Страница 49 из 86
Когда они на мгновение оставались сидеть вдвоем за столиком в кафе, их устремленные друг на друга взгляды выражали узнавание. В отсутствии Мигуэля Доналд переставал быть женщиной. Он приосанивался, смотрел ей прямо в глаза и говорил о том, какую поведет насыщенную и захватывающую жизнь, и что Мигуэль отнюдь не тот отец, который ему нужен — Мигуэль слишком юн для этого, такой же ребенок, как и он сам. Мигуэль мог бы найти для них рай, пляж, на котором они день и ночь без помех занимались бы любовью, рай ласк и обожания. Он же искал нечто другое. Ему хотелось испытать любовь, которая была бы адом, где нашлось бы место страданиям и сопротивлению. Он хотел быть Дон-Кихотом, который низвергает чудовищ и побеждает врагов.
Когда он заводил речь о Мигуэле, на лице его возникало то же выражение, которое появляется на лице женщины, соблазнившей мужчину, выражение тщеславного удовлетворения. Торжествующая, неуправляемая душа радуется своей силе.
Всякий раз, когда Мигуэль оставлял их на мгновение одних, они чувствовали возникающую между ними очень прочную связь, злой женский заговор, цель которого — соблазнить Мигуэля и принести его в жертву.
С дьявольскими искорками в глазах Доналд говорил ей:
— Беседа — это своего рода совокупление. Мы оба путешествуем по головокружительному миру эротики. Через тебя я познаю красоту, потому что твоя улыбка, как колдовской напиток.
Мигуэль возвращался к ним. Почему ему все не сиделось? Он уходил купить сигарет, возвращался и снова уходил за чем-нибудь еще. Каждый раз возвращаясь назад, он видел, что Доналд снова преображается в привлекательную женщину. Элена видела, что они ласкают друг друга взглядами и трутся под столом коленями.
Между ними была такая сильная любовь, что она чувствовала себя втянутой в нее. Она видела, как женственное тело Доналда открывается, как подобно цветку распускается его лицо с помутневшим от жажды взором и влажными губами. Когда она оказывалась свидетельницей чувств, в другое время скрытых, у нее возникало ощущение вторжения в чувственную жизнь другого человека. Это было своеобразным переходом границы.
— Вы абсолютно похожи, — говорил Мигуэль.
— Но только Доналд откровеннее, — замечала Элена и думала о том, с какой легкостью тот показывает, что не любит одного лишь Мигуэля. Сама бы она скрыла подобное из опасения уязвить партнера.
— Да просто его любовь не так уж серьезна, — объяснял Мигуэль. — Его больше занимает он сам.
Волна тепла разрушила запрет, существовавший между Доналдом, Эленой и Мигуэлем. Теперь они все втроем переживали общую любовь, которая связывала их и укреплялась узами, соединявшими их вместе.
Она могла рассматривать красивый облик Доналда с узкой талией, с прямыми, как на египетских фресках, плечами и грациозными движениями глазами Мигуэля. Лицо его выражало такую страстность, что напоминало эксгибициониста, настолько открыто показывал он свои чувства.
Проведя вторую половину дня с Мигуэлем, Доналд шел к Элене. С ней он ощущал, как к нему возвращаются мужество и сила. Она чувствовала это и говорила: Доналд, я отдаю тебе мужскую часть моей души.
С ней он был подтянут, тверд, откровенен, серьезен и воплощал совершенное единство двух полов.
Однако Мигуэль этого не видел и продолжал обращаться с ним как с женщиной. Когда они были вместе с Мигуэлем, тело Доналда размягчалось, он начинал покачивать бедрами, а на лице появлялось выражение дешевой актриски, которая опускает глазки, когда ей протягивают букет цветов. Он порхал, надувал губки, как будто ему нужно было рассыпать вокруг себя поцелуи, и становился пародией на настоящую женщину, которая умеет быть одновременно сдержанной и соблазнительной. И как только мужчине удавалось так походить на женщин и вместе с тем не желать иметь с ними ничего общего?
Одновременно Доналда злило, что его воспринимают как женщину.
— Он совершенно не видит во мне мужского начала, — жаловался он. — Он берет меня сзади, он содомирует меня и обращается как с женщиной, хотя я ненавижу его за это. Кончится тем, что он сделает из меня настоящего педика. Я вовсе этого не хочу. Мне нужно помешать стать женщиной. А он обращается со мной жестоко, по-мужицки. Я провоцирую его, а он заваливает меня на живот и имеет, как шлюху.
