Страница 3 из 28
Подождав, пока коллеги нахлебаются борща и дёрнутся к «телеге», а Гудин начнёт свои длительные упражнения с ножом и вилкой, Платон тоже подошёл к «развалу», взяв совсем немного из повышающих аппетит остреньких деликатесов, сразу положив в большую тарелку и немного расконсервированных заморских фруктов.
– «Ты чего так мало взял?!» – возмутилась пустой трате своих денег обжора.
– «Так я ж сегодня обедал!» – объяснил начальнице очевидное Платон, с укоризной слегка кивая головой на её дневную непредусмотрительность.
Вскоре пиво возымело своё действо и старого Ивана повело.
Благодарный за очередную вкусную дармовщинку, он стал изливать душу начальнице. Слегка заплетающимся за пластмассовые зубы языком, он, как истинный мещанин во дворянстве, как бывший врач, выдал очередной перл, пытаясь найти с её стороны взаимопонимание:
– «Надьк! А помнишь, как мы в «Пилзнере» «Бехтеревку» попивали?!».
И нашёл! Та тоже видно позабыла, или и не знала вовсе, что так им полюбившаяся всемирно известная настойка из трав называлась «Бехеровка».
В общем, вечер прошёл в спокойной, тёплой обстановке.
Но от своих пусто звеневших на выходе коллег Платон, давно навострив лыжи домой, просто ускользнул.
И все три выходных и праздничных дня скольжение его лыж было отличным. Платон дважды повторил лучшее время в сезоне, несмотря на не лучшую физическую форму. Он мог бы и побить эти рекорды, но что-то не бежалось. Какая-то непонятная лёгкая слабость охватила в эти дни его тело. К тому же он боялся упасть на местами скользкой лыжне. Ведь лыжи иногда неожиданно съезжали параллельно лыжне в обе стороны.
А 8 марта стало не только празднично, но и, как по заказу, солнечно!
Платон накануне по наводке сына купил жене букет голландских тюльпанов: по три цветка алого, жёлтого и белого с прожилками цвета.
Не ранним утром Ксения встретила невозмутимо бреющегося мужа прозорливым вопросом:
– «А ты, что? Не будешь меня сегодня поздравлять?».
– «А ты разве признаёшь этот праздник? Я-то подумал, что, как и 23 февраля, ты тоже теперь его не признаёшь, считаешь, что он теперь тоже лицемерный!?» – сделал Платон нарочно удивлённое лицо.
– «Да нет!.. Ну, я так и знала!».
– «Ну, тогда поздравляю тебя!».
Праздничное утро продолжилось звонком Насти. В этот день трубку первой сняла естественно Ксения. Пока Платон завтракал, то невольно слышал разговор женщин. Поздравив Ксению, Настя опять принялась доказывать ей, что этот праздник установили проститутки, а его дата специально выбрана евреями. Так что православным его отмечать нельзя ни в коем случае. Ксения пыталась ей объяснить, что несмотря даже может на это, праздник давно признан таким, какой есть, и она этот день всегда отмечает.
Уже в шутку она, непонятно что подразумевая, добавила:
– «Даже у всех советских и российских мужчин давно выработался условный рефлекс на этот праздник!».
Платон тоже внёс свою посильную лепту в женский день и в женский спор:
– «Передай Насте привет от Клары Цеткиной!».
Ксения передала, и обе женщины на обоих концах провода закончили разговор смехом.
Уже одеваясь, Платон вспомнил, что этажом ниже живёт семья попа.
Не хватает мне ещё их в лифте теперь встретить и нечаянно поздравить с праздником! – невольно подумал он.
Но, как известно, мысли часто материализуются.
И какого же было удивление Платона, когда, действительно, на следующем этаже в лифт вошли поп и попадья.
В результате замешательства – Платона опять подвела обратная связь – пересмешник, обращаясь к женщине, нечаянно выпалил:
– «С праздником!».
– «Та-а-ак!» – недружелюбно протянул почти сорокалетний батюшка Александр, в миру Алексей Демьянович Круглик.
Попадья же, Наталья Викторовна Самойлова, чуть смущённо заулыбалась от удовольствия, но на поздравление никак не прореагировала, будто не слыша, сразу, шельма, переведя разговор на другую тему.
