Наваждение

— Я отлично это помню, сэр, — сказал Морис, допив до конца. Херес, похоже, начал действовать.

Пендергаст быстро наполнил рюмки.

— Нет-нет, я настаиваю, — сказал он, когда Морис попытался возразить.

Дворецкий кивнул и пробормотал «спасибо».

— Библиотека всегда была центром дома, — сказал Пендергаст. — Именно тут мы устроили праздник, когда я сдал школьные экзамены на высший бал. А дед репетировал здесь речи… помните, как мы усаживались вокруг и изображали публику — хлопали или свистели?

— Как будто все было вчера.

Пендергаст сделал глоток.

— И еще мы принимали здесь гостей после нашей свадебной церемонии в саду.

— Да, сэр. — Суровая сдержанность дворецкого слегка подтаяла, и Морис сидел уже не так напряженно.

— Хелен тоже нравилась эта комната, — продолжал Пендергаст.

— Еще как.

— Помню, она все вечера здесь проводила, занималась своей научной работой, читала технические журналы.

Лицо старого дворецкого растянулось в задумчивой, понимающей улыбке.

Пендергаст посмотрел на рюмку с золотистой жидкостью.

— Мы сидели тут часами, не говоря ни слова, просто наслаждались обществом друг друга. — Пендергаст помолчал и как бы между прочим заметил: — Морис, она никогда вам не рассказывала о том, как жила раньше, до знакомства со мной?

Дворецкий допил херес и деликатно отставил рюмку в сторону.

— Нет, она была молчаливая.

— А что вам больше всего в ней запомнилось?

Морис на миг задумался.

— Она любила чай из шиповника.

Настала очередь Пендергаста улыбнуться.

— Да, она его обожала. В библиотеке даже пахло всегда шиповником. — Пендергаст принюхался: теперь здесь пахло пылью, сыростью и хересом. — Боюсь, я слишком часто уезжал. Я все думаю — чем, интересно, она себя занимала, сидя одна в этом холодном доме?

— Иногда она уезжала по делам, сэр. Но больше всего времени она проводила вот здесь. Она так без вас скучала.

— Правда? А держалась всегда весело.

Пендергаст поднялся и опять наполнил рюмки. Дворецкий на этот раз протестовал весьма слабо.

— Во время ваших отлучек я ее часто здесь заставал, — сказал он. — Она разглядывала птиц.

Пендергаст замер.

— Птиц?

— Да, сэр, знаете — ту книгу, которую любил ваш брат, до того как… как с ним начались все эти беды. Большая такая книга, с гравюрами птиц — она вон там, в нижнем ящике. — Дворецкий кивнул в сторону старого шкафа каштанового дерева.

Пендергаст нахмурился.

— Первое издание Одюбона?

— Оно самое. Я приносил ей чай, а она меня даже не замечала. Она его часами напролет листала.

Пендергаст довольно резко поставил рюмку.

— Хелен никогда не объясняла своего интереса к Одюбону? Быть может, о чем-то спрашивала?

— Иногда, сэр. Она очень интересовалась дружбой вашею прапрадеда с Одюбоном. Хорошо, когда так увлекаются семейной историей.

— Дед Боэций?

— Он самый.

— А когда это было? — спросил Пендергаст после секундной паузы.

— О, вскоре после вашей свадьбы. Она хотела посмотреть его архив.

Пендергаст с равнодушным видом отпил глоток.

— Архив? Что за архив?

— Там, в ящике, под гравюрами. Она часто просматривала и письма, и дневники. И гравюры.

— А она не говорила — зачем?

— Так ведь они такие красивые… Очень уж птицы славные, сэр. — Морис отпил из рюмки. — Вы же сами с ней познакомились в музее Одюбона на Дофин-стрит?

— Да, на выставке его гравюр. Странно, тогда она особого интереса к ним не выказала. Сказала мне, что пришла только ради бесплатного угощения.

— Вы ведь знаете женщин, мистер Пендергаст. У них свои маленькие тайны.

— Похоже на то, — прошептал Пендергаст.

Рокленд, Мэн

В обычных обстоятельствах таверна «Соленый пес» д’Агосте понравилась бы: все без претензий, дешево, посетители — простые работяги. Только сейчас обстоятельства обычными не назовешь: за четыре дня лейтенант побывал в четырех городах. Он летал и ездил; он скучал по Лоре Хейворд, он устал, устал смертельно. Да и Мэн в феврале был отнюдь не сказкой. Меньше всего лейтенанту сейчас хотелось наливаться пивом с толпой рыбаков.

