Так говорил Песталоцци

– Да, но я пойду на это, потому что не хочу оказаться в клетке с омерзительными личностями.

Мы подъехали. Она не простившись вышла.

На следующий день я улетел из Камеруна и снова отправился туда только через четыре месяца в составе делегации на конгресс.

Глава третья. Конгресс как средство времяпровождения

11. Гретхен и Кафка

В посольстве ничего не изменилось, та же энциклопедия в холле, те же скучающие дипломаты. Лев предусмотрительно отбыл в отпуск. Уехала с мужем и Лиза.

Вечером в день прилета нас собрали на совещание в кабинете посла. Сначала говорил министр, потом посол. После совещания меня подозвал министр:

– Ты ведь оттуда? – он указал пальцем почему-то в потолок, будто я прибыл с того света.

Я решил его не переубеждать:

– Оттуда.

– Если что, действуй по своему усмотрению.

Я согласился. Он продолжал:

– Но люди у меня в делегации проверенные. Лесники.

На следующее утро вся делегация, кроме министра, собралась в номере Дыгаева. Тот достал три бутылки водки. Только разлили спиртное по гостиничным стаканам, как открылась дверь, и на пороге появился сам министр. Все застыли со стаканами в руках.

Министр, седовласый детина ростом под два метра и весом под сто килограммов, взял один стакан, понюхал и громовым голосом прорычал:

– Утром?! Водку?! Стаканами?!

Мы молчали.

– Наливайте.

Ему тут же налили стакан, хотели предложить закуску, малосольный огурец. От огурца он отказался:

– Здоровье не позволяет.

И залпом выпил стакан.

Начались разговоры. В основном о делах министерства. В маленьком номере стало жарко. Я вышел в коридор, спустился в регистратуру.

– Кто проживает в соседнем со мной номере? – спросил я.

– Мадам Алис Шабо, эксперт, Франция.

Я поблагодарил и поднялся в бар; заказал пива и с кружкой в руках направился к столику.

– Рада вас видеть.

Предо мной стояла Алис.

– Вы пьете пиво. Нет, в вас определенно есть что-то от немецкого ювелира.

На ней были пестрая желтая кофточка, длинная красная юбка и черные туфли на каблуках.

– А вы похожи на баварскую Гретхен. Но для того, чтобы вы стали похожи на настоящую Гретхен, вам нужно будет снять перстень из аметиста. Кстати, аметист – это камень людей, склонных к сумасбродным поступкам.

– Я не склонна к сумасбродным поступкам.

– Неправда. Когда вы обратите внимание на то, что вы одеты в цвета немецкого флага, только наоборот: черный цвет должен быть вверху, вы попросите, чтобы я исправил положение.

– То есть я должна вас попросить поставить меня ногами вверх. Вам не кажется, что этого не стоит делать в зале?

– Желания посылаются нам сверху, а человек сам определяет место, где они могут быть выполнены.

– Это опять Лютер?

– Нет, мадам. Это Кафка.

– Разумеется. Лютер вряд ли мог порекомендовать мужчине отвести женщину в свой номер и там поставить вверх ногами. Как вам понравился ваш номер? Я хотела заказать вам сьют с салоном. Надеялась, что вы пригласите меня выпить кофе. Но, увы, ваша сторона сьют не оплатила.

– Но у вас сьют?

– Да.

– Так пригласите меня.

– Это невозможно. Одно дело, когда мужчина приглашает даму к себе в номер и она приходит. Это frivolité aléatoire (случайное легкомыслие). Но когда приглашает дама. Это frivolité préméditée (легкомыслие с заранее обдуманными целями).

– Правила морали не действуют во время войны, мадам. А наши страны находятся в состоянии войны друг с другом, пусть холодной, но войны. Поэтому мой визит к вам можно рассматривать как визит парламентера. Я приду в восемь.

– В девять. И на всякий случай я сниму аметист.

– В восемь. Парламентеры народ очень нетерпеливый.

– В девять. И хочу вас предупредить: я буду одета так, что у вас не найдется повода поставить меня вверх ногами.

– В восемь. Кто приходит рано, тот уходит поздно.

– Это явно не Кафка. Это Лафонтен?

– Увы, нет. Песталоцци.

