Трудный сезон

На следующий день Толя ушел обратно к себе, а я остался вместе с Мальчиком и начал восстанавливать старые путики. В первый день пошли по так называемому радиальному направлению, то есть перпендикулярно к реке, на этой же стороне. Раньше, идя по этому путику, я обязательно заходил обнажение, где глухари постоянно копались в дресве, выискивая камешки для своих желудочных жерновов. Сейчас все обнажение лежало под глубоким снегом, и глухари уже перестали наведываться сюда. Жаль, упустил благоприятное время.

Этот путик шел по долине ручья и в трех километрах от реки упирался в болото, обходя его затем по периметру. В свое время я кое-где сделал на деревьях засечки, однако слишком редкие. Поэтому теперь, очутившись в зимнем лесу без привычной лыжни, я сразу потерял все ориентиры, и после нескольких тщетных попыток найти прежний путик остановился в нерешительности и раздумье. И тут Мальчик, который до сих пор бороздил снег в свободном поиске, будто понял меня и, «не говоря ни слова», пошел вперед, по грудь увязая в снегу. Пройдя метров 20, остановился, оглянувшись на меня, будто желая сказать: «Ну, ты идешь?» Я покорно последовал за ним. Убедившись, что я понял его, Мальчик направился дальше пахать снег. У некоторых деревьев он останавливался, обнюхивая их, но чаще шел без остановок, сдвинув уши назад и говоря всем своим недовольным видом: «Недотепа ты, не можешь вспомнить старую лыжню. Смотри, я иду почти с закрытыми глазами».

И действительно, мы шли, в точности повторяя даже мельчайшие повороты прошлогоднего путика. Я был буквально потрясен необыкновенной способностью Мальчика. Сразу все как-то стало на свои места. Я увидел даже веточки, которые ломал в прошлом году на ходу. Ну и Мальчик! Это же ходячий феномен! А вон на том дереве, которое причудливо изогнулось, я обрубал нижний сук. Где это место? Да вот оно, скрылось под снежным кухтылем! Да, это просто непостижимо. Идти по лесу через год, будто лыжня никогда не исчезала. Все-таки прошло лето, а лыжня — не тропа. Она эфемерна, как эфир.

Так я шел, не переставая поражаться чутью и интуиции Мальчика. А он по-прежнему бороздил снег впереди, терпеливо дожидаясь меня, если я задерживался около установок, заряжая их приманкой.

После того как мы прошли километра два с половиной, когда до болота оставалось рукой подать, наше шествие вдруг остановилось. Мальчик стоял, оглядываясь на меня, и вопрошал взглядом, куда идти. Я глянул ему под ноги и увидел соболиный след. «Ну что, Мальчик, если след свежий, то иди по нему — проговорил я, — а я и без тебя теперь найду дорогу. Иди, моя собачка». Собаководы говорят, что собакам надо давать короткие команды, чтоб не путать их болтовней. Что касается меня, то я привык разговаривать с Мальчиком, и он отлично понимал меня, несмотря на мое многословие. Вот и сейчас, когда я высказал свое пожелание, Мальчик спокойно пошел по следу. Вели я ему идти дальше по лыжне, он пошел бы по лыжне, прекрасно поняв меня. Я в этом уверен абсолютно.

Меня всегда забавляло, как он выбирает направление преследования.

Меня всегда забавляло, как он выбирает направление преследования. Сначала сунет нос в первый след, затем — по очереди в соседние с той и другой стороны. После этого точно идет туда, куда ушел зверь. Вот ведь какое феноменальное чутье. Всего два следа, причем проложенные рядом! Каким тонким инструментом должен быть нос собаки, чтобы точно определить, какой след старее, правый или левый. Нам такое обоняние и присниться не может.

Получив «добро» на преследование зверя, Мальчик ушел, а я остался перед снежной целиной и двинулся по предполагаемой лыжне. Однако очень скоро я вновь потерял ориентиры, которые легко находил, когда шел за Мальчиком. Короче говоря, через 15 минут бесполезных тыканий в разные стороны я потерял путик окончательно и решил идти по компасу.

