Страница 29 из 32
Где именно могли всплыть сами броненосцы и насколько "коммерческим" будет их использование японским императорским флотом - это Руднев предложил домыслить собравшимся самостоятельно.
По поводу парохода порешили следующее - с призовой партией ему приказали идти в океан, где, остановив первый попавшийся пароход под угрозой оружия (с барского плеча "Варяга" сгрузили пару десантных пушек Барановского, торговцев попугать хватит) догрузиться углем и следовать во Владивосток Татарским проливом. Новые орудия и второй боекомплект для десятидюймовки "Корейца" того стоили.
Дальнейший путь проходил на удивление гладко. Океан как вымер - видимо, японцы после столь впечатляющей демонстрации задержали в портах все уходящие суда и как-то сумели предупредить остальные, но, возможно, что все было проще - сильно ухудшающая видимость дымка, временами переходящая в густой туман, сыграла свою роль.
Проход через Сангарский пролив на рассвете немного потрепал нервы экипажу, застывшему на боевых постах в ожидании возможной встречи с крейсерами Камимуры, но и здесь все обошлось. Благодаря ползшему полосами туману, их, возможно, даже и не заметили с берега...
Руднев гнал "Варяга" как наскипидаренный, чутье подсказывало, что его место сейчас во Владивостоке, а не поблизости от столицы Страны Восходящего Солнца. Увы, дурные предчувствия его не обманули. На пирсе встречать крейсер, вернувшийся с победой, собрались лучшие люди города, но с не лучшими новостями. Японцы все-таки высадились в Бицзыво...
***
Несмотря на истошные телеграфные предупреждения Руднева о месте будущей высадки, армейское командование соизволило выделить для патрулирования Бицзыво всего две сотни казаков при двух орудиях. Эти две 87-мм пушки и устроили высаживающейся японской пехоте двухдневную кровавую баню. Сначала артиллеристы гранатами прямой наводкой изрядно повредили мелкосидящий транспорт, который решил подойти поближе к берегу. Затем почти сутки они шрапнелью приветствовали любую попытку высадиться со шлюпок, уже с закрытых позиций. Хотя эффективность такой стрельбы оставляла желать лучшего из-за низкой обученности расчетов, брести по пояс в воде к берегу под градом шрапнельных пуль не получалось.
Ответный огонь с моря японских канонерок и крейсеров вслепую по берегу не имел никакого результата, кроме выброшенных на ветер боеприпасов. Потом, по исчерпанию шрапнельных снарядов, батарейцы выпустили остатки гранат по уже высадившимся японцам. И наконец, в последней, отчаянной попытке сбросить десант в море упряжки вынесли орудия на прямую наводку для того, чтобы расстрелять по японской пехоте последнее, что осталось в передках - картечь. Но это усилие в купе с атакой конной лавы было легко парировано артиллерией японского флота, поддерживающего высадку.
Для уничтожения столь досадивших им пушек, показавшихся наконец-то на глаза, японцы не пожалели даже трех залпов двенадцатидюймовок "Фудзи". Хотя это было скорее психологическое воздействие, как на противника, так и на своих солдат - вести огонь по русским броненосец не мог, слишком близко те подошли к японцам. Но флоту надо было оправдаться перед армией за постоянный срыв перевозок и потерянные грузы, и "Фудзи", по личному приказу Того "поддержать армию при малейших признаках сопротивления на берегу", стрелял по отсутствующим русским тылам.
Действенную поддержку пехоте оказали канонерки. Под градом крупнокалиберных морских снарядов орудия успели выпустить по паре картечных зарядов, после чего были перемешаны с землей вместе с лошадьми и расчетами. Когда остатки казаков вышли в расположение русских войск на Циньджоусском перешейке, среди трех сотен выживших было только пять артиллеристов...
