Страница 3 из 31
В городе перед народом зачитывали царскую грамоту:
«…В пожаре московском повинен Афанасий Нагой. Велел он своим слугам накупить зажигальников и поджечь посад».
— Смерть им! — кричали в толпе.
2 июня думный дьяк Щелканов вышел к духовным чинам еще с одной грамотой. В ней было все то, что доложил царю, вернувшись из Углича, Шуйский: царевич сам закололся в припадке, а братья Нагие народ баламутят, козни против Годунова плетут.
— Царствие небесное почившему Димитрию Иоанновичу, — крестились священники.
— Братья Нагие в измене погрязли, — сказал патриарх Иов, стоявший за Годунова. — А посему кары заслуживают. Да на то есть воля государева. Все в его руке царской.
Государь Федор Иоаннович после долгих уговоров Годунова повелел привезти Нагих в Москву. В столице их доставили прямо на Пытошный двор. Сам правитель пожелал вести дознание.
Напрасно Мария Нагая молила царя простить схваченных братьев. Все было тщетно.
Нагие даже под пыткой кричали, что не виноваты ни в чем. Но Годунов пощады к ним знать не хотел. Семья Нагих была для него помехой. Не миновала злой доли и бывшая царица. Марию насильно постригли в монахини, после чего сослали в далекий Белоозерский монастырь.
Власти отомстили и посадским за бунт. Двести угличан было казнено. Даже колокол, всполошивший народ, был наказан — ему вырвали «язык», обрезали «ухо», сослали в Сибирь.
Самый молодой ратник
Едва утихомирился московский люд после пожара, только начал отстраиваться, как надвинулась новая напасть. У всех одно было на устах: идет с великой ордой на столицу крымский хан Казы-Гирей. Москвичи стали готовиться к отпору. Полки под началом князя Федора Мстиславского выступили к Оке, дабы дать бой татарам на переправах.
…На долгие версты растянулось по дороге русское воинство. Под копытами коней, под ногами пеших ратников клубилась теплая пыль. Лица у всех воинов были тревожные. Каждый думал: воротиться ли домой или придется сложить голову под басурманской саблей?
Поди, один лишь Иван Болотников радовался походу. Самым молодым был он в войске: шестнадцать лет недавно стукнуло. Да, не зря включил его Телятевский в свой отряд. На обучение не хуже других рубил саблей, колол копьем, стрелял из лука и самопала.
Ратному делу учил людей Телятевского бывалый вояка Никита Лютый, а уж того в воинском искусстве превзойти никто не мог. По душе Лютому была смелость Ивана и открытый нрав молодого ратника.
Сейчас Болотников и Лютый ехали рядом. Молчали. Глядя в весеннюю даль, то и дело улыбался Иван, сам того не замечая…
А Лютый, видя улыбку на лице Ивана, думал: «Молодо-зелено! Чему радуешься?.. С татарами биться — не на ученье лозу сечь да не на масленице удаль показывать. В кулачном-то бою с ног свалят, а подняться помогут, напиться подадут. На войне пошатнулся — добьют, упал — растопчут».
От ордынских перебежников князь Мстиславский узнал, что с татарами идет целый улус ногайнов и турки — янычары да пушкари. А всего движется на Москву до ста тысяч всадников.
26 июня, пограбив тульские земли и предав огню все, что было доступно, войско Казы-Гирея высыпало на берег Оки. Оно было столь многочисленным, что казалось, напейся косматые, низкорослые лошадки разом — и реки не станет.
Дворецкий ждал, пока царь Федор закончил молитву. Царь всегда молился долго. Вышел с просветленным лицом.
— Государь, прибыли гонцы от князя Мстиславского. Велишь войти?
Федор Иоаннович глянул растерянно.
— А шурин где? Послать за ним. Гонцы покамест обождут. С чем они прибыли-то, господи? Упаси от дур-пой вести.
Когда уже при Годунове гонцы сообщили, что Казы-Гирей вышел на Оку, царь совсем пал духом.
— Что скажешь, шурин?..
И опять в который раз Годунов почувствовал: в его руках вся власть, от его слова зависит судьба государства. Черная туча нависла над Русью.
— Ежели татары прорвутся… — начал он глухо.
Федор Иоаннович, перекрестившись, замер.
— …да войдут в тыл Мстиславскому…
Царь испуганно посмотрел на Годунова.