Но тут вдруг послышался вдалеке голос Мальчика. Он облаивал соболя. Я уже научился распознавать, кого он облаивает: соболя, глухаря или белку. Поэтому, определив направление (а это не так-то просто, потому что из-за холмистого рельефа звук распространяется зигзагами), побежал на зов. Действительно, пришлось немного покуролесить. Но в конце концов, корректируемый Мальчиком, я нашел его сидящим под кедром и время от времени подающим голос. Над ним совсем невысоко устроился соболь. Я спокойно приблизился и выстрелом в голову снял его с ветки. Мальчик на лету схватил падающего зверя и, тряхнув его, прижал к земле. Когда я подошел, соболь был уже мертв.

Я позволяю Мальчику трепать жертву, во-первых, потому, что зубы у него не острые и он не портит шкуру, а во-вторых, надо же и ему получать удовольствие от охоты. У нас полное равноправие в этом вопросе. Впрочем, не совсем. Следуя закону природы, добычей овладевает сильнейший. В нашем тандеме таковым являюсь я. Это мне неоднократно приходилось доказывать палкой. Так что, когда я подхожу к добыче, Мальчик безропотно, хоть и с неохотой, отдает ее мне. Однако этим правом пользуюсь только я, ибо завоевал его дубинкой. Когда же рядом находится другой претендент, спор за добычу решается новой дракой. Как-то мы с Толей вместе были на охоте, и наши собаки облаяли белку. После выстрела Мальчик с остервенением бросился на свою напарницу по охоте лишь потому, что та захотела тоже подушить зверька. В таких спорах, естественно, побеждает сильнейший. Мы с Мальчиком давно выяснили отношения, и я поэтому великодушно разрешаю ему первому устремляться к жертве.

Уложив соболя, мы вернулись к тому месту, где пришлось прервать восстановление путика, и я попросил своего друга продолжить прерванное занятие. Без долгих препирательств он снова пошел по забытой лыжне, хотя, как мне показалось, занятие это его не очень-то вдохновляло. Но работа есть работа, и делать ничего не оставалось, как доводить ее до конца стоило Мальчику возглавить шествие, как все стало на свои места. Я вдруг нашел и увидел забытые ориентиры. В общем в этот день мы восстановили весь наш путик и вернулись в приподнятом настроении.

Мы с Мальчиком втягиваемся в таежную жизнь

Последующие два дня мы продолжали восстановление прошлогодних путиков. Не знаю, что бы я делал без Мальчика. Да, собака в тайге — незаменимый помощник. Помимо той пользы, что мне неожиданно оказал Мальчик, собака ведь образно говоря, делает тайгу обитаемой. Конечно, это надо понимать не в прямом смысле. Просто благодаря незаурядному обонянию собака находит тех зверей, которых человек ни за что не обнаружил бы. Именно так человек с помощью собаки узнает о населении тайги. Тайга без нее показалась бы ему безжизненной или вымершей. Только зимой человек еще по следам может узнать о таежных жителях. В другое же время он в тайге беспомощен.

Бродя по тайге, я обратил внимание еще на одну примечательную деталь. Несмотря на малочисленность соболиных следов в этом сезоне, они все-таки встречались. Но что интересно. Бегая по лесу, соболь неизменно подходил к тем местам, где я в прошлом году ловил в капкан его собратьев. Причем он останавливался только у тех капканов, где сидел в свое время (год назад!) пойманный соболь. Обычно, попав в капкан, соболь испражняется. И запах этот всегда привлекает других соболей. Вот почему в тот капкан, где уже побывал пойманный зверь, чаще попадаются другие соболя. Но каков нюх! Прошел год. Земля пропитана дождями, теперь еще сверху навалил полуметровый снег, а соболь чует прошлогодний запах и подходит удостовериться в его свежести. Поразительное обоняние! Как жаль, что человек обделен такой способностью. Насколько богаче он бы видел мир вокруг себя. Вероятно, в прошлом, когда человек вел звериный образ жизни, он больше чувствовал и ощущал окружающую природу. Но со временем, обитая по преимуществу в тесных и дымных жилищах со спертым воздухом, он утратил остроту обоняния. Однако способность восстановить ее все же не утерял. Я в этом убедился на собственном опыте. Многие месяцы проводя вдали от людских поселений в течение уже многих лет, я убедился, что мое обоняние отличается от большинства других людей довольно заметно. Особенно оно обострилось после двух последних сезонов, проведенных в тайге. Недавно, например, я заметил, что явственно различаю запах глухаря. Правда, мне трудно тягаться с Мальчиком, но я уже неоднократно убеждался, что не только он чует зверя. По-видимому, восстановить остроту обоняния доступно любому некурящему человеку.