Время лечит

Талли начала вертеть кончик волос пальцами. Это не к добру.

— Ты ела? Не забывай, перед превращением и сразу после него тебе нужно есть особенно много.

Я сузила глаза, пытаясь игнорировать растущее в животе чувство паники.

— Ты уходишь от ответа.

— Я хочу, чтобы ты была здорова.

— Талли.

Она громко выдохнула и опустила плечи.

— Сегодня в семь ты должна будешь появиться на совете Стаи.

— И тогда?

Волосы вновь обернулись вокруг пальца.

— Это все, что мне позволил сказать Вожак Стаи.

Паника добралась до моего сердца и пулей рванула в мозг.

— Что они собираются делать?

Алекс однажды рассказывал мне о политике шифтеров. Все, что я запомнила, это бои до смерти.

— Я не могу тебе сказать.

— Ты моя лучшая подруга.

— А Тоби — вожак стаи, и я не могу нарушить приказ, даже если захочу.

Моя реакция удивила меня. Вместо того чтобы умолять ее хотя бы подсказать мне или расплакаться, я ощутила гневное короткое замыкание в голове. Незнакомое ощущение. Она подчиняется приказам другого оборотня? Я была готова броситься на нее и потребовать все рассказать. Я подавила импульс до того, как успела, что-либо сделать, но все равно издала низкое рычание.

— Боже, Талли, что со мной происходит? — Это не была реакция Скаут. Скаут не издает таких звуков. Нечеловеческих звуков. — Что я такое?

Талли обняла меня быстрее, чем я успела среагировать.

— Все нормально. Все будет хорошо, тебе просто нужно привыкнуть.

Ее рука гладила мои волосы.

— Ты гладишь меня, как собаку.

Она отдернула руку и посмотрела на меня.

— Вчера было полнолуние. Волк еще близок к поверхности. Иногда прикосновение может успокоить его… ее.

— Волк на поверхности? Что это вообще значит?

Талли отошла на шаг, все еще поглаживая меня по руке. Я бы попросила ее прекратить, если бы это действительно не успокаивало.

— Зверь — не другая личность. Это все еще ты, только более…

— …зверская?

— Точно.

Я сжала голову руками. Это уже слишком. Слишком шумно. Слишком много запахов. Слишком много Скаут. Я не справлюсь со всем этим. И не должна. Мне надо волноваться о летней подработке или о том, в какой колледж пойти, а не о Волке-Скаут и как ее приручить.

— Я не могу. — Я, наконец, признала, что давление на череп помогает лучше мыслить. — Не знаю, что делать, и что будет дальше. Я просто хочу залезть обратно в кровать. — И быть с Алексом. Я подумала об этом, но не высказалась.

— Спрятаться? Это все, что ты делала после несчастного случая.

В голове снова возник гнев, белый и раскаленный.

— Спрятаться? Спрятаться?! Меня выпотрошили, как свинью, если ты не помнишь. Я не пряталась, я восстанавливалась!

— Для этого достаточно было лежать в кровати, а не отдаляться от всех, кто любит тебя. Ты скрывалась от правды тогда и хочешь сделать то же самое сейчас. — Красные пятна поплыли перед моими глазами, а пальцы скрючились в стремлении снова стать когтями. — И я не знаю, чем ты стала, потому что моя лучшая подруга не была трусихой.

— Ты не знаешь, через что я прошла, — процедила я сквозь зубы.

— Не только ты в ту ночь потеряла близкого человека. Он был моим другом. У нас не было таких отношений, как у вас, но я беспокоилась о нем, и мое сердце было так же разбито, когда его не стало. — Я открыла рот, но она продолжала говорить. — Моя лучшая подруга едва не умерла на моих глазах, и я иногда думаю, что, возможно, все-таки умерла. Джэйс превратила в яростный ураган, сносящий любого, кому не повезло встать у него на пути. Кажется, о том, как он бросил Тинсли посреди столовой, будут шептаться на встрече выпускников и через 20 лет. Но это все равно лучше, чем быть как Чарли. Он стал сосредоточием гнева, готовым взорваться в любую минуту. Я знаю. Я их Провидица и должна помочь им, но не знаю как, потому что никто не подумал научить меня.

