Время лечит

— Половина стаи Хэйганов постоянно там отирается.

— Я заметила.

— Если бы у Маки было другое настроение…

— Я знаю.

Мы долго сидели молча. Я вцепилась пальцами в стакан сока.

— Ты меня ненавидишь? — спросила я, когда больше не смогла выдерживать тишину.

Чарли не ответил. Он даже не моргнул. Я начала думать, что он не расслышал меня, и мне придется снова набраться смелости и спросить, когда он поднял голову и уставился на меня изумрудными глазами.

— С чего ты это взяла?

Ну да, с чего бы?

— Все плохо, Чарли. Все. И это все — моя вина. Я эгоистка, и решила забрать то, что не должно было быть моим. Теперь мы все из-за этого страдаем. Вы все должны ненавидеть меня. Я сама себя ненавижу.

— Ты ни в чем не виновата.

— Виновата. Я разрушила столько жизней, навредила стольким людям. И продолжаю это делать. — Я думала про бар, про лицо Чарли, когда заставила его танцевать с собой, боль от поцелуя. — Это я должны была умереть той ночью.

— Не говори так. — Он прижал ладони к моему лицу. — Никогда больше так не говори.

А затем он поцеловал меня.

Он придвигался медленно, и у меня было миллион шансов, чтобы сказать «нет», но я все равно удивилась, когда его губы коснулись моих. Это был совсем другой поцелуй, не такой, как прошлой ночью. Он был робким и нежным, призывающим к ответу. Я закрыла глаза и потерялась в ощущениях, в тепле, растекавшемся по моему телу.

Я не знаю, кто отстранился первым. Может, Чарли решил передохнуть, а может, мое тело сообразило раньше, чем мозг. Я только знаю, что, как только его губы отделились от моих, магия исчезла. Я даже ничего не сказала. Я просто оттолкнула его и ушла. Без слез, без бега, без драмы. Просто встала, вышла из комнаты, кивнула парню, которого иногда видела в «Ренди». Затем дошла до ближайшего куста и полностью очистила содержимое своего желудка. К сведению, «Эл-Эй» на вкус еще хуже, если он покидает твой организм обратным путем. Как только я смогла двигаться, я столкнулась со следующей проблемой — транспорт. Чарли наверняка оставил ключи в машине, потому что старый ржавый грузовичок никому не нужен, но угонять его машину было бы уже слишком. Я могла бы вызвать такси, но, насколько я помню, мой телефон остался в баре, а поскольку таксофоны вымерли сами по себе, я влипла. Я подумала, не вернуться ли обратно, но не смогла себя заставить. Около 15 минут я шла в ту сторону, где должен располагаться дом, когда старая машинка остановилась рядом со мной.

— Скаут, это ты?

Я хотела пошутить что я — злая сестра близнец Скаут, но осеклась, так как Джой могла мне поверить.

— Почему ты идешь по улице в таком красивом платье?

— Я иду по тропе позора[15].

— Это что-то из верований баптистов?

— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Пауза.

— Конечно шучу. — Пауза. — А смешно?

Я остановилась и заслонила глаза от сияющего утреннего солнца.

— Не смотри на меня так. Откуда мне знать, я же католичка.

— Ты ведь слышала раньше о тропе позора?

— Я смотрю телевизор, Скаут.

Она высунулась из окна, не скрывая того, что критически изучает мое лицо.

— Ты такая бледная. Даже бледнее чем обычно. Ты в порядке? Тебя подвезти?

Я, не мешкая, открыла дверь, и с удовольствием залезла в машину с хорошим кондиционером. Мое платье задралось непростительно высоко, но у меня не было сил его поправлять. У Джой есть свои собственные женские ноги, на которые она может смотреть, сколько влезет, если ей так захочется.

Джой молчала целых 30 секунд.

— Так с кем ты замутила?

Я закрыла глаза руками, но солнце все равно не оставляло меня в покое.

— Ни с кем. — Ну, кроме Чарли, но ей не обязательно этого знать. — Мне не поэтому стыдно.

— Хочешь поговорить об этом?

— Абсолютно точно нет.

Три секунды молчания.

— Ты стала поживее, у тебя стало гораздо лучше со здоровьем.

— Ага.

Четыре секунды молчания.

— Я снова встречаюсь с Джоном, слышала?

— Неа.

