Страница 15 из 31
— Воевода велел сказать… чтоб ты, господин… — Захар никак не мог отдышаться, — шел до него немедля.
— Успеется, — Пашков повернулся к пушкарям. — Зарядили? — Ему хотелось, чтобы из пушек стрельнули при нем. От новых стволов можно было ждать всего. Что с ними станется после первого залпа, никто не ведал. Случалось, разрывались пушки. Поэтому и смотрел сейчас Пашков лично, сколько пороху пушкари кладут да как заряд забивают.
— Пали! — приказал он.
Одна за другой грянули три пушки. Четвертая взорвалась. Пушкари, что были позади, чудом остались живы. Но без крови не обошлось. Отлетевший кусок ствола ударил Захара, который, любопытствуя, тоже подошел к пушке.
— Поделом, — сказал Истома, глянув на несчастного, лежавшего с перебитыми ногами. Повернулся и ушел.
Воевода принял его сразу.
— Садись, — сказал князь и кивнул на скамью. — Ты палил?
— Я. Из четырех пушек одна негожая оказалась.
— И то ладно. У меня к тебе разговор есть, — произнес Шаховской и умолк, что-то обдумывая.
Истома ждал, потом как бы невзначай проговорил:
— Слугу твоего зашибли.
— Как? — оторвался от своих мыслей Шаховской.
— Дурень был, вот и поплатился.
— Захар?.. Толковый слуга. Служил исправно.
— В другой раз нос не сунет, куда не надобно. — Истома шевельнул мохнатыми бровями. — Пушку-то разнесло.
— Ты сам поосторожней будь, — опасливо взглянул Шаховской. — Слуга — черт с ним, а тебя подле сердца держу.
— Спасибо за приязнь. В нашем деле, вишь, пушку не испытать что коня не объездить. Да полно, князь, обо мне говорить. Зачем звал?
— Час настал. Пора, Пашков, идти тебе на Москву.
— На Москву? — удивился Истома. — У нас войско тысяч на десять наберется. Куда против Шуйского? Себе погибель найдем. Подкопить бы силы, князь.
— Десять тысяч. — Шаховской заходил по комнате. — Но войско-то у тебя отборное, дворянское. Да еще казаки, служилые люди[10]. А ежели повернем на Шуйского чернь — мужиков да холопов? Поразмысли, Истома, сколь великая сила будет.
— Нешто смердам с нами по пути, Григорий Петрович? На аркане тащить — надежно ли такое войско?
Шаховской остановился у открытого окна, посмотрел на двор. Конюхи чистили лошадей.
— Зачем на аркане? Подобру пойдут… Эй, Терешка, — крикнул он вдруг, — покажи гнедого!
Гнедой конь с длинной светлой гривой был его любимцем. Когда Терешка повел коня по залитому солнцем двору, чистые бока его так и заиграли искрами.
— Хорош? — улыбнулся воевода и знаком подозвал Истому.
Пашков выглянул в окно:
— Знатный конь. Вот кто первый товарищ в бою. Побольше бы дворян, да на таких конях, тогда б, князь, и самого черта одолели, не то что Шуйского.
— Одолеешь! — весело сказал Шаховской. — Всех одолеешь.
— Ты говоришь, повернем чернь. Разве мужики да холопы заодно с нами пойдут?
— Аркан не понадобится. Царь Димитрий посулил мужикам волю, и до могилы они поверили в него. Будь он трижды убитым, все равно скажут: спасся, жив. Он их надежда. Больше никто. Не бояре же. И не полуцарь Василий. «За Димитрия!» — будет наш клич. На него и слетятся они. На Москву же должно идти врозь: ты поведешь свое войско одной дорогой, мужики другой двинут.
— Кто мужиков поведет?
— Садись. Расскажу. Будет у них свой холопский начальник — Ивашка Болотников…
И Шаховской поведал Истоме о письме, которое доставил гонец от Молчанова. Там сообщалось, что движется к Путивлю отряд во главе с бывшим холопом князя Телятевского Иваном Болотниковым. Что принять-де следует его с почетом, ибо от царского имени назначен он теперь большим воеводой, гетманом. А в отряде у него — девять тысяч. Все казаки да военные холопы — в сражениях искусные…
— Что скажешь, Истома? — закончил вопросом Шаховской.
— Не по душе мне воевода холопский, — насупился Пашков.
— По душе, не по душе, речь не о том. Покамест берем его — сила-то какая! А там видно будет. Ты же со своим войском завтра выступаешь. Пойдешь на Елец. Как захватишь город, скажу, куда дальше идти.
