Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 86



Он уже смыл мыло с кисточки. Теперь он принялся осторожно водить кисточкой по срамным губкам. Поначалу она только еще сильнее сжимала ноги. Головы мужчин опустились ниже. Ощущая членом ступню Бижу, Баск старательно обмахивал кисточкой губки и кончик клитора. Мужчины заметили, что она больше не в состоянии сжимать ягодицы и промежность и что под прикосновениями кисточки ягодицы и срамные губки чуть-чуть приоткрываются. Видно было каждое самое незначительное движение, потому что все волосы были сбриты. Губки разлиплись, и стал виден более светлый оттенок внутренней части ее лона, а она открывалась все шире и шире. Живот Бижу двигался в такт с лоном, поднимаясь и опадая. Баск еще сильнее навалился на ее извивающиеся ноги.

— Хватит, — умоляла она, — хватит.

Они видели, как из нее сочится влага. Это зрелище заставило Баска остановиться, так что она не испытала оргазма, а приберегла его на потом, когда гости ушли и они остались вдвоем.

Бижу придавала большое значение различию между своей работой в борделе и тем, чтобы жить вместе с художником и быть его натурщицей. Баск, напротив, принимал лишь одно отличие, и заключалось оно в том, что бесплатно спать с ней мог только он. Однако он обожал выставлять Бижу на обозрение и позволять дружкам наслаждаться ее видом. Он вынуждал их помогать ей, когда она принимала ванну. Им нравилось смотреть, как ее груди плавают в воде, смотреть, как живот приводит воду в движение, и наблюдать за ней, когда она поднималась, чтобы сполоснуть себя между ног. Любили они также и вытирать ее влажное тело. Но если кто-нибудь пытался сблизиться с Бижу без его ведома или переспать с ней, он приходил в такой гнев, что становился опасен.

В отместку за подобные сцены Бижу чувствовала, что имеет право уйти, когда ей захочется. Баск все время ее возбуждал, однако удовлетворял отнюдь не всегда. К тому времени она начала ему изменять, но так скромно, что он никогда ее в этом не уличал. Бижу находила любовников в «Ла Гранд Шомьер», где она подрабатывала натурщицей. Зимой она раздевалась не так торопливо и смущенно, как это делали другие натурщицы. Она превратила раздевание в искусство.

Сначала она распускала свои длинные волосы и встряхивала ими как гривой. Потом медленными и ласкающими движениями расстегивала пальто. Она трогала себя не отстраненно, но так, будто в точности хотела определить состояние своего тела и испытывала к нему благодарность за красоту. Ее прочное черное платье, настолько узкое, что приклеивалось к телу, было сплошь в неожиданных застежках. Одним движением можно было заставить его соскользнуть с плеч на груди, но не ниже. После чего Бижу принималась рассматривать в карманное зеркальце свои ресницы. Затем она расстегивала молнию, отчего становились видны ребра в том месте, где начинались груди, и свод живота. Все студенты наблюдали за ней из-за своих мольбертов. Даже женщины, и те следили за ее цветущим телом, возникающим из-под платья. Всех поражала безупречность кожи, нежные линии и упругие мускулы. Разминая мышцы, она встряхивалась, как кошка перед прыжком. Эта дрожь, проходившая по всему телу Бижу, казалось, спровоцирована кем-то, кто яростно схватил ее за груди. В конце концов она бралась за подол платья и медленно поднимала его через голову. Достигая плеч, оно всегда замирало на какое-то мгновение, быть может, потому что запутывалось в длинных волосах. Никто не приходил ей на помощь. Все цепенели. Ее появляющееся на свет тело, когда она вот так, совершенно нагая и чисто выбритая, стояла, широко расставив ноги, чтобы не потерять равновесие, поражало их всех своей чувственностью, ощущаемой в каждом изгибе, и женственной пышностью. Широкие черные подвязки подтягивали. Она ходила в черных чулках, а если шел дождь, надевала высокие кожаные сапоги, мужские сапоги. Пока она стаскивала сапоги, всякий, кто приближался к ней, мог ей в этом посодействовать. Студенты испытывали непередаваемый восторг. Иногда кто-нибудь из них подходил, делая вид, будто хочет помочь, но когда он оказывался рядом, она лягала его, потому что догадывалась об истинных целях проказника. Она продолжала сражаться с платьем, выбираясь из него, и при этом движения у нее были такими, как будто она во всю занимается любовью. Наконец, когда все уже успевали вдоволь на нее наглядеться, она высвобождалась. Высвобождались ее большие груди и длинные волосы. Иногда ее просили оставаться в сапогах, в этих тяжелых сапогах, в которых все тело ее смотрелось, как цветок цвета слоновой кости, выраставший прямо из них. Тогда ее хотел весь класс.

