Страница 44 из 54
Гарац, большой приятный город стоял на берегу Дуная, густонаселенный, но крайне плохо защищенный от нападения мог бы стать превосходной ловушкой для любой армии, захотевшей расквартироваться в нем.
Поэтому собственно армия и находилась в сорока верстах ниже по течению, в краях мало задетых весенним нашествием саранчи и одновременно с этим довольно благообразных для удачной переправы в течение трех-четырех дней, на случай срочного изменения планов войны. Полевая крепость росла как на дрожжах, артиллерия, экономя снаряды и порох сделал пробную пристрелку по заданным секторам, замолчала в ожидании врага.
-Левой! Левой! Раз, раз…– голоса сержантов далеко разносились над импровизированным плацем, утоптанным тысячами армейскими сапогами за последние четыре дня.
Между тем генералы и полковники, разбив свои полевые шатры, в расположении своих частей каждую свободную минуту посвящали обработке получаемых от лазутчиков данных. Со дня на день в поле зрения дальних дозоров должна появиться, эта разношерстная армия визиря. И в довершении к этому в славянских землях Османской империи уже несколько месяцев проходят организованные восстания против мусульманского ига, под чистую, вырезая слабые гарнизоны черногорских поселений.
Кампания турок начинается не самым приятным образом. Воевать на три фронта для империи сейчас верх расточительства, а при поражении армии великого визиря последствия для империи не сможет представить и сам султан.
-К вам, ваше величество его высокопреосвященство патриарх Иерусалимский…
В мой шатер, поздно ночью, при свече толстых восковых свечей и масляных лампадок вошел мой камердинер, тихо шепнув мне о тайном прибытии столь высокопоставленного лица.
Кивнув, я убрал со стола листы с тактическими схемами, достал початую бутылку вина, плеснул немного в стаканы перед собой и замер, водя пальцев по дужке золотого кубка…
Через минуту полотняная дверь откинулась в сторону, и под покровом темноты в мой шатер вошел облаченный в темный плащ мужчина в преклонных годах. С улыбкой на устах я приподнялся, слегка поклонился, соблюдая правила приличия, все-таки не абы кто передо мной, сам патриарх Иерусалимский, насколько правда он похож на себя с портрета судить мне рановато, темно знаете ли.
-Я очень рад, ваше величество, что вы так быстро смогли меня принять,– с какой-то опаской тихо сказал патриарх, как бы между делом протягивая мне свою ладонь для поцелуя. Алые рубины сверкнули в свете факелов и медных лампад.
Я же только протянул свою руку на встречу, слегка сжал пальцы и… все, на большее пускай не рассчитывает. Не хватало только русскому царю руки не пойми кому целовать!
-Я тоже рад тому обстоятельству, что могу лицезреть патриарха иерусалимского Хрисанфа, но вот как и для чего вы здесь, ваше высокопреосвященство? В такую темень прийти в сей лагерь…
-Но ведь я отписывал вам, ваше величество, что обстоятельства требуют не огласки сего шага,– попытался оправдаться патриарх.
-Да-да, конечно, несомненно, дело это запутанное и странное я бы даже сказал. Вот поэтому я и согласился на обсуждение его в такую темень, иначе бы вы были вынуждены прибыть как и подобает православному иерарху,– слегка хмурю брови, намекая на то что хотя Иерусалим и о власти османов, однако недовольства этим обстоятельством Хрисанф кажется не испытывает.– Так в чем же дело, ваше высокопреосвященство? Объясните мне, а то признаться честно из вашего письма я только понял что вы желаете как можно скорее увидеться со мной.
-Это так и не так одновременно, ваше величество. Увидеться я желал как можно скорее, но не помышляя о том, чтобы этим как то вам навредить, скорее даже наоборот…
-Присаживайтесь, мне кажется, нам предстоит долгий разговор,– указываю патриарху на одно из походных кресел, сделанное из толстых ивовых ветвей искусным ивановским мастером.
-Спасибо,– тяжело дыша, Хрисанф облегченно выдохнул и расслабленно замер, привыкая к его необычной форме.– Я прибыл к вашему величеству с секретным поручением от султана.
