Страница 2 из 31
Также на самолёт было загружено 19 бомб разного калибра общим весом 9 пудов на случай встречи с басмаческой кавалерией.
Закончив осмотр, лётчик сделал несколько замечаний техникам, и подошёл к Ванееву.
– Ну как, летим? – по-отцовски покровительственно и приветливо осведомился старый авиатор, с весёлым прищуром глядя на юношу своими лишёнными бровей и ресниц добрыми глазами. Розенфельд явно пребывал в приподнятом настроении. Конечно, свою роль сыграла стопка виноградного спирта, которую лётчикам, согласно особому приказу Реввоенсовета Южфронта выдавали перед каждым вылетом – для «подъёма боевого духа». Но дело было не только в этих двухстах граммах «тонизирующего». По лицу и тону Розенфельда чувствовалось, что, не смотря на тысячи проведённых в небе часов, ветеран не утратил юношескую страсть к полётам. В предвкушении очередного воздушного приключения он молодел.
Встретившись взглядом с искрящимися весёлыми огоньками глазами пилота, Сергей невольно тоже улыбнулся, впервые с сегодняшнего утра забыв о своих приземлённых проблемах. Ему передалось радостное нетерпение пожилого романтика. Словно тяжёлый камень свалился с души Ванеева.
Серёжа открыл планшет с картой и стал показывать пилоту маршрут запланированного полёта. Им предстояло разведать пригодный для наземного путешествия путь через перевалы Памиро-Алайского хребта. Это был приказ из самой Москвы.
Лётчики забрались в утлую кабину. Процедура взлёта выглядела довольно оригинально. Сперва старый аэроплан вытащили на стартовую позицию с помощью упряжки верблюдов. Затем с взлётной полосы отогнали стадо овец.
Розенфельд деловито взглянул на часы, натянул на глаза большие круглые очки-консервы, и махнул механику рукой. Техник крутанул находящийся за спинами лётчиков толкающий винт, и отскочил прочь. Взревел мотор, машина страшно затряслась, потом загудела более ровно и басовито, и тронулась с места, постепенно набирая скорость. Прыгая на кочках и сильно раскачиваясь, аэроплан всё бежал и бежал по пространству аэродрома. Каждый раз в такие секунды разбега Ванееву начинало казаться, что они не смогут оторваться от земли и всё закончится в канаве на противоположной стороне лётного поля. Но примерно за тридцать саженей до грозящего крушением рва вдруг пришло радостное ощущение свободного парения. Только что казавшаяся неуклюжей машина, обретала лёгкость птицы и неожиданно проворно набирала высоту. Аэродром быстро скрылся вдали. Вокруг насколько доставал взгляд, расстилалось ровное, как стол, пространство азиатской степи. Под крылом проплывали небольшие крестьянские поля, нарезанные строгими линиями арыков и отороченные жидкой зеленью лесополос.
Минут через десять они оказались над крупным селением. Распугивая рёвом двигателя собак и торговцев, лётчик снизил машину над центральной площадью кишлака. По приказу Розенфельда Ванеев высыпал за борт часть листовок.
Точно такую же процедуру лётчики проделали и над вторым селением. На выходе из третьего кишлака авиаторы заметили отряд красной кавалерии численностью до полка. Во главе колонны вслед за командиром и знаменосцем следовали верхами музыканты духового оркестра. Они исполняли революционный марш. Замыкал колонну бронеавтомобиль. Это парадное шествие имело важное пропагандистское значение. Запуганное бандитами всех мастей местное население должно было проникнуться уважением к Красной армии и увидеть в ней серьёзную регулярную силу, способную их защитить от басмачей. Розенфельд приветственно покачал крыльями конникам и продолжил полёт.
Вскоре ровное пространство внизу сменилось желтоватым бугристым рельефом предгорий. На горизонте уже темнели величественные и грозные очертания гор, на самых вершинах своих увенчанные снежными шапками.
Но вот лётчики заметили справа впереди столб пыли. Розенфельд направил туда машину и вскоре догнал ещё одну большую группу всадников. На этот раз трудно было точно определить принадлежность отряда. Одетые по местным обычаям – в пёстрые халаты – всадники не были похожи на красноармейцев. Но это могла оказаться какