Страница 20 из 54
Вот раздался долгожданный звонок и Кузьма, с довольной улыбкой, прекратил работу. Отойдя от чадящего маслом станка, он тут же обменявшись с Макаром взглядами, бросился занимать места в столовой. Их зазевавшимся нередко не хватало вовсе. Приходилось есть стоя или ожидать, пока не поест кто-то из более расторопных товарищей.
На этот раз повезло. Сев за полупустой, но быстро заполняющийся спешащими рабочими длинный стол, они с другом принялись за еду. Привычный за столом разговор на этот раз был оживленней обычного. Обсуждались недавние непонятные события: метания гвардии и войск по столицам, оцепленный солдатами Зимний Дворец.
- Што делается, братцы! Убили! - потрясая газетой, ворвался в столовую заснеженный, только с улицы, рабочий. По заводу с утра ходили неясные слухи, что царя то ли убили, то ли подменили, а власть захватил бог весть кто. Тут версии были самые разные.
- Давай, рассказывай! Что случилось? - послышались любопытные возгласы. - Не томи!
- Сейчас, - ворвавшийся в столовую запыхавшийся мужик вскочил на лавку и шагнул на стол, опрокинув чью-то миску. На него зашикали и потянули за пальто со стола, но как-то неуверенно, любопытство пересиливало.
Дождавшись пока рабочие притихнут, тот с важным видом принялся читать газету. Время от времени чтение прерывали возмущенные крики работяг.
- Макар, а ты как-никак поляк, - вдруг обратился к разом подавившемуся куском хлеба и сошедшему с лица Кузину другану вихрастый. - Точно, точно, - кивнул он сам себе, будто вспоминая, - фамилия у тебя польская, Микульский! Поляк, братцы!- привлекая внимание, заорал он, громко стуча ложкой по дну своей пустой тарелки. - Поляк!
За столами пошло шевеление. Бросались на столы ложки, скрипели отодвигаемые скамьи. Народ двинулся на шум и очень скоро вокруг Макара и Кузьмы начала смыкаться раззадоренная толпа рабочих.
- Да вы чего ребята? Я ж свой! Я ж Польши той и не помню вовсе! Кузя скажи!- беспомощно кричал Макар, умоляюще смотря по сторонам в поисках поддержки. Еще недавно обедавшие с ним за одним столом рабочие отворачивались. А подошедший народ из других цехов ничего и слушать не желал. Звериный инстинкт толпы делал своё дело, заведенная криками товарищей и недавними новостями, толпа хотела крови. Оставалось нажать на спусковой крючок.
- Бей его братцы! Бей ляха! - выкрикнул кто-то из задних рядом, толпа качнулась вперед, и на Макара обрушился град ударов.
- Не трожь, его не трожь! - крикнул Кузьма, бросаясь на защиту товарища.
- И тебе на, - залепил ему в ухо неожиданно выскочивший из толпы вихрастый. - Польский выкормыш! Бей их, бей!
Получив крепкий удар в скулу, Кузьма пошатнулся, но не упал. Встав спиной к спине с Макаром, он поднял кулаки, вспоминая всё беспокойное крестьянское детство и его традиционную забаву 'стенка на стенку'. Он понимал, что им не выстоять, что если не произойдет чуда, их с Макаром сметут, изобьют до смерти, затопчут ногами в кровавое месиво. Но чудо случилось.
- Что происходит!? Прекратить беспорядки! - раздался грозный окрик выбежавшего на шум фабричного инженера.
- Царевича убили!
- Измена!
- Мятеж! - слышалось из толпы.
- Молчать!!! - взорвался криком напрягая связки побагровевший инженер. - Напали там на кого, или нет - не наше дело! С тем жандармерия и армия разберется. Наше дело им металл ковать! А ну марш все на работу!
Рабочие медленно и неохотно потянулись из столовой. Вслед за ними, вытирая разбитые в кровь губы и поднимая товарища, поплелся и Кузьма.
'Как же так? Разве же так можно?' - думал он. 'Что же они не видят что Макар свой. Пусть поляк, но ведь свой, русский поляк....'
Уже вторые сутки стоявший в оцеплении Зимнего дворца Богдан совсем устал. Ноющие ноги как будто налились свинцом, а руки окончательно задубели на холодном весеннем ветру. Ещё утром доев последние сухари, он до рези в животе оголодал и стоял из последних сил. Немного помогала лишь незатейливая солдатская хитрость, незаметно переносить вес тела с одной ноги на другую, давая ногам хоть какой-то отдых.
