Зоя

— Маша! Не может быть! Неужели?.. — Она отвинтила крышечку, втянула ноздрями аромат. — Это они?

Да?! — Это и впрямь были любимые духи Мари, которые Зоя выпрашивала у нее уже несколько месяцев. — Где ты их достала?

— Лили привезла мне их из Парижа. Я ведь помню: они тебе нравились. А у меня еще осталось немного в том флакончике, который мама подарила.

Зоя, закрыв глаза, снова понюхала. Как по-детски невинны, как просты и бесхитростны были удовольствия этих девочек — летом долгие прогулки в Ливадии или игры на яхте, скользившей вдоль фиордов!..

Безмятежность этой жизни не смогла нарушить даже война, хотя иногда речь заходила и о ней. В нескольких шагах отсюда, в Екатерининском дворце, лежали раненные, искалеченные люди. Как жестоко обошлась с ними судьба, не пощадившая, однако, и наследника престола. Его неизлечимая болезнь, постоянно угрожавшая жизни, тоже иногда обсуждалась девочками, но уже совсем в другом, серьезном и Строгом, тоне. За исключением очень узкого круга приближенных, почти никто в России не знал, что Алексей страдает жестоким наследственным недугом — гемофилией.

— Как он? — спросила Зоя. — Я хочу сказать: корь не отразится… на… — Глаза ее были полны тревоги, и она даже отставила флакончик вожделенных духов.

— Нет, — успокоила ее Мари. — Мама говорит, что состояние Ольги тревожит ее сильней.

Ольга была на четыре года старше Мари. Эта уже совсем взрослая девушка отличалась, не в пример Мари и Зое, необыкновенной застенчивостью.

— Как хорошо было сегодня в «классе», — сказала Зоя со вздохом. — Ах, как бы я хотела…

— Ну что? — со смехом перебила ее Мари, знавшая наизусть все затаенные мечты своей подруги. — Чтобы тебя «открыл» Дягилев?

Обе засмеялись, но огонек, вспыхнувший в глазах Зои при упоминании этого имени, разгорелся ярче.

Она вообще была яркой — ослепительные волосы, сияющие глаза, стремительно-плавные движения. При всей своей кажущейся хрупкости Зоя была полна сил и энергии, готовой вот-вот выплеснуться через край.

Само ее имя по-гречески означало «жизнь», и нельзя было удачней назвать эту расцветающую юную женщину.

— Да… — призналась она. — И мадам Настова очень хвалила меня.

Девушки посмотрели друга на друга и подумали об одном и том же — на память обеим пришла Матильда Кшесинская, танцовщица, которая была возлюбленной Николая до его встречи с Алике. Тема эта была под запретом, имя балерины произносилось только шепотом, когда вокруг не было взрослых. Однажды Зоя упомянула Кшесинскую при матери — та пришла в ужас и строго-настрого запретила дочери даже думать о столь неподходящем для барышни предмете, как давнее увлечение государя. Бабушка была не столь сурова и однажды вскользь заметила, что Кшесинская была первоклассной балериной.

— Ты все еще думаешь поступить в Мариинский? — спросила Мари, хотя Зоя уже несколько лет не говорила ей о своей детской мечте.

Мари знала, что для Зои путь на сцену заказан: в должный срок она выйдет замуж, у нее будут дети, она станет такой же великосветской дамой, как ее мать.

Ни о каком балетном училище и речи быть не может.

Но в этот февральский день так приятно мечтать за чаем о несбыточном — это тешит и радует, как возня коккер-спаниеля Джоя под столом. Жизнь прекрасна, даже несмотря на корь, сразившую чуть не всю августейшую семью. Болтая с подругой, Мари могла позабыть хоть ненадолго о том, какая ответственность лежит на ней. Иногда ей хотелось бы стать такой же свободной, как Зоя. Она прекрасно знала, что довольно скоро родители назовут ей имя ее жениха… Но сначала выйдут замуж две старших сестры, а пока… пока можно смотреть на огонь и думать, каким он будет, этот ее суженый, и будет ли она любить его…

Потрескивали поленья, за окном медленно кружились снежинки. Смеркалось.

— Маша? О чем ты задумалась? — вернул ее к действительности голос Зои, которая совсем забыла о том, что обещала к обеду быть дома. — Ты стала вдруг такой серьезной. — И в самом деле, когда Мари не смеялась, на лице ее появлялось очень сосредоточенное выражение, хотя ярко-голубые глаза продолжали излучать живой и теплый свет, которого были лишены глаза ее венценосной матери.

— Да так… Глупости какие-то лезут в голову. — Она мягко улыбнулась подруге. Им обеим скоро должно было исполниться по восемнадцать лет, и мысль о замужестве невольно посещала обеих. — Я думала о том, за кого мы с тобой выйдем замуж. Не сейчас, конечно, а когда кончится война.

— Я сама иногда об этом думаю. Бабушка говорит, что это в порядке вещей и что я — «барышня на выданье». И еще она говорит, что князь Орлов — прекрасная партия для меня. — Она расхохоталась и тряхнула головой так, что волосы разлетелись. — А ты… ты за кого выйдешь? Кто он — твой «он»?

— Не знаю. Сначала выдадут Ольгу и Татьяну, а Татьяна такая рассудительная и степенная, она, по-моему, и не хочет выходить замуж. — Она была ближе всех к матери и, может быть, хотела бы посвятить себя семье, никогда не покидая родной дом, — А хорошо бы иметь детей.

— Скольких? — поддразнивая, спросила Зоя.

— Человек пять по крайней мере, — ответила Мари: в ее семье было как раз пятеро детей.

— А я хочу шестерых! — убежденно заявила Зоя. — Троих мальчиков и трех девочек.

— И все рыжие! — рассмеялась Мари и, перегнувшись через стол, нежно погладила подругу по щеке. — Как я люблю тебя, Зоя!

Зоя по-детски прижалась губами к ее руке.

— Как я хотела бы, чтобы ты была моей сестрой! — Но у нее был старший брат, безжалостно подтрунивавший над нею, чаще всего — по поводу ее рыжих волос. У него самого волосы были темно-каштановые, как у отца, но глаза — тоже зеленые. Этот двадцатитрехлетний офицер унаследовал от Константина Юсупова спокойную силу и достоинство.

— А как поживает Николай?

— Несносен, как всегда. Мама ужасно рада, что его полк в Петрограде, а не где-нибудь в действующей армии…

В эту минуту медленно отворилась дверь, и высокая женщина молча вошла в комнату. Девочки так увлеклись беседой, что даже не заметили ее появления. За нею вошел и тоже замер на пороге большой серый кот.