И снова дядя Жора

Причем среди послушников уже случались персоны из достаточно высоких слоев общества. Ибо мало того, что отец Антоний имел заслуженную славу подвижника, так ведь все, кому надо, знали: он может в любой момент без доклада зайти хоть к императору, хоть к канцлеру, и сказать им все, что про них думает. Правда, он никогда этой возможностью не пользовался, но вот этого-то почти никто и не знал. От наших предложений занять какие-нибудь посты в руководстве церкви он категорически отказался. А когда я, малость подготовившись, с помощью цитат из Евангелия попытался поколебать его упорство, он, улыбнувшись, заметил:

– Георгий Андреевич, церковная риторика и светская дипломатия – это разные вещи. Поэтому лучше давайте перейдем на более привычную для вас почву. Наверняка ведь вы помните, что сказал Козьма Прутков по данному поводу?

– «Всякий необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте», – подтвердил я.

– Вот именно. И мое место – иеромонах в монастыре. Даже не настоятель, отец Пантелеймон с этой ношей справляется лучше, чем мог бы я. И уж тем более не какой-то еще более высокий пост. А по мере сил помогать вам в ваших начинаниях, идущих на пользу России и церкви, мне мой невысокий сан не мешает.

Так что я позвонил в Серпухов и попросил, чтобы отец Антоний, как освободится, связался со мной. Ибо кабинета у него не было, в своей келье он только ночевал, а искать его надо было либо на богослужении, либо на стройке. Ну или в библиотеке.

Однако вовремя Никонов озаботился своим здоровьем, додумывал я после беседы с Татьяной у себя в кабинете. Потому как уже имелись доклады об некоторой озабоченности клиента – да когда же его, наконец, начнут шантажировать? Объем доказательств супружеской неверности уже перевалил за гигабайт и продолжал увеличиваться. Однако Петр Сергеевич зря надеялся, что я стану применять столь грубые и потому неэффективные методы. Во-первых, не очень-то оно ему и страшно, иначе бы он так не подставлялся. А во-вторых, вербовка хоть сколько-нибудь ценного человека возможна только при наличии положительной мотивации. Отрицательная же должна играть сугубо вспомогательную роль, а в принципе можно прекрасно обойтись и без нее.

Тут, конечно, меня могут спросить – и что же ты не применил такие размышления к недавно гостившему в гатчинском подвале думцу?

– Ну вы и даете, – потрясенно разведу руками я в таком случае. – Да чего же в этом ползучем гаде можно найти ценного? Надо будет, наловим хоть десяток такой же омерзительности, в Федерации это не дефицит.

А вот Никонов представлял собой куда более ценный кадр. Во-первых, чисто по своим человеческим качествам – у него в характере не было потребности самоутверждаться за счет унижения других, это мы уже проверили. Да, разумеется, на пример бескорыстного слуги своего народа он не тянул совершенно, но поиск идеала вообще является довольно неблагодарным занятием, а уж искать его мало того что в верхних эшелонах власти, так еще и в постсоветской России – это надо быть уже совсем дебилом. В общем, Петр Сергеевич вполне устраивал нас таким, каков он есть, и надо будет попросить отца Антония обратить на него особое внимание. Не в том смысле, что создать какие-то тепличные условия – да пусть его там хоть задрючат до полусмерти, если это поможет научить нашего гостя молиться. Ибо молитва есть один из лучших способов сконцентрироваться на желаемом, отринув в сторону все остальное. А вот после того, как Петр Сергеевич на своей шкуре почувствует все возможности портала по улучшению организма, с ним можно будет поговорить и более предметно.

Наша встреча с представителем Федерации в Империи состоялась через день. Я пригласил Никонова пообедать, причем не в столовую и даже не в свой кабинет, а в наши с Мари апартаменты.

– Всего второй раз за месяц с семьей обедаешь, – не упустила случая попенять мне супруга, – и опять не просто так, а в целях произвести на кого-то впечатление! Ладно, на прошлой неделе привел Сетон-Томпсона, все-таки Настеньке с ним было интересно. А сейчас кого?

– Никонова.

Мари сразу посерьезнела.

– Готовишь ему какую-то пакость?

– А это уже от поведения будет зависеть.