Теперь японцы продвигались в строну Артура, и до его блокирования с суши оставались считанные дни. Вернее сказать, битва за перешеек еще не началась только потому, что карты противнику несколько спутал задерживавший выгрузку тяжелого вооружения штормовой ветер и адмирал Макаров. На следующий день после начала массовой высадки японских войск в Бицзыво, Степан Осипович имел неприятную встречу с генералом Стесселем. Командующий гарнизоном Артура никак не мог взять в толк - как это при наличии эскадры в семь исправных броненосцев флот смог допустить высадку неприятеля. Так и не сумевший объяснить разницу между блокированным и свободным фарватером, Макаров приказал ночью атаковать скучившиеся в бухте Энтоа транспорта всем, что сможет выйти в море.
Сам он поначалу намеревался идти в бой на "Новике", но тут всех изрядно удивил командир единственного броненосного крейсера первой эскадры капитан первого ранга Роберт Николаевич Вирен. Теоретически, по паспортным данным "Баян", этот далеко не мелкий крейсер, не мог просочиться сквозь игольное ушко, оставшееся после затопления "Фусо". Но устроив двухдневный аврал команде по выгрузке угля, боезапаса и вообще всего, что не было приклепано к корпусу корабля намертво, Вирен с помощью двух буксиров смог протащить облегченный корабль через проход.
В сумерках "Баян" на внешнем рейде авралил, принимая обратно с барж снаряды и уголь, а Вирен, яростно жестикулируя, уговаривал Макарова выбрать его крейсер в качестве флагмана. Все же лишние семь дюймов брони в суматохе ночного боя предпочтительней для выживания адмирала, чем пяток дополнительных узлов "Новика". Тем не менее, заставить Степана Осиповича лишний раз не рисковать собой смог только наместник, который уже собирался выезжать в Мукден, дабы координировать действия русских вооруженных сил в случае блокады крепости. Поначалу, Алексеев попытался было вообще запретить Макарову вести крейсера в бой. Риск действительно был весьма велик. Однако тот ответил просто и лаконично: "Моя похлебка, Евгений Иванович, мне и расхлебывать!"
Разнутренный Стесселем и ощущением личной ответственности за происшедшее, понимающий, что успех третьей закупорочной операции Того - это следствие его недогляда и упрямства (предупреждал же Руднев!) в результате которого все усилия трех месяцев пошли пока насмарку, Макаров был просто вне себя. Дать решительный бой японцам сразу по вступлению в строй завершающих ремонт кораблей он теперь не может. Вдобавок еще японцы получают шанс обложить крепость с суши, а возможно, потом, и начать обстрел наших кораблей в гавани. Точь в точь, как это было с китайским адмиралом Тингом! Поэтому не удивительно, что Степан Осипович рискнул пойти ва-банк, поставив на карту все, что смог наскрести.
Удивительно другое. Такого разворота событий не ожидал и адмирал Того со своим вышколенным штабом. В противном случае исход дела у Бицзыво мог бы стать совсем иным. Да и охранять Порт-Артур оставались исключительно старые минные крейсера и клиперы. Реши японцы в эту ночь наглухо заблокировать или заминировать проход в гавань Артура, им бы это, скорее всего, удалось...
Всего для ночной атаки выделялись: пять крейсеров - "Баян", "Аскольд", "Новик", "Диана", "Паллада"; канонерки: "Гремящий", "Отважный", "Гиляк", "Бобр" и кое-как на скорую руку подлатанный "Манчжур"; и все семнадцать исправных эсминцев. В роли головного дозора выступал быстроходный, но практический безоружный "Лейтенант Бураков".
Даже после снятия шести 47-мм пушек, на этот маленький кораблик не удалось всунуть ничего, кроме одного 75-мм орудия на корме. Поначалу планировали заменить и торпедный аппарат, к которому осталось всего две "родных" мины Шварцкопфа, на снятый с "Победы". Броненосцы стали для миноносников неисчерпаемым источником малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов. Но с "Бураковым" не успели. Да и перевооружать разведчика, значит давать ему лишний соблазн ввязаться в бой. Но зато скорость в тридцать пять узлов по паспорту, теперь, правда, уже тридцать два (но все равно гораздо быстрее оппонентов), гарантировала, что никто, ни в японском, ни в русском флоте не сможет его догнать. Он был идеальным разведчиком, но, увы, - лишь до первого снарядного попадания...