Погруженный в свои невеселые мысли, сосредоточенно борющийся с усталостью и голодом, солдат не замечал ничего вокруг. Раздавшийся за спиной веселый голос, стал для него полной неожиданностью.
- Налетай, служивые, - громко прокричал впечатляющих пропорций человек в поварском колпаке подходя к солдатам. За ним, натужно кряхтя, почти бегом несли от дворца огромные котлы разносчики. Запахи, раздававшиеся от открываемых котлов, не могли оставить равнодушным ни одного солдата. Рот Богдана тут же наполнился слюной.
- Первая рота приготовиться к приему пищи! - скомандовал, подскакавший к зашелестевшему строю, майор. - Капитан, почему беспорядок в строю?! - нервно отреагировал он на легкое шевеление возбужденных солдат.
Причины нервозности и раздражения майора были более чем прозрачны. Смоленский полк, а вместе с ним и он сам, были сейчас на виду, больше чем на любом из парадов. Пехотный майор из обедневших дворян, кормившийся с одной только службы, как никогда ясно понимал - сейчас решается его дальнейшая карьера. Ещё никогда он не был так близок к государю, никогда не имел возможность встретить его в любую секунду. И постоянный страх ударить в грязь лицом перед высоким начальством совершенно вымотал его.
- Держать равнение! - рявкнул на солдат, не менее уставший и раздраженный, капитан. - Прапорщик Перепелов! Вам два раза повторять надо? Приступайте к получению довольствия!
Солдаты, под ободряющие крики командиров, быстро выстроились в длинные очереди к котлам, по мановению ока приготовив миски и ложки.
- Принимай служивый, - улыбаясь, перевернул черпак в протянутую миску румяный поваренок. - Черепаховый суп аж с царского стола! Будет что в старости внукам рассказать, - раздуваясь от гордости, не уставал повторять солдатам поваренок.
Наблюдающий за получением довольствия, немного нервной походкой прохаживающийся за спинами поваров, полковник Шульман хмурил брови. Он, не ожидавший такой скорой реакции на свое осторожное замечание императору, что солдаты голодны и устали, осматривал взявшееся из дворцовых недр изобилие и только качал головой. Не оставалось ни малейших сомнений - его полку оказана огромная честь. Столоваться в Зимнем Дворце доселе не приходилось никому. Вот только один вопрос все не давал старому служаке покоя. Быть может дела императора совсем плохи? Настолько плохи, что он уже не жалеет черепахового супа своим солдатам?
- Что-то уж больно наш полковник невесел, - заметил один из солдат.
- Слушай, Богдан, - тут же перебил его другой, - ты ж баил что с Полесья? С поляками рядом жил? Правда такие нехристи, как в народе говорят? - обратился к уплетающему суп сослуживцу Иван.
- Да какой там, рядом! - отмахнулся, едва не подавившийся супом полещук*. - В деревеньку нашу паны почитай и не заглядывали вовсе. Бог миловал! Только скажу я вам, уж больно важны да ганарливы паны. У самих за душой и полушки нет, а все каждый норовит себя князем выставить. Да и в деревнях своих всякие непотребства творят. Последнюю шкуру с православного люда дерут. Хуже их трудно хозяев сыскать, - уверенно закончил Богдан.
- Ну-ну, - недоверчиво буркнул старый солдат, сидящий напротив. - Ты говори да не заговаривайся. Хуже жидов ляхи никак быть не могут.
- А вот и могут! Ещё как могут! - начал спорить задетый неверием Богдан. - Слыхал бы ты, какая про них молва идет. А жиды что? Больше одной шкуры не снимут. Ляхи же все норовят вторую спустить!
- Брешешь как сивый мерин! - возразил ему солдат.
- Я те сейчас покажу, кто из нас брешет! ! - разговор перешел на повышенные тона.
- А ну прекратить! - раздался резкий, срывающийся от злости на фальцет, крик подбежавшего полковника Шульмана.
Бурча под нос, в густые усы, солдаты нехотя разошлись. Последними из импровизированной столовой, под бдительным взглядом полковника, выходили Богдан со спорившим с ним солдатом. Поравнявшись с Шульманом, Богдан невольно скосил на того глаза. Красное, лоснящееся от пота даже на морозе лицо полковника, с выпученными от злости глазами, напоминало свиную морду.