— Ах да, все это расставание было недопониманием! Короче, он как бы самый милый парень, он посылает мне милые сообщения и оставляет милые записи на стене, и купил мне милые-премилые цветочки без всякой причины!

— Мило.

— Вот и я говорю! А знаешь, что он еще делает?

— Что-то очень-очень милое?

— Очень милое! Он приходит в «Ферму» и ждет, пока я не закончу работать. Целыми днями! Даже когда я только открываюсь в пять утра!

— Это не мило, Джой, это психоз. — Кто просыпается к пяти утра? — Джой, я думаю, нам надо поговорить об одержимости и рамках в отношениях.

— Да, нет, все не так.

Я приоткрыла глаз и тут же пожалела. Лучше бы у меня было похмелье в пасмурный день.

— Хватит на меня так смотреть, — сказала она. — Не думай, что я дура. Он приходит, потому что там этот парень, которого я боюсь. Менеджер считает, что я сама себя накручиваю, а уволиться я не могу. Поэтому Джон охраняет меня.

Я все-таки не сильно уверена в благородстве Джона, но…

— Тебя кто-то достает на работе, и твое начальство никак не реагирует?

— Ну, он как бы ничего не делает. — Джой свернула на главную дорогу. — Он просто как диснеевский злодей. У него акцент, как у Распутина, израненное лицо, и знаешь, такой злой взгляд, от которого у меня мурашки. Плохие мурашки.

Меня как будто сосулькой проткнули.

— Акцент Распутина? Типа русский?

— А есть нерусский Распутин?

— А у него на лице такой шрам. — Я провела пальцем от виска к кончику рта.

— А, так ты его видела. У него какая-то зловещая аура, или типа того.

— Или типа того. — Я прекрасно помнила мужчину, подошедшего ко мне на похоронах Алекса. Три минуты. Столько Стефан стоял передо мной, и он произвел неизгладимое впечатление, и не только потому что намекнул, что Алекс не тот, за кого себя выдавал. Нет, было что-то другое, как Джой говорит, аура, которая заставляет тебя бежать, поджав хвост. — Джой, ты знаешь, что он делает в Тимбере?

— Кроме того, что пугает меня до дрожи? Без понятия. Он приходит каждый день, иногда по два раза. Если он один, он просто пялится на всех, будто задумывает убийство. Но большую часть времени с ним еще три парня. Один довольно милый, и они сидят там часами. — Машина остановилась около моего дома.

— Я раньше боялась, но теперь спокойна, потому что Джон со мной, и он самый лучший парень.

Я не думаю, что Джон мог бы чем-то помочь, но я рада, что Джой есть на кого положиться, даже если это невежа-крестьянин. Джой хотела поболтать еще, но ни мои глаза, ни мои зубы не могли выдержать еще больше милоты. Предупредив ее, чтобы была осторожна рядом с русскими, я пошла домой, а она продолжила свой радостный путь.

Когда я вошла, дома было тихо. Родители и Энджел не вернутся до обеда, а Джэйс и Талли еще спят. Я накинула пижаму, легла в кровать и попыталась подумать о сложившейся ситуации со Стефаном, несмотря на барабаны, отбивающие ритм в моей голове.

Логика подсказывала, что он делает именно то, что обещал — ищет Лиама. Но у интуиции было другое мнение. У меня складывалось ощущение, что я должна волноваться, но это глупо. Да, он жуткий мужик, но какое отношение он имеет ко мне? Я была уверена, стая Хэйганов промолчит о моей проблеме с хвостом, потому что я не слышала, чтобы кто-то из родни Джэйса недавно попадал в больницу. Значит, для Стефана я всего лишь девушка в трауре, так?

Я чуяла неприятности.

Мозг требовал успокоиться.

Я была не согласна.

Мозг был не согласен с этим.

Где-то в середине этого бессмысленного спора я задремала. Следующее что я услышала, — это громкий стук в дверь.

— Минуточку, — пробормотала я. Иногда Джэйс случайно закрывает за собой дверь, когда выходит утром во двор, и это глупо. Когда он будит меня из-за этого, это недопустимо.

— Отец тебя убьет, если ты еще раз потерял ключи.

Я распахнула дверь и увидела крепкого мужчину с синими глазами. Точно не Джэйс.

15

В английском языке есть выражение Walk of Shame – тропа позора, которое обозначает возвращение девушек домой после вечеринок. Вид у них при этом может быть далеко не идеальным.