Д’Агоста почти отчаялся. Рокленд оказался тупиком. С тех пор как двадцать лет назад Эстерхази уехали из города, их дом несколько раз сменил владельцев. Из всех соседей семью Эстерхази помнила только какая-то старая дева, которая захлопнула дверь у лейтенанта перед носом. В газетах, обнаруженных в библиотеке, Эстерхази не упоминались вообще, и в городском архиве о них — ничего стоящего, одни налоговые ведомости. Ни тебе соседских сплетен, ни пересудов.

Напоследок д’Агоста решил попытать счастья в таверне «Соленый пес», прибрежной забегаловке, где, как ему сказали, любят околачиваться старые морские волки.

Таверна оказалась убогой, обшарпанной постройкой, втиснутой меж двумя складами на рыболовном причале у самой воды. Надвигался шквал, с океана летели, кружась, первые снежные хлопья, ветер срывал с волн клочья пены, носил по каменистому берегу выброшенные газеты.

«За каким чертом я здесь?» — спрашивал себя д’Агоста. Вопрос был сугубо риторическим: Пендергаст ему все объяснил. «Боюсь, ехать придется вам, — заявил он. — Я имею личное касательство к делу, а потому не могу сохранять необходимую для расследования дистанцию и быть объективным».

В спертом воздухе полутемной таверны пахло пережаренной рыбой и несвежим пивом. Когда глаза лейтенанта привыкли к сумраку, он увидел, что местные обитатели — бармен и четверо завсегдатаев в бушлатах и зюйдвестках — замолчали и пялятся на него. Что ж, хоть заведение и под стать постоянным клиентам, зато здесь тепло: посреди комнаты излучала жар дровяная печь.

Усевшись в самом дальнем углу, д’Агоста кивнул бармену и заказал бокал светлого пива. Успокоившись на его счет, посетители возобновили разговор, из которого лейтенант узнал, что все четверо — рыболовы, что рыба нынче ловится плохо и что рыба всегда ловилась плохо.

Прихлебывая пиво, д’Агоста стал осматриваться. Интерьер, естественно, выдержан в морском духе: на стенах — акульи челюсти, клешни огромного омара, фотографии рыбачьих лодок. С потолка свисали сети с разноцветными стеклянными шариками. Повсюду лежала патина старости — копоть и въевшаяся грязь.

Д’Агоста опорожнил бокал, затем другой и только после этого решился сделать первый шаг. Он запомнил, как посетители называли бармена, и обратился к нему по имени:

— Майк, позвольте мне всех здесь угостить. И сами присоединяйтесь.

Майк уставился на д’Агосту, потом пробормотал что-то в знак благодарности и повиновался. Завсегдатаи, получая выпивку, признательно ворчали и кивали.

Д’Агоста сделал большой глоток. Ему важно было показать, что он свой, а в таком заведении это означает не скромничать, когда дело касается выпивки. Он прокашлялся и громко сказал:

— Я вот тут подумал… может вы, ребята, мне поможете.

Все опять уставились на него — кто удивленно, кто подозрительно.

— Чем помочь-то? — поинтересовался седой мужчина, которого называли Гектором.

— Да жила здесь одна семья, Эстерхази их фамилия. Я пытаюсь их найти.

— А как вас звать, мистер? — спросил Нед, низкорослый рыбак с обветренным загорелым лицом и бицепсами толщиной с телеграфные столбы.

— Мартинелли.

— Коп? — нахмурился Нед.

Д’Агоста покачал головой.

— Частный детектив. Дело касается завещания.

— Какого завещания?

— Ну, там деньги немалые. Меня наняли душеприказчики — найти оставшихся Эстерхази. Если я их не найду — не смогу передать им наследство, так?

На минуту в таверне воцарилось молчание: присутствующие переваривали новость. У многих при упоминании о деньгах загорелись глаза.

— Давай, Майк, повторим. — Д’Агоста взял кружку с шапкой пены и сделал основательный глоток. — Душеприказчики назначили небольшое вознаграждение для тех, кто поможет найти оставшихся членов семьи.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.