— …туго нам придется, государь, — закончил Борис.
— Свят!.. Свят!.. Что делать, шурин?
— Мстиславскому послать указ, чтоб отвел войско к Пахре.
— Истинно речешь. Пускай поближе будет. Так спокойней.
— Верней так, государь. А я, коли мне дозволишь, поспешу ему на помощь с людьми, что наберу, и пушками.
— Останься здесь, — попросил царь. — Вместо себя пошли.
— Некого послать, — не сразу произнес Годунов. — Уж дозволь мне пойти с «гуляй-городом»[1].
«Гуляй-город» Годунова, выйдя за посад, стал между Калужской и Серпуховской дорогами. Князь Мстиславский вначале отступил к селу Коломенскому, а затем перевел войско к Котлам, чтобы находиться поблизости к Годунову.
После того как русское войско повернуло от Оки назад, сведения о татарах поступали самые разные. Необходимо было знать, как движется Казы-Гирей, чтобы правильно выбрать место для битвы. Посланные в разведку дозорные не вернулись. Как в воду канули.
Сейчас, когда воеводы собрались, Мстиславский объявил:
— Ждать больше неможно. И стоять здесь, ни о чем не ведая, — гиблое дело. Дозорных наших поубивали, видать.
— Новых снарядить надобно, — отозвался один из воевод.
— Снарядить-то снарядим, — ответил Мстиславский, — да толку от этого мало. А время идет. Как быть?
— Послать дозорный разъезд, человек в сто пятьдесят или двести, — предложил опытный воевода Хворостинин.
— Верно говорит князь Димитрий, — поддержал Хворостинина Телятевский.
— Быть посему, — согласился Мстиславский. — Чтоб в случае чего прорубиться смогли.
— Даю часть отряда, — сказал Телятевский.
Главный воевода благодарно кивнул.
Свой отряд из военных холопов князь Андрей Андреевич Телятевский содержал справно. Воевать довелось им и с татарами на южных границах, и с поляками, и со шведами под Нарвой.
…Дозорный разъезд из двухсот человек под началом воеводы отправился на Пахру. Большую часть пути прошли рысью. Где-то уже возле самой Пахры головные, среди которых были Лютый и Болотников, заметили всадников. Они мелькнули средь густого ивняка и скрылись.
— Татары! — определил Лютый.
Телятевский разбил отряд на две части. Им надлежало охватить ивняк, дабы поймать крымчаков, как рыбу сетью. Когда кольцо сомкнулось, увидели беспокойно мечущихся всадников на приземистых лошадках.
От ожидания боя по телу Болотникова пробежала дрожь. В любой миг готова была взметнуться рука, сжимающая саблю, и обрушить удар на противника. Но битвы не получилось. Захваченные татары из луков не стреляли, а, сбившись в кучу, стали кидать перед собой оружие.
Неужто сдались? Удивительно и досадно стало Ивану от этой первой встречи с врагом.
— Урус… Не бей!.. — испуганно кричал молодой татарин с редкой щетинкой усов и улыбался заискивающе.
Подъехал Андрей Андреевич Телятевский. Татары поняли: перед ними старший, заорали еще сильнее.
— Где ваше войско? — спросил князь.
Пленники переглядывались, видно, не понимали, чего от них хотят.
— Где хан? — Воевода замахнулся плеткой.
— Ока… Ока… Хан — Ока… — торопливо заговорил татарин.
— На Оке? — переспросил Телятевский.
— Ока… Ока… — загалдели все разом.
Телятевский решил: отправить захваченных крымчаков под охраной в Москву, а дозорному отряду двинуться дальше — проверить сказанное пленными. Но едва русские выбрались из ивняка, как увидели вокруг себя войско. Широкой темной полосой подступало оно со всех сторон.
— Попались в ловушку! — догадался воевода.
Пленные крымчаки выхватили припрятанные ятаганы.
Расчет был прост: вызвать замешательство среди русских, а тем временем подоспеет помощь. Еще не обернулся Иван к пленникам, еще не оторвал глаз от надвигающихся ордынцев, а над ним уже занес ятаган татарин, который только что заискивающе улыбался.
1
«Гуляй-город» — укрепленный обоз. При необходимости такая крепость на колесах прикрывалась брусчатыми щитами с отверстиями для стрельбы из самопалов.