Страница 13 из 172
Инспектор ждал моего ответа, и я сказал:
— Софи… Она — мой друг… Самый лучший…
Он вздохнул и покачал головой.
— Верность — хорошее качество. Верность, честь, — он задумчиво потрогал подбородок. — Но бывает ложная верность, гордыня. Когда-нибудь ты поймешь значение высшей верности — Верности Чистоте Расы, и тогда…
Он не успел договорить. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался мой отец.
— Они поймали их! Всех троих! — с торжеством объявил он инспектору. Меня он удостоил лишь мимолетным взглядом, исполненным отвращения.
Инспектор встал, и они оба вышли, а я тупо уставился на захлопнувшуюся дверь. Отчаяние и боль вновь охватили меня с такой силой, что я буквально захлебнулся в рыданиях. Все мое тело конвульсивно содрогалось, что причиняло нестерпимую боль спине, но не эта боль была страшна. Весть, принесенная отцом, была куда страшнее. Грудь сдавила такая тоска, что я перестал дышать, и в голове у меня помутилось. Не знаю, сколько прошло времени, пока дверь не отворилась и не послышались чьи-то шаги. Лежа лицом к стене, я слышал, как кто-то прошел через всю комнату, подошел к кровати и чья-то рука опустилась мне на плечо.
— В этом нет твоей вины, мальчик, можешь мне поверить, — услышал я голос инспектора. — Патруль наткнулся на них по чистой случайности.
Через несколько дней я решился поделиться мыслью о побеге с дядей Акселем. Улучив момент, когда он работал в саду, я подошел к нему и, не зная с чего начать, брякнул:
— Я хочу убежать отсюда… Насовсем!
Он бросил свою работу и перевел задумчивый взгляд со своей мотыги на меня.
— На твоем месте я бы не делал этого, — спокойно и веско произнес он. — Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное. Да и потом, куда ты думаешь бежать?
— Об этом я как раз и хотел посоветоваться с тобой, — сказал я.
— Что ж тут можно посоветовать? — пожал он плечами. — Куда бы ты ни сбежал, тебе везде придется предъявлять свою метрику. А в ней кроме, удостоверения твоей НОРМЫ, сказано, кто ты, откуда родом. Где бы ты не оказался, тебе всюду придется показать ее…
— Только не в Джунглях, — оборвал его я.
Он уставился на меня в изумлении.
— В Джунглях?! Но послушай, мальчик… Там… Там ведь нет ни еды, ни питья... Они всегда голодают, потому и вламываются к нам так часто. В Джунглях ты будешь думать только о том, как спасти свою шкуру, и тебе здорово повезет, если у тебя это получится!
Я задумался. Дядя говорил правду. Я чувствовал это. Но решения моего он не поколебал.
— В конце концов должны быть другие места, — сказал я, — какие-то другие земли…
— Ну, разве что тебя возьмут на какой-нибудь корабль, — неуверенно протянул он, — да и то… Нет, — покачал он головой, — поверь моему совету, мальчик, так у тебя ничего не выйдет. Если человек убегает от чего-то, что ему не по сердцу, то где бы он ни был, ему будет так же скверно. Сейчас ты знаешь и чувствуешь лишь то, чего не принимает твое нутро, — и эта все. Другое дело, если бы ты знал: чего ты хочешь? Что ищешь? К чему бежишь? Но ведь ты этого не знаешь… Кроме того, поверь мне, я ведь почти старик, здесь еще не самое страшное место на свете. Есть и похуже… Куда хуже… Если ты спрашиваешь совета у меня, Дэви, то я против. Может быть, через несколько лет, когда ты повзрослеешь, я сам, первый, скажу тебе: «Иди!» Но сейчас… Сейчас послушай меня, сынок, не делай этого. Тебя поймают, как котенка, и приволокут назад — только и всего!
Дядя был прав: куда бежать? Куда? Может, пока стоило побольше разузнать о том мире, который лежит там — за Лабрадором? Я спросил Акселя об этом.
— Безбожная земля, — кратко и сухо ответил он.
Такой ответ ничуть не удивил бы меня, услышь я его от отца. Но дядя.... Я так прямо и сказал ему об этом.
Неожиданно он заговорщицки подмигнул мне и, усмехнувшись, сказал:
— Ладно, Дэви, ладно… Если ты не будешь болтать, я кое-что расскажу тебе об этом. Но помни, язык надо держать за зубами. Ты понял, сынок?
— Нет, — честно сказал я. — Разве это секрет?