Через несколько дней отряд Болотникова вошел в Путивль.
Князь Шаховской с интересом всматривался в открытое лицо и крепкую фигуру казака.
— Слыхал я, что царь тебя грамотой пожаловал. Покажи.
Прочитав, Шаховской вернул грамоту Болотникову.
— Рад за тебя, Иван Исаич. Коли стал ты большим воеводой, берись и за дела большие.
— Для большого дела надобно войско большое.
«И этот туда же. Где я тебе людей возьму?» — недовольно подумал Шаховской, но заставил себя улыбнуться:
— На то ты и начальник, чтоб людей набрать.
— Наберу, — твердо произнес Иван Исаевич.
Шаховскому понравилось: не просит, значит, привык сам добиваться. Военачальнику сие к лицу. Князь сказал:
— Я бы пособил тебе, но войско ушло с Пашковым.
— Знаю. То дворянское войско. У меня свое будет — из черного люда.
«Из черного, — с удовольствием повторил про себя Шаховской. — Вот, Ивашка, и возись со своей чернью. Ты и сам такой». Вслух же сказал:
— Соберешь войско да на Москву пойдешь — святое дело сотворишь. А кто побьет Шуйского — твое ли войско, дворянское ли, — не столь важно. Главное — изменника с трона согнать.
— Доподлинно, князь, — не столь важно. Может и дворянин быть с черной душой, а черный человек — со светлой.
Шаховской согласно кивнул.
— И знай, государь твоих заслуг не забудет.
— Я, князь, о наградах не помышляю. Вот ежели народ двинется себе волю добывать…
— За истинного царя двинется, — поправил Шаховской.
— Волю-то царь обещал.
«Да ты не лыком шит. Крепкий орешек, — прикидывал в уме Шаховской. — Ничего. Расколем». Спросил:
— Как тебе наш государь Димитрий Иоаннович приглянулся? Хмур был али улыбчив? Грозен, как его родители, али мягок?
Вспомнил Болотников свою встречу в Самборе. Как ответить? Вспомнил бегающие, беспокойные глаза, руку, что дрогнула, когда грамоту протянула.
— Не мне о том судить, каков Димитрий Иоаннович. Государь есть государь.
— Толково говоришь, — усмехнулся Шаховской. — Ну что ж, иди, воевода, к своему войску. Да с походом не медли.
Болотников созвал совет. Когда атаманы и есаулы расселись, заговорил о главном.
— Други и братья, — сказал он, — мы с вами идем на правое дело. Полуцарь Шуйский, что сидит на московском престоле, наш враг. Престол захватил он обманом. Но есть истинный царь — Димитрий Иоаннович. Он дает нам волю. И мы должны помочь ему. У злодея Шуйского силы против нас поболе. А потому надобно подымать весь народ. Я тож, как вам ведомо, познал и холопскую жизнь, и свободу казачью, и рабом на галерах плавал, да не сломился, а пуще прежнего стал ценить волю вольную. Посему говорю, посылайте по городам и селам людей — пусть собирают в наше войско холопов, и мужиков, и бедноту посадскую.
После совета Болотников держал речь перед толпой на городской площади.
— Люди добрые, не видать нам воли, ежели не восстанем против Шуйского да господ, что с ним заедино.
Полуцарь лишь о собственном благе печется и своим боярам угождает. Гнать его с престола!
Затихли все. Дерзкие слова говорил Болотников, да запали они каждому в сердце. И всколыхнулась толпа, загудела, будто лес на ветру.
— Мы с тобой! — закричали. — За волю!
— Веди нас куда хошь!
— Волю добудем али сложим вместе головы!
Потянулся отовсюду народ к Болотникову.
Путивльский воевода князь Шаховской опять призвал к себе Ивана Исаевича.
— Оба мы с тобой враги Шуйского. Одно дело задумали. Говори, гетман, чем помочь?
Понимал Болотников, что с князем надобно держать ухо востро, что Шаховской всякое может задумать, но виду не подал.
— У тебя есть копья, сабли, ружья да порох — вели раздать моим людям.
10
Служилые люди несли государственную службу. Делились на служилых людей «по отечеству» (дворяне), которые занимали привилегированное положение в армии, и служилых «по прибору» (стрельцы, пушкари), набиравшихся из крестьян и посадских людей. Служилые получали денежное и «хлебное» жалованье, освобождались от налогов и повинностей.