— С тобой впервые обращаются как с женщиной?
— Да, раньше я только лизал. Ничего подобного тогда не было — я вставал на колени перед мужчиной, которого любил, и сосал его член.
Она посмотрела на его детский рот, сомневаясь, что в нем могло хватить места. Она помнила ту ночь, когда ласки Пьера так возбудили ее, что она взяла в руку его член и волосатую мошонку. Она сделалась столь жадной, что захотела облизать их, чего никогда прежде не делала, однако он не позволил, поскольку ему так нравилось быть внутри нее, что он решил вообще из нее не выниматься.
Теперь она слишком живо представила себе огромный пенис — светловолосый член Мигуэля, быть может, вставленный в маленький рот Доналда. Ее соски от этой мысли затвердели, и она отвернулась.
— Он занимается со мной любовью весь день, перед зеркалами, на полу ванной комнаты, ногой не позволяя двери закрыться, — и на ковре. Он ненасытен и презирает во мне все мужское. Когда он видит мой член, который на самом деле больше и красивее, чем у него, — это сущая правда, — он не обращает на него ни малейшего внимания. Он берет меня сзади, насилует, как если бы я был женщиной, а член мой висит и болтается. Он знать не хочет о моих мужских достоинствах и не удовлетворяет меня.
— Это очень похоже на любовь между женщинами, — сказала она. — В ней тоже отсутствует удовлетворение.
Однажды вечером Мигуэль попросил ее зайти к нему в комнату. Стуча в дверь, Элена слышала шлепки. Она уже собиралась уйти, когда на пороге появился Мигуэль и сказал:
— Входи, входи.
Однако лицо его было искажено, глаза налиты кровью, волосы спутаны, а губы распухли от поцелуев.
— Я зайду попозже, — сказала она.
— Нет, давай сейчас. Ты можешь пока посидеть в ванной, Доналд скоро уйдет.
Он хотел, чтобы она была рядом! Он мог бы запросто отослать ее восвояси. Вместо этого он провел ее через маленькое entre в ванную комнату, примыкавшую к спальне, и оставил там смеяться. Дверь он не закрыл, так что Элена могла слышать, как они стонут и тяжело дышат. Казалось, они борются во мраке комнаты. Кровать ритмично поскрипывала, и Элена слышала голос Доналда, говорившего:
— М-м, мне больно.
Но Мигуэль стонал, и ему пришлось повторить:
— Больно.
Они продолжали стонать, кровать скрипела все быстрее, и вопреки тому, что Доналд говорил Элене, она слышала, как он кричит от возбуждения. Потом он сказал:
— Ты меня душишь.
Происходившее в темноте комнаты оказало на Элену своеобразное воздействие. Она чувствовала, что часть ее естества участвует в этом и что Мигуэль любит ее как женщину в мальчишеском теле Доналда.
Это повлияло на нее так сильно, что она, чтобы отвлечь свое внимание, вынула из сумочки письмо, которое, уходя, захватила с собой, но не успела прочитать.
Вскрыв его, она оказалась потрясена.
«Моя прекрасная, легкомысленная Элена, я вернулся в Париж ради тебя. Я пытался забыть тебя, но так и не смог. Отдавшись мне полностью, ты овладела мной. Хочешь ли ты меня увидеть? Ведь ты не отдалилась от меня совершенно? Я заслуживаю такой участи, но не делай этого, ибо тогда ты убьешь глубокую любовь, более сильную, чем когда бы то ни было, потому что мне пришлось с ней бороться. Я в Париже…»
Она вскочила, выбежала из квартиры и захлопнула за собой дверь. Когда она добралась до гостиницы Пьера, он был там и ждал ее, теряя терпение. Света он включать не стал. Он словно хотел встретить ее в темноте, чтобы тем лучше ощутить ее кожу, ее тело и лоно.
Разлука сделала их движения лихорадочными. Вопреки ярости, она не смогла испытать оргазм. В глубине ее души по-прежнему сидел страх, и она не смела отдаться. Близость Элены настолько возбудила Пьера, что он оказался не в состоянии сдержаться и подождать ее. Он знал ее так хорошо, что осознавал причину этой незаметной сдержанности. В свое время он уязвил ее и уничтожил веру в их любовь.