-Хм, по меньшей мере, это уже интересно,– мои брови медленно поднимаются вверх, такого признаться, я не ожидал, ведь даже боя ни одного не было, так пара стычек драгун с местным ополчением за Дунаем, ничего более.
-Султан предлагает вашему величеству мир сроком на двадцать лет со следующими условиями: все земли до Дуная: Новороссия с Очаковым, Бессарабия, Молдавия и Валахия отходят к России, взамен же царь обещает вывести войска с Крымского полуострова и не вести переговоров с христианскими народами империи,– небольшой свиток пропал в одеянии патриарха, сам же Хрисанф с ожиданием замер передо мной.
«Что ж, опасения султана понятны, ему не хочется видеть объятые огнем восстания свои христианские владения, к которым на голом энтузиазме может присоединиться и мусульманская чернь в центральных областях… но вот имею ли я сам право соглашаться на это? Ведь доверились черногорцы, сербы, греки, они же уже сейчас режут турок как курей. Если я соглашусь, то все они будут убиты, а их семьи окажутся в том положении, когда лучше умереть, но не сдаться на милость врагу,– мысли метались, словно обезумевшие кони, голова пухла от дум и понимания, что легкая победа не может быть твердой и окончательной».
-А вы сами, патриарх как думаете, могу ли я согласиться на это?– напрямую спрашиваю Хрисанфа.
-Да, можете, ваше величество,– тут же ответил он.
-Вы не правы,– тихие слова слетают с губ, на висках выступают капельки пота.– Ступайте, ваше высокопреосвященство, мира с султаном на таких условиях не будет.
-Но почему?!– изумился патриарх, с непониманием глядя мне в глаза.
-Да потому что все приходит само в руки не задерживается в них сколько-нибудь долго! Только собственными усилиями можно добиться того, чтобы наши свершения жили в веках, а не захирели через пару десятков лет! Ступайте патриарх, ступайте, не вводите меня в искушение…– закрываю глаза, до крови кусая губу.
-Прощайте молодой царь, да пребудет с вами бог и поможет в ваших начинаниях,– Хрисанф устало благословил меня и тихо вышел из шатра, не видя, как по подбородку маленьким ручейком стекает алая кровь, а из глаз катятся капельки слез.
«Простите меня, сыны Руси-матушки, но так надо для наших потомков, так надо для нас самих, так надо нашим братьям…».
Далеко за полночь в шатер вошел Никифор, тяжело вздохнул и вышел.
В руке государя был зажат листок с посланием от австрийских сербов из городов Арада и Сегедина, привезенная сотников Богданом поповичем в апреле этого года:
«О благочестивейший царь, красносиятельное солнце правды! Милостивым оком воззри на нас, убогих, и твоими царскими щедротами промысли о нашей отеческой Сербской земле, от многих лет, грех ради наших, ярмом бусурманским обремененной, особенно когда воздвигнет господь бог крестоносную десницу твою на бусурмана; не забудь и нас, малейших, приглашением царским и милованием своим, да и мы потщимся службою своею за своего православного царя».
Чернильные строчки смешались с блеклыми каплями слез, попавшими на листок.
*****
Май 1711 год от Р.Х.
Москва.
Кремль.
В большой палате было около двух десятков человек. Все они собрались за длинным прямоугольным столом, сделанным из черного дерева, с резными ножками. Собравшиеся советники сидели на мягких высоких стульях, озадаченно поглядывая на пустующие места. Коих оказалось семь. Немного возвышающийся над всеми трон государя, слева от него трон поменьше – государыни, оба они пустовали. Но вот где остальные пять советников? Куда запропастились облеченные царским доверием бояре и возвышенные по своему разуму людишки?
Прошли полчаса с момента начала первого заседания Царского Совета без участия государя, но вот пустующие места так и оставались пустыми…
-Ну что ж, господа, раз уже царь-батюшка доверил мне право председательствовать на сим собрании, то дожидаться ослушников нам не стоит. Кара найдет их сама,– встав, со своего места старый князь-кесарь, тяжелым взглядом обвел палату, будто пришел не в государев дом, а к себе в рабочий кабинет.