Время лечит

К счастью, моя сестра, проходящая через стадию «прилипалы», и моя Стая не позволяли мне долго находиться в одиночестве. Поэтому, когда у меня появился целый свободный день, я запаниковала. Мама и папа повезли Энджел на выходные в Сент-Луис, чтобы сходить в зоопарк и музеи, а у всех остальных была длинная рабочая смена.

Я пыталась чем-то занять себя, даже прибралась в спальне. На это должны были уйти часы или даже дни, но с тех пор, как Талли переехала ко мне, бардак превратился в строго, до одержимости, организованный порядок. Я протерла все полки, прошлась пылесосом по ковру и даже залезла под кровать. Но раз Талли прибирала там двумя днями ранее, моя работа была бессмысленной. Через полчаса комната сияла чистотой, а у меня оставалось целых 8 часов одиночества.

Даже мысль об этом сжимала мое сердце. Приходилось прилагать усилия, чтобы дышать, и чем сильнее я боролась, тем хуже мне становилось. Я упала у стены, дрожа всем телом.

Успокойся, Скаут. Это всего лишь приступ паники. Тебе надо расслабиться, чтобы дышать.

Умом я понимала это, но до тела дошло не сразу. Я постаралась дышать медленно и глубоко, и, в конце концов, вернула контроль. Тем не менее, меня все еще трясло. К тому же, я злилась на себя за неспособность жить со всем этим. Я не была единственной, кто пережил потерю, но, похоже, я одна не могла двигаться дальше. Как же другие люди справляются?

Я поднялась на ноги, держась за стену, и поставила на место фотографию, которую столкнула во время приступа. Это был один из тех снимков, которые Эшли Джонсон сделала, изображая частного детектива, и принесла после похорон Алекса.

Она положила глаз на Алекса и не смогла заполучить его, хотя и пользовалась подростковыми приемчиками вроде «я его первая увидела». Поэтому она ненавидела меня так же сильно, как заусенцы и шмотки из «уоллмарта».

Пока мы с Алексом занимались своими делами, Эшли усердно фиксировала все это на пленке. После смерти Алекса мы вроде как «помирились-но-не-совсем», и она отдала мне снимки. Я пролистала их и бросила в ящик комода, где их нашла Талли. Она сразу же влюбилась в ту, где мы стоим, прижавшись друг к другу, и смотрим прямо в глаза, а на наших лицах сияют самые глупые улыбки. Именно ее Талли повесила на стену в рамочке.

Иногда мне казалось, что она нарочно надо мной издевается.

Пока я смотрела на фотографию, ко мне в голову закралась идея. Возможно, это была худшая идея из всех, которые у меня когда-либо были, но мне необходимо было хоть что-то сделать. Сидеть всю ночь в одиночестве и жалеть себя мне совсем не хотелось.

После телефонного звонка я начала прилагать усилия и собираться. На поиск плойки ушла вечность, столько же — чтобы обнаружить набор косметики, который мама мне подарила в надежде, что меня заинтересует что-то более девчачье, чем книжки и боевые искусства. Затем мне пришлось долго разбираться с миллиардом маленьких щеточек и кисточек, в назначении которых я была совсем не уверена.

Через сорок пять минут после звонка новый «порше» Эшли заехал на дорожку перед нашим гаражом.

— Боже мой, Скаут! — протрещала она. — Это ты?!

Должна признать, даже я была шокирована результатом своих художеств. Мои волосы наконец-то перестали просто висеть. Я последовала пошаговым инструкциям из интернета и нарисовала себе «томные глаза» и «драматичные губы». В итоге я выглядела как проститутка, но это была как минимум дорогая проститутка. Платье, которое я одолжила из маминого шкафа, прекрасно дополнило стиль «я буду делать все, но деньги вперед». Это было маленькое черное платье от Шанель, единственная мамина дизайнерская вещь. На ее скромной фигуре оно выглядело элегантно и солидно, но до оказалось сантиметров на двадцать выше моих колен.

Каким-то образом оно все-таки умудрялось скрывать больше, чем сиренево-серебристый топик, который Эшли натянула вместо платья.

— Детка, ты клево выглядишь! Тот несчастный случай очень помог твоей фигуре, ты так похудела!

К сожалению, он искренне считала это комплиментом.