– Кто?

– Песталоцци. Швейцарский философ времен…

– Ладно. Приходите в восемь.

12. Как брать Бастилию

Я долго стоял перед прилавком в винном отделе, не мог решить, какое покупать вино: белое или красное. Потом купил бутылку красного «Шатонеф-дю-Пап», попросил положить ее в красивый пакет, вернулся в отель, поднялся на седьмой этаж, остановился у двери Алис и стал ждать, когда стоящие в углу коридора старинные стенные часы пробьют восемь. На восьмом ударе я постучал. Мадам открыла дверь.

– Заходите.

Ее номер существенно отличался от моего, в нем было две комнаты: салон и спальня. Салон предназначался для деловых встреч: строгие темно-серые кресла, письменный стол, холодильник, у подоконника столик с кофеваркой и набором стаканов. Кассетный магнитофон на письменном столе, конечно, входил в опись отеля, но разбросанные рядом кассеты: Брассенс, Баррьер, Джонни Холлидей, кассета с Эйфелевой башней «Vive la France» несомненно принадлежали мадам. Горела только маленькая лампочка на столике между креслами.

– В моем возрасте лучше всего принимать мужчин в плохо освещенном помещении, – приветствовала меня Алис. На ней был строгий вечерний костюм, в руках она держала коробку конфет.

Я протянул пакет с бутылкой:

– Дарить француженке вино так же трудно, как дарить индуске слона.

– Но вы должны признать, что бутылка вина стоит дешевле, чем слон. Хотя иная бутылка перетянет стадо слонов.

Она вынула бутылку из пакета:

– Châteauneuf-du-Pape. Domaine Roger Perrin! Вы ясновидец или шпион. Я родилась в Сорге, это на полпути между Авиньоном и Шатонеф-дю-Пап. Я знакома с Роже Перреном. Мой отец хорошо знал тестя нынешнего владельца виноградников.

– Я не ясновидец и не шпион. Я ювелир из Гамбурга. Я подумал, что цвет этого вина, цвет зрелого граната, подойдет к вашему бирюзовому колье.

– Вино в душе, это, конечно, романтично. Но у меня нет бирюзового колье, оно слишком дорого. Более того, я забыла в Париже кольцо с топазом, а этот камень придает женщинам красоту.

– Так говорит энциклопедия камней. Кстати, топаз, кроме всего, камень следователей и тайных агентов.

– У Маты Хари был перстень с топазом?

– Увы, нет. Она предпочитала бриллианты и, как вы знаете, плохо кончила. Вообще вы, французы, к женщинам относитесь плохо. Мату Хари расстреляли. Жанну д'Арк вообще заживо сожгли на костре.

– Но чтобы освободить девицу непримерного поведения по имени Нини По-д’Шьен, мы взяли Бастилию и устроили революцию.

Я повертел кассету «Vive la France», нашел песню Аристида Брюана. «À la Bastille». Когда-то во время московского фестиваля мы пели эту песню. В конце припева мальчишки спрашивали: «Кого мы любим?» Девчонки отвечали: «Нини По-д’Шьен». Мальчишки спрашивали: «Где она?» Девчонки отвечали: «В Бастилии». Потом все кричали: «На Бастилию!» И начиналось взятие Бастилии…

– Давайте выпьем за Бастилию. У каждого в жизни бывает Бастилия, которую он хочет взять.

Я вставил кассету в кассетник. «À la Bastille», – запел Брюан, и я начал ему подпевать:

– À la Bastille on aime bien Nini Peau d'chien. Elle est si bo

Потом выключил магнитофон и, как тогда во время фестиваля, спросил:

– On aime bien, qui ça?

Алис засмеялась:

– Это напоминает мне студенческие годы!

И ответила:

– Nini Peau d'chien.

– Où ça?

– À la Bastille.

И в этот момент погасла единственная лампочка в салоне. Стало темно. Я разозлился:

– Не дали взять Бастилию!

Алис встала с кресла:

– Надо посмотреть, есть ли свет в спальне.

В спальне света не было тоже.

– Ваши спецслужбы нарочно выключили свет? – спросила Алис.

– Конечно. – Я подошел к окну. – Только они перестарались. Свет погас во всем городе.