Страница 89 из 91
— Князь Эуген умирает… Но я думаю, что ты можешь спасти его.
— Я? — удивился Теодор.
— Да, — повторила она убежденно. — Я скажу тебе, как ты можешь помочь, и ты должен это сделать.
Глава XXIX
Теодора зовут на помощь
Спустившись вместе с отцом с верхнего этажа по лестнице — лифты еще не работали, она вошла в свою комнату и заперла дверь.
— Что все это значит? — спросил Рэксоул, слегка заинтригованный, но скорее встревоженный ее чрезвычайной серьезностью.
— Папочка, — начала девушка, — ты очень богат, не так ли?
Она беспокойно и робко улыбнулась. Он не мог припомнить, чтобы видел у нее когда-нибудь прежде такое выражение лица, и хотел было шутливо ответить, но сдержался.
— Да, — сказал он, — я богат. Ты должна была бы уже знать это.
— Как скоро ты можешь превратить в наличные миллион фунтов?
— Миллион — чего? — вскричал он. Даже его поразило ее спокойное отношение к столь гигантской сумме. — К чему ты клонишь?
— Миллион фунтов, я сказала. Это, так сказать, пять миллионов долларов. За какое время ты сможешь собрать столько?
— Это займет примерно месяц, — ответил он, — если я буду делать это достаточно аккуратно. Я должен буду высвобождать их постепенно, не пугая Уолл-стрит и прочие места. Но для этого потребуются некоторые уловки.
— Бесполезно! — воскликнула она. — А ты не сможешь сделать это быстрее, если напрячься?
— Если я напрягусь, то смогу устроить это в течение недели, но потеряю на этом деле.
— А не можешь ли ты, — настаивала она, — не можешь ли ты прямо сегодня утром взять и как-нибудь добыть миллион, если речь идет о жизни и смерти?
Он поколебался.
— Послушай, Нелла, — .сказал он, — что у тебя на уме?
— Только ответь на мой вопрос, папочка, и попробуй не считать меня совершенным лунатиком.
— Я предполагаю, что даже здесь, в Лондоне, смогу достать миллион нынче же утром. Но это будет стоить мне хорошеньких денег. Это может стоить мне тысяч пятьдесят фунтов и вызвать чертовское недоразумение в Нью-Йорке, что-то вроде большого всеобщего резкого падения цен на мои акции.
— А разве в Нью-Йорке что-нибудь об этом узнают?
— Узнают ли об этом что-нибудь в Нью-Йорке? — повторил он. — Моя девочка, когда кто-нибудь берет взаймы миллион соверенов, об этом знает весь мир. Ты рассчитываешь, что я могу прийти к управляющему Английским банком и сказать: «Послушайте, ссудите Теодору Рэксоулу миллион на несколько недель».
— Но ты все-таки можешь достать его? — спросила она опять.
— Если в Лондоне найдется миллион, я думаю, что смогу получить его, — ответил он.
— Ну, папочка, — она обняла его за шею, — пойди, пожалуйста, и достань его. Понимаешь? Это для меня. Я никогда прежде не просила тебя о чем-нибудь по-настоящему серьезном. Но теперь прошу. Мне это нужно позарез.
Он посмотрел на нее.
— Я присуждаю тебе награду, — сказал он наконец. — Ты ее заслуживаешь за колоссальное и непоколебимое хладнокровие. А теперь ты должна мне сказать, что на самом деле скрывается за всей этой болтовней. Что случилось?
— Это нужно князю Эугену, — начала она, запинаясь, после некоторого колебания. — Он погибнет, если не сможет достать миллион, чтобы заплатить свои долги. Он смертельно влюблен в одну принцессу и из-за долгов не может на ней жениться. Не разрешают ее родители. Он должен был получить деньги у Самсона Леви, но встретился с ним слишком поздно… из-за Жюля.
— Я знаю об этом, и, возможно, побольше тебя. Но я не понимаю, какое отношение все это имеет к тебе или ко мне.
— Дело вот в чем, папочка, — продолжала Нелла. — Он в такой меланхолии, что попытался совершить самоубийство… Да, настоящее самоубийство. Прошлой ночью он принял опий. Яд его сразу не убил, но сейчас он очень слаб и говорит, что собирается умереть. И я вправду уверена, что он умрет. Если ты сможешь достать для него этот миллион, то спасешь его жизнь.
Любая из перечисленных Неллой новостей была для Рэксоула неожиданностью, решительно приводящей в замешательство, но он довольно хорошо скрыл свои чувства.