И поповское семейство в две тренированные глотки атаковало опростоволосившегося:
– «О! Лыжи!? А биодобавки, что? Уже не помогают?!» – по привычке первым начал издеваться над чужими прихожанами поп, видимо вспомнив давнее, почти десятилетней давности, увлечение Платона «Гербалайфом».
Пока Платон удивлённо молчал, не зная, что и ответить мракобесу, слово без спросу взяла попадья:
– «А как там Кеша? Ему сейчас восемнадцать?».
– «Нормально! Учится, работает…».
– «А со своей девушкой встречается?» – бесцеремонно перебил ответ Платона скрытый эротоман-завистник.
– «Да, так, как-то, непонятно. Они ведь оба учатся и работают!».
– «А-а! Поматросил и бросил!» – обрадовался поп, что не только у него есть семейно-жизненные проблемы.
– «Да, нет! Дружат! Только спокойнее! Да и времени у них свободного почти нет! Ведь повзрослели дети, стали серьёзней, и теперь ответственней относятся к жизни, зная, что не будет им манны небесной, да и подаяний на иномарку тоже!» – разъяснил дурачку Платон, переходя в убийственную контратаку.
Пока поп открывал рот, пытаясь быстро придумать и выпустить в свет очередную ересь, Платон продолжил ответ попадье:
– «А ему сейчас девятнадцать с половиной!».
– «Значит, в армию пойдёт!» – обрадовался спасительной находке поп.
– «Пойдёт! И с удовольствием! Но только после окончания института!» – снова ошарашил и расстроил того Платон.
Поп, как вещь в себе, как истина в последней инстанции, видимо привык поучать всех подряд. Но годящийся ему по возрасту в отцы Платон не мог с этим мириться, и окончательно перехватил инициативу, продолжив:
И вообще! Вы же учились в школе? Так там, если Вы ещё не совсем забыли, прежде чем открыть рот, ученики руку поднимают, спрашивают разрешение у учителя!».
И после этого аргумента у попа неожиданно кончились его, красноречие пропало, и он на глазах завял. Побитые, они с попадьёй первыми вышли из лифта и направились на выход.
– «Как пахнет мимозами!» – разочарованно и завистливо молвила попонка, обращаясь к мужу, демонстративно не поздравив вахтёршу с женским праздником, и не давая той возможность повторить Платоновскую ошибку.
– «С праздником Вас! Здоровья и ещё раз здоровья!» – за всех отметился Платон.
Дураки всё же эти верующие! Особенно наш попик со своей попонкой! Одно время она не разговаривала со мной, даже не здоровалась! А сегодня – решила меня как-то уесть за поздравления! А сам попик? Ну, не дурачок ли он? Одно время он за глаза корил Кешу за сожительство с Кирой, называя их страстную и чистую юношескую любовь простым прелюбодеянием! Это его уже умершая вдова-тёща одно время строила мне, женатому, глазки, явно пытаясь кадриться, и затащить меня в свою постель! А сам засранец ещё учит старших, как им жить?! Вот их Бог всех и наказал! Как говориться, «бодливой корове Бог рогов не дал»! И похотливую их мать он прибрал к себе на небеса.
И беременность Натальи чудесным образом не завершил, не дав бесноватым обзавестись наследником-попёнком! Теперь вот и завидуют молодым и здоровым, не отягощенным лицемерием и ханжеством. А следующий раз надо будет спросить попа: а почём нынче опиум для народа, если на деньги прихожан Вы на дорогой иномарке ездите?! Хоть и зло я о них думаю, но справедливо! Достали они уже меня! А ведь яйца курицу не учат…, особенно перепелиные! – сам с собою рассуждал возмущённый по пути на автобусную остановку.
После солнечной, но всё ещё скоростной лыжни Платон оповестил домашних о встрече с поповым семейством, чем вызвал крайнее возмущение жены, и особенно сына:
– «Да я этого попа сожгу когда-нибудь! Это из-за него у нас с Кирой разладилось! Он, гад, сглазил…, вернее наколдовал!».
Платон успокоил Кешу, довольно переглянувшись с женой:
– «Да, он сам теперь напросился на перо!» – заключил писатель.