А потом она зарыдала. Этот прием она начала использовать еще в детстве, когда мы проникали в мастерскую ее матери, чтобы поиграть с блестяшками. Превращение в реву-корову всегда спасало нас от наказания.

Наверное, через семнадцать лет мне стоило перестать попадаться на эту удочку. Спустя пять минут, она выскользнула из моих объятий, стирая с лица последние слезы, и мне тоже пришлось: похоже, я еще не отвыкла плакать на пару с ней.

— Тебе правда нужно поесть, — сказала она. — Я буду худшей Провидицей в истории, если мой шифтер умрет от голода.

Талли последовала за мной на кухню, рассуждая о том, как здорово сжигать по 5 тысяч калорий просто лежа в кровати. Я не поняла, то ли она пыталась снять напряжение, то ли просто завидовала моей новой диете, где можно есть все, а потом все остальное и не набрать ни грамма.

К счастью, дома никого не было. Мне не хотелось встречаться с родителями, а Энджел потребовала бы больше радости, чем я сейчас могла из себя выдавить. Джэйс все еще был со Стаей.

— Что ты помнишь о прошлой ночи? — спросила Талли, пока я намазывала масло и мед на огромный кусок хлеба. Верх моего кулинарного искусства. Что-то сложнее пришлось бы готовить, что по правилам пожарной безопасности мне делать запрещено.

— Эммм…все? — Я порыскала по своей памяти в поисках дыр и белых пятен, и остановилась на моменте с волком с серыми глазами. — Да. Думаю, я помню все.

Особенно превращение. Такая боль надолго запоминается.

— А не должна?

Талли рылась в холодильнике.

— Первое превращение — очень травмирующий процесс. Человеческий мозг некоторых долго не может принять память зверя.

— Потому что Волк-Скаут не думает как Скаут?

Талли закинула в микроволновку мой любимый чебурек с курицей.

— Да. Она полагается на инстинкты и чувства, а не на логику.

— И ее сильно отвлекают всякие зайцы и белки.

— В волчьем обличии еда — твой главный приоритет. Моя работа заключается в том, чтобы на охоте ты не сделала что-нибудь, что подвергнет тебя или Стаю опасности.

— Что-нибудь… глупое?

— Непредусмотрительное.

Микроволновка звякнула, и Талли вынула контейнер и разложила содержимое по тарелкам. Потрясно уметь готовить. Я бы умудрилась превратить все в сырно-рисово-куриный кирпич.

— Ночью я связываюсь с каждым и заставляю их мыслить как люди.

— Что они слышат, когда ты с ними говоришь? Будто ты стоишь рядом, или это как астральный телефон?

Талли подула на вилку, что было очень мудро. Я буду скучать по коже с обожженного языка.

— А ты не помнишь?

Я вспомнила голос, говоривший со мной прошлой ночью. Строгий, властный, совсем не похожий на девчонку, сидевшую напротив меня.

— Ты говорила со мной?

— Я три раза спросила кто ты, прежде чем ты вытолкала меня из головы. — Она перестала жевать и посмотрела на меня. — Кстати, как ты это сделала? Мне знаком только один оборотень, который так может.

Я вытолкала? Может, тряска головой сработала.

— Не знаю. Мне не понравился голос в моей голове, и он перестал раздаваться. — Я доела последний кусок. — А кто еще так может?

После весьма драматичной паузы Талли прошептала:

— Лиам Коул.

Само собой, брат Алекса мог затыкать Провидиц. Если кто и мог, то только он.

Он вообще был супер-оборотнем, превращался в любое время и делал всякие такие невозможные штуки. Самый доминантный доминант.

— Но не Алекс, так? С ним ты могла говорить?

— Только если успевала вставить слово. – Она улыбнулась. — Скаут то, Скаут это… — Ее улыбка была грустной. — Он так тебя любил.

Я почувствовала знакомый комок в горле.

— Я его тоже любила…Талли, а может кто-то остаться волком? Ну, знаешь, застрять в звериной форме?

Талли удивленно глянула на меня. Я так внезапно сменила тему.

— Не думаю. Многим сложно оставаться в форме зверя несколько часов раз в месяц, даже тем, кто очень старается. Вряд ли кому-то удастся удерживать ее постоянно.

— Но что если это случилось? Нечто, что мешает превратиться обратно в человека?