— У меня нет ни малейшего желания спасать его жизнь, Нелла. Не скажу, чтобы я слишком уважал твоего князя Эугена. Я сделал что мог для него, но только затем, чтобы досмотреть игру до конца, и потому, что терпеть не могу заговоры и тайные убийства. А если он хочет убить себя — это совершенно другое дело. Я могу только сказать: позвольте ему это сделать. Кто виноват в том, что он оказался в долгах, которые тянут на миллион фунтов? Он должен благодарить за это только самого себя и свои собственные привычки. Полагаю, если случится так, что он покончит с собой, то позенский трон перейдет к князю Эриберту. И это будет хорошо! Эриберт стоит двадцати таких племянников.
— В том-то все и дело, папочка, — сказала она нетерпеливо, — я хочу, чтобы ты спас князя Эугена как раз потому, что Эриберт — князь Эриберт — не желает занимать этот трон. Он, напротив, предпочел бы вообще никогда его не видеть.
— Он предпочел бы вообще никогда его не видеть? Не говори бессмыслицы. Если он честен перед собой, то должен признать, что будет сердечно рад занять трон. Троны у них, так сказать, в крови.
— Ты ошибаешься, отец. А причина вот в чем: если князь Эриберт займет позенский трон, он будет вынужден жениться на принцессе.
— Отлично! Князья должны жениться на принцессах.
— Но он не хочет этого. Он хочет отказаться от всех монархических прав и жить как обыкновенный человек. Он хочет жениться на женщине, которая вовсе не принцесса.
— Она богата?
— Ее отец богат, — сказала девушка. — Ой, папочка! Как ты не можешь понять? Он… он любит меня.
Ее головка склонилась на плечо Теодора, и она заплакала.
Миллионер присвистнул.
— Нелла! — вымолвил он наконец. — А ты? А ты к нему как?..
— Папочка, — ответила она, — ты ужасно глупый. Ты можешь представить, чтобы я так тревожилась, как сейчас, если бы я не…
Она улыбнулась сквозь слезы. По тону отца она поняла, что одержала победу.
— Весьма странный оборот дела, — заметил Теодор. — Ну хорошо, если ты думаешь, что от этого будет какая-нибудь польза, тебе лучше спуститься вниз и сказать своему князю Эугену, что он может получить этот миллион, если он ему действительно нужен. Я думаю, что у него будет достаточно гарантий, иначе Самсон Леви не имел бы с ним дела.
— Спасибо, папочка. Не ходи со мной, я лучше устрою это сама.
Она сделала ему легкий реверанс и исчезла. Рэксоул, у которого был талант, столь необходимый миллионерам, объединять несколько дел разом, большие с маленькими, вышел, чтобы отдать приказы о завтраке и вознаграждении для его помощника по предыдущей ночи, мистера Джорджа Хазелла. Затем он послал приглашение мистеру Феликсу Вавилону, попросив этого джентльмена позавтракать с ним. После того как он поведал Вавилону историю пленения Жюля, они долго обсуждали некоторые важные моменты управления отелем, и в особенности охрану винных погребов. Затем Рэксоул надел шляпу, вышел на Стренд, взял экипаж и двинулся в Сити. Порядок и природа его действий в тех краях слишком сложны для непосвященных, чтобы их здесь описывать.
Вернувшись в королевскую спальню, Нелла застала там и доктора, и великого специалиста, которые опять пришли проведать больного. Когда она вошла, эти два врачевателя только что отошли от постели своего пациента и тихо беседовали возле окна.
— Курьезный случай! — сказал специалист.
— Да. Разумеется… Так сказать, невротический темперамент, который погрузился в глубочайшее беспокойство. С одной стороны, крепкая натура, с другой — меланхолия, которые борются друг с другом, так что нет ничего странного, что результат этой борьбы кажется курьезным. А как, по-вашему, сэр Чарльз, есть какая-нибудь надежда?
— Если бы я впервые увидел его, когда он пришел в сознание, я сказал бы, что надежда есть. По всем правилам игры он должен был оправиться от удара по организму с отменной легкостью. Но когда я уходил отсюда прошлой ночью или, точнее, сегодняшним утром, то, говоря откровенно, не ожидал еще раз увидеть князя Эугена живым… не говоря уж о сознании и способности говорить. И я сейчас не думаю, что он оправится. Кажется, он сам не хочет этого. И более того, я думаю, что он до сих пор находится под влиянием мании самоубийства. Если бы у него была бритва, он перерезал бы себе горло. Вы должны присматривать за ним. Сделайте впрыскивание, если необходимо. Я приду еще раз после полудня. Мне сейчас надо ехать во дворец Сент-Джеймс.