– Хорошо, – кивнула Мари. – Настенька, наверное, опять будет играть в шахматы с Рексом. Зрелище, конечно, совершенно убойное, мне так до сих пор не по себе, хоть и знаю, в чем тут дело. А что требуется от меня?

Я объяснил.

– Ты бы еще за минуту предупредил! – возмутилась супруга. – Ладно, пожалуй, успею, в крайнем случае опоздаю немного.

И она исчезла, а через сорок минут меня известили о прибытии Петра Сергеевича.

Первое, что он увидел, войдя в гостиную, был небольшой столик, за которым Настя с Рексом играли в шахматы. Рядом сидели четырехлетний Андрейка с Цезарем, сыном Рекса и Светлой, и с интересом наблюдали за партией.

– Дочь, к нам гости! – сообщил я Насте.

– Пап, ну еще минут десять, и я у него наконец-то выиграю! Вы не обидитесь? – обратилась она уже к Никонову. – Папа вас пока пивом напоит.

Рекс пренебрежительно мяукнул и двинул своего офицера. Настя обхватила голову руками – ход был весьма интересный.

В отличие от первого раза, теперь она научилась играть одновременно и за черных, и за белых, разыгрывая не лишенные изящества партии. На одну из них сейчас потрясенно смотрел Никонов.

Через десять минут они действительно закончили – правда, получилась ничья. Кажется, Петр Сергеевич начал понемногу приходить в себя, но тут ему был нанесен куда более мощный удар. Открылась дверь, и в комнату вошла молодая красавица, одетая в простое платье без всяких украшений, что только подчеркивало ее неотразимость.

– Дорогая, – обратился я к ней, – позволь представить тебе уполномоченного от Федерации Петра Сергеевича Никонова. Петр Сергеевич, познакомьтесь, это моя супруга. Ее величество Мария Федоровна Найденова-Романова.

– Очень приятно, – кивнула Мари и протянула руку для поцелуя.

Никонов стоял столбом и офигевал. То, что я выгляжу довольно молодо для своих лет, он заметил давно, но ведь это еще неизвестно, когда я на самом деле родился. Однако тут-то все очень даже известно! Разумеется, он уже видел фотографии и портреты Мари, но мало ли что там можно изобразить. И сейчас он обалдело смотрел на неприлично молодую женщину, зная, что на самом деле ей шестьдесят шесть лет.

Пауза затягивалась, так что мне пришлось сказать «Гм!». Никонов опомнился и приник губами к протянутой ему руке. Это, кстати, давало куда боле точную информацию о возрасте дамы, чем лицо или фигура. Правда, рассматривать руку надо внимательно, но он ведь именно этим и занят. Ишь как глазенки-то к переносице сошлись! Смотри, смотри, Мари и по рукам дашь не больше половины ее возраста, уж я-то знаю. Однако, блин, долго он там еще будет слюнявить руку моей жены?! Уже вторая минута пошла! Тоже мне, дорвался, донжуан недоделанный.

– Гмм!!! – куда выразительней, чем в первый раз, произнес я.

Никонов отлип от руки и, бормоча что-то вроде «ваше величество, я потрясен», отступил шага на два.

Все, голубчик, подумал я, теперь ты с превеликим энтузиазмом будешь таскать со станции кирпичи для отца Антония. Или бревна с Нары. Она хоть и совсем рядом с монастырем, но почти на сто метров ниже него, так что незабываемые впечатления тебе гарантированы.

Глава 13

Все, подумал я, заходя на посадку в Гатчине. Сегодня больше никаких дел, до восьми сижу в кабинете и горжусь собой, потом ужинаю с семьей, а величество, если его совсем любопытство замучит, пусть приезжает в гости. И все равно придется потерпеть, потому что потом я не меньше часа проведу с Настей и Андрейкой. Ну, а уж после этого, пожалуй, и расскажу, что, оказывается, мозги у меня вовсе не покрылись плесенью от непрерывного администрирования, изредка прерываемого плетением интриг.

Ручку на себя, «Тузик» мягко касается полосы всеми тремя точками и останавливается точно напротив ждущего у конца полосы автомобиля. Обычное дело, прилетел какой-то курьер, их тут иногда случается и по паре десятков на день. То, что это не курьер откуда-то там, а канцлер с объекта «Заря», знают очень немногие. Те, кому положено – работа у них такая, охранять того самого канцлера.