я побоялся
И с великаном сам подрался".
ПЛАВАНИЕ КАРЛА ВЕЛИКОГО
Раз Карл Великий морем плыл, И с ним двенадцать пэров плыло,
Их путь в святую землю был; Но море злилося и выло.
Тогда Роланд сказал друзьям: "Деруся я на суше смело;
Но в злую бурю по волнам Хлестать мечом плохое дело".
Датчанин Гольгер молвил: "Рад Я веселить друзей струнами;
Но будет ли какой в них лад Между ревущими волнами?"
А Оливьер сказал, с плеча Взглянув на бурных волн сугробы:
"Мне жалко нового меча: Здесь утонуть ему без пробы".
Нахмурясь, Ганелон шепнул: "Какая адская тревога!
Но только б я не утонул!.. Они ж?.. туда им и дорога!"
"Мы все плывем к святым местам! - Сказал, крестясь, Тюрпин-святитель. -
Явись и в пристань по волнам Нас, грешных, проведи, Спаситель!"
"Вы, бесы! - граф Рихард вскричал, - Мою вы ведаете службу;
Я много в ад к вам душ послал - Явите вы теперь мне дружбу".
"Уж я ли, - вымолвил Наим, - Не говорил: нажить нам горе?
Но слово умное глухим Есть капля масла в бурном море".
"Беда!- сказал Риоль седой,- Но если море не уймется,
То мне на старости в сырой Постеле нынче спать придется".
А граф Гюи вдруг начал петь, Не тратя жалоб бесполезно:
"Когда б отсюда полететь Я птичкой мог к своей любезной!"
"Друзья, сказать ли вам? ей-ей!- Промолвил граф Гварин, вздыхая,-
Мне сладкое вино вкусней, Чем горькая вода морская".
Ламберт прибавил: "Что за честь С морскими чудами сражаться?
Гораздо лучше рыбу есть, Чем рыбе па обед достаться".
"Что бог велит, тому и быть!- Сказал Годефруа.- С друзьями
Я рад добро и зло делить; Его святая власть над нами".
А Карл молчал: он у руля Сидел и правил.
Вдруг явилась Святая вдалеке земля, Блеснуло солнце, буря скрылась.
РЫЦАРЬ РОЛЛОН
Был удалец и отважный наездник Роллон;
С шайкой своей по дорогам разбойничал он.
Раз, запоздав, он в лесу на усталом коне
Ехал, и видит, часовня стоит в стороне.
Лес был дремучий, и был уж полуночный час;
Было темно, так темно, что хоть выколи глаз;
Только в часовне лампада горела одна,
Бледно сквозь узкие окна светила она.
"Рано еще на добычу, - подумал Роллон,-
Здесь отдохну",- и в часовню пустынную он
Входит; в часовне, он видит, гробница стоит;
Трепетно, тускло над нею лампада горит.
Сел он на камень, вздремнул с полчаса и потом
Снова поехал лесным одиноким путем.
Вдруг своему щитоносцу сказал он:
"Скорей Съезди в часовню; перчатку оставил я в ней".
Посланный, бледен как мертвый, назад прискакал.
"Этой перчаткой другой завладел,- он сказал.-
Кто-то нездешний в часовне на камне сидит;
Руку он всунул в перчатку и страшно глядит;
Треплет и гладит перчатку другой он рукой;
Чуть я со страха не умер от встречи такой".
"Трус!" - на него запальчиво Роллон закричал,
Шпорами стиснул коня и назад поскакал.
Смело на страшного гостя ударил Роллон:
Отнял перчатку свою у нечистого он.
"Если не хочешь одной мне совсем уступить,
Обе ссуди мне перчатки хоть год поносить",
Молвил нечистый; а рыцарь сказал ему;
"На! Рад испытать я, заплатит ли долг сатана;
Вот.тебе обе перчатки; отдай через год".
"Слышу; прости, до свиданья",- ответствовал тот.
Выехал в поле Роллон; вдруг далекий петух
Крикнул, и топот коней поражает им слух.
Робость Роллона взяла; он глядит в темноту:
Что-то ночную наполнило вдруг пустоту;
Что-то в ней движется; ближе и ближе; и вот
Черные рыцари едут попарно; ведет
Сзади слуга в поводах вороного коня;
Черной попоной покрыт он; глаза из огня.
С дрожью невольной спросил у слуги паладин:
"Кто вороного коня твоего господин?"
"Верный слуга моего господина, Роллон.
Ныне лишь парой перчаток расчелся с ним он;
Скоро отдаст он иной, и последний, отчет;
Сам он поедет на этом коне через год".
Так отвечав, за другими последовал он.
"Горе мне! - в страхе сказал щитоносцу Роллон,
Слушай, тебе я коня моего отдаю;
С ним и всю сбрую возьми боевую мою:
Ими отныне, мой верный товарищ, владей;
Только молись о душе осужденной моей".
В ближний пришед монастырь, он приору сказал.
"Страшный я грешник, но бог мне покаяться дал.
Ангельский чин я еще недостоин носить;
Служкой простым я желаю в обители быть".
"Вижу, ты в шпорах, конечно, бывал ездоком;
Будь же у нас на конюшне, ходи за конем".
Служит Роллон на конюшне, а время идет;
Вот наконец совершился ровнехонько год.
Вот наступил уж и вечер последнего дня;
Вдруг привели в монастырь молодого коня:
Статен, красив, но еще не объезжен был он.
Взять дикаря за узду подступает Роллон.
Взвизгнул, вскочив на дыбы, разъярившийся конь;
Грива горой, из ноздрей, как из печи, огонь;
В сердце Роллока ударил копытами он;
Умер, и разу вздохнуть не успевши, Роллон.
Вырвавшись, конь убежал, и его не нашли.
К ночи, как должно, Роллона отцы погребли.
В полночь к могиле ужасный ездок прискакал:
Черного, злого коня за узду он держал;
Пара перчаток висела на черном седле.
Жалобно охнув, Роллон повернулся в земле;
Вышел из гроба, со вздохом перчатки надел,
Сел на коня, и как вихорь с ним конь улетел.
СТАРЫЙ РЫЦАРЬ
Он был весной своей В земле обетованной
И много славных дней Провел в тревоге бранной.
Там ветку от святой Оливы оторвал он;
На шлем железный свой Ту ветку навязал он.
С неверным он врагом, Нося ту ветку, бился
И с нею в отчий дом Прославлен возвратился.
Ту ветку посадил Сам в землю он родную
И часто приносил Ей воду ключевую.
Он стал старик седой, И сила мышц пропала;
Из ветки молодой Олива древом стала.
Под нею часто он Сидит, уединенный,
В невыразимый сон Душою погруженный.
Над ним, как друг, стоит, Обняв его седины,