Студенты вспоминали о том, что они художники, а Бижу превращалась в натурщицу только тогда, когда она поднималась на помост. Если взгляд ее падал на кого-то, кто ей нравился, она продолжала за ним наблюдать. Это было единственное время, когда она могла о чем-нибудь договориться, потому что по вечерам за ней приходил Баск. Студент знал, что означает ее взгляд: что она хочет сходить с ним в ближайшее кафе и пропустить по рюмочке. Опытные знали, что в этом кафе есть два этажа и что по вечерам верхний этаж отдается картежникам. Знали об этом лишь влюбленные парочки. Студент и Бижу шли туда, поднимались по лесенке с табличкой, на которой было написано «lavabos»[31], и вскоре оказывались в полутемном помещении с зеркалами, столами и стульями.

Бижу заказывала у официанта что-нибудь выпить и укладывалась на кожаный диван. Юный студент, на которого пришелся ее выбор, дрожал. От ее тела исходило еще неведомое ему тепло. Он набрасывался на ее рот и заставлял открыть его и отвечать на поцелуи языком, потому что кожа у него была гладкая, а зубы — красивые. Они лежали на диване, и студент трогал все тело Бижу, куда только мог дотянуться, одновременно испытывая постоянный страх услышать:

— Перестань, по лестнице могут подняться.

Они могли видеть самих себя в зеркале, ее растрепавшиеся волосы и приведенную в беспорядок одежду. Студент действовал проворно и смело. Он забирался под стол и задирал подол юбки, вынуждая Бижу говорить:

— Перестань, по лестнице могут подняться.



— Черт с ними, меня они не увидят, — отвечал он.

Он был прав, никто бы не смог заметить его под столом. Она же наклонялась вперед и подпирала голову руками, словно сидела и мечтала, тогда как молодой человек стоял на коленях и зарывался лицом ей под юбку.

Она целиком и полностью отдавалась его поцелуям и ласкам. Там, где до этого побывала кисточка Баска, теперь она ощущала язык юноши. Переполненная желанием, она наваливалась на стол. Внезапно они слышали шаги, юноша поднимался и садился рядом с Бижу. Чтобы хоть как-то скрыть свое возбуждение, он целовал ее. Официант замечал это и, расставив напитки, спешил удалиться. Теперь уже ее руки шарили у него под одеждой. Он целовал ее с такой страстью, что она падала на скамейку, а он — на нее. Он нашептывал ей:

— Пойдем ко мне домой, я живу совсем рядом.

— Не могу, — отвечала она. — Скоро за мной придет Баск.

Потом они клали руки друг друга в те места, где те возбуждали их сильнее всего. Прикладываясь к рюмкам и делая вид, будто просто беседуют, они ласкали друг друга. В зеркале было видно, когда они вот-вот кончат, рыдая, с искаженными лицами, дрожащими губами и трепещущими ресницами. По их лицам можно было узнать о движениях их рук. Иногда юноша производил впечатление раненого, который ловит ртом воздух. Пока они ласкали друг друга, наверх поднималась еще одна пара, и им снова приходилось напускать на себя романтичный вид и ограничиваться поцелуями.

Юноша, который не мог скрыть свое состояние, шел приходить в себя в другое место. Бижу, содрогаясь от возбуждения, возвращалась в класс. Когда за ней заходил Баск, она уже успевала успокоиться.

Бижу прослышала об одном предсказателе и посетила его. Он был большой и черный. Родом он был из Западной Африки. Все женщины ее квартала ходили к нему на сеансы, так что приемная была переполнена народом. Бижу увидела перед собой ширму из китайского шелка, большую и черную, с золотой вышивкой. Из-за ширмы вышел предсказатель. Если не принимать во внимание его одежды, совершенно обычной, он был похож на колдуна. Он долго смотрел на Бижу своими сверкающими глазами, а потом исчез за ширмой с женщиной, стоявшей в очереди перед ней. Сеанс продолжался полчаса. Потом колдун отодвинул ширму и любезно проводил женщину до дверей.

31

Уборные (фр.).