— Тебе не кажется, что это слишком? — Я одернула низ платья. — Слишком мало?

— Глупости не говори! Я вся в завидках!

— И я вся в завидках от твоего наряда. Он очень подходит к твоим… это у тебя в волосах перья?

Эшли едва не согнулась от смеха.

— Боже, Скаут, я и забыла, какая ты смешная!

— Ага, подумываю податься в стенд-ап, — пробормотала я, залезая в машину и пытаясь сымитировать боль от шрамов на животе, чтобы никто не догадался об истинном «Секрете Виктории».

— Исключено! Я запрещаю! — шины «порше» завизжали, когда она подала назад. — Никакая уважающая себя модель не будет дружить с женщинами-комиками. Эллен не в счет.

Поездка должна была занять час, но мы добрались за 30 минут, если верить айфону Эшли, на который она себя без конца фотографировала.

— Все, я передумала, поехали назад, — сказала я после того как мы приехали на парковку, и ремень безопасности едва не разрезал меня надвое. Это была во многих отношениях глупая идея, хотя бы потому что нам и близко не по 21, и еще потому что мы покинули Лэйк Каунти. Я очень живо представляла себе следующие десять минут: сначала вышибала рассмеется нам в лицо, а потом приедет Тоби и пустит мне в лоб пулю. Такое случается с девочками, нарушающими правила, я уверена.

— Не будь такой клушей, я сто раз так делала!

Меня бы это успокоило, если бы я не знала о привычке Эшли подгонять факты под свое видение мира. Так что «Я сто раз так делала» могло значить что угодно от «У меня один раз прокатило» до «Я постоянно так делаю в своих фантазиях».

Я нехотя позволила ей вытащить себя из машины.

Первое, что я заметила, — это татуировку на руке парня, стоявшего у двери, — змею, обвившуюся вокруг руки, с головой, кусающей яблоко на запястье. Необычно и странно поэтично. Так же я бы описала и владельца, Кита Беркли.

Прошло около шести лет с тех пор, как я последний раз видела Кита. Тогда он был одним из тех подростков, которые за ночь вымахали на голову и потеряли всякую способность координировано управлять удлинившимися конечностями. Он был скромным и предпочитал людям книги, что нас сближало. Мы часто спорили о высокой литературе, я на стороне ума и креативности, а он — на стороне поэзии и важности послания. Он был очень милым парнем.

Человек, стороживший дверь единственного бара за пределами Нашвилла, выглядел так, что мог вырвать тебе язык, если назовешь его милым.

— Эш! — Улыбка расползлась по его лицу, когда он обхватил руками мою подельницу.

— Братан, че как? — Она захихикала, когда он поднял ее в воздух. Я постаралась не замечать ее сине-розовые в крапинку трусики.

Он поставил ее на землю, и посмотрел на меня.

— Скаут Донован, ты ли это?

— Во плоти. — И маленьком черном платье. Но, в основном, во плоти. Много обнаженной плоти.

— Ты неплохо подросла, хотя я в этом и не сомневался.

Он похлопал меня по спине, но я не стала возмущаться, ведь это был Кит. Хотя, даже если бы и стала, я бы все равно ничего не смогла сделать. Он вел себя как прежний Кит, но никогда не знаешь, когда стероиды возьмут свое.

— А ты вырос… сильно вырос.

Кит рассмеялся и похлопал себя по полноватому животу.

— Спору нет. — Он приобнял Эшли за плечи. — Чем такие красивые девчонки решили заняться сегодня?

— Скаут нужно развеяться. — Эшли скорчила лицо, в котором, если постараться, я могла бы увидеть истинное сострадание. — Ей нужно снова начать веселиться.

Знаете, есть такой взгляд, который обозначает «Мне жаль, что с тобой произошло нечто ужасное, но вдвойне жаль, что мне теперь неловко из-за этого». Вот именно так на меня посмотрел Кит.

— Ах да. Сочувствую, ты многое перенесла.

Он и половины не знал.

— Мне уже лучше, — солгала я.

— Входите, девчонки. Скажите Бобби в баре, что выпивка сегодня за мой счет.

— Спасибо, Кит! — Эшли чмокнула его в щеку и потащила меня внутрь. — Ты самый лучший старший брат!