— Ну… не то чтобы секрет, — засмеялся он, — но видишь ли, когда люди привыкают… Привыкают думать, что все происходит так, как им говорят священники и власти, их нелегко убедить в обратном… Во всяком случае я не хочу, чтобы ты даже пытался это делать. Моряки — там, в Риго, — очень скоро это поняли, и говорят они о таких вещах только между собой. Если другим приятно считать, что везде вокруг Лабрадора — Плохая Земля, что ж, пускай так и считают. Это — их дело, хотя это вовсе не значит, что так оно и есть на самом деле. Просто им спокойней так думать… И пусть себе думают…
— Но в книге, которую мы проходим в школе, сказано, что там действительно лишь одна Плохая Земля. Или Джунгли. Выходит, это неправда? — напрямик спросил я его.
— Есть другие книги, в которых написано другое, — ответил дядя. — Но вряд ли ты их увидишь, даже в Риго… И вот еще что, Дэви, запомни: не нужно сразу верить всему, что болтают разные моряки. У них часто даже и не сразу поймешь: об одном и том же месте говорят они порознь или о разных? Другое дело, когда ты сам кое-что повидаешь… Тогда ты поймешь, что мир, целый мир, — гораздо более загадочная штука, чем это кажется здесь, в Вакнуке… Странная штука… Странная и интересная… Так ты мне обещаешь не болтать обо всем? Или я не стану ничего говорить! — спохватился он.
Я пообещал.
— Что знаю я сам наверняка, — сказал Аксель, — это дорогу на юг. Ходил я туда трижды. Выйдя из устья реки, несколько сот миль мы шли вдоль побережья до пролива Ньюф. В самом широком месте пролива есть большое поселение — Ларк. Там можно пополнить запасы пресной воды и провизии, если, конечно, тамошние власти не будут против. После Ларка, держась на юго-восток, а затем опять на юг, мы достигли материка. Это было нечто среднее между Плохой Землей и Джунглями — я бы назвал эту землю Плохими Джунглями. Там полно всякой растительности и живности, но почти вся она ни капельки не похожа на НОРМУ… Ну, во всяком случае, на то, как мы ее себе представляем. Большинство животных выглядит так, что их даже и не назовешь Преступлениями — для них вообще трудно подобрать названия, настолько они не похожи на встречающиеся у нас. Через день-два пути начинается совсем Плохая Земля. Трудно передать впечатление от нее… Особенно, когда попадаешь туда впервые. Представь себе огромные колосья пшеницы, каждый из которых ростом с дерево. Травы и кусты, растущие на скалах, с корнями, торчащими наружу и шевелящимися на ветру. Скопища грибов, кажущиеся громадными белыми валунами. Кактусы величиной с бочку, с шипами длиной футов десять. Есть там такие… Даже не знаю, как назвать… Словом, это растет на утесах, выступающих из моря, и свешивает длиннющие зеленые лианы вниз, на сотни футов в толщу воды так, что непонятно: то ли это растет на земле и питается водой, то ли, наоборот, это — морское растение, вылезшее зачем-то на сушу. Это земля Зла, и многие, кто повидал ее, поняли, что случилось бы с нами, если бы не законы, которым мы повинуемся. Да, это Плохая Земля, ничего не скажешь. Плохая, но есть… есть и похуже. Живут там и… Тоже не знаю, как сказать… Ну, в общем, в нашем представлении они, конечно, не люди… У некоторых по две пары рук, по семи пальцев на руках и ногах. И странные, невероятные вещи узнаешь там. У них, как и у нас, есть легенды о Древних — как те могли летать, как строили плавучие города, как могли переговариваться друг с другом за сотни или даже тысячи миль… Но что непонятнее и… страшнее всего: и те, у кого по семи пальцев на конечностях, и те, у кого по четыре руки… Словом, все они, считают, что их образ и есть единственно верный, что Древние были именно такими…
Поначалу это, конечно, кажется диким, абсурдным, но чем больше ты встречаешь самых разных Отклонений, твердо убежденных в единственно своей правильности, тем меньше… Тем меньше тебе это кажется странным, понимаешь? Ты… Ты начинаешь спрашивать себя: а какие у меня есть доказательства моей правильности? Почему я так уверен, что это я создан по образу и подобию? И… И вообще, откуда я знаю, что это — образ и подобие? Ведь в Библии ничего не говорится о том, какие были Древние. Библия не дает определения человека. Определения есть в «Откровениях» Никольсона, а сам он утверждает, что писал через несколько веков после Великой Кары. Так откуда же он, Никольсон, спрашиваю я себя, знал, что он сам создан по образу и подобию Божьему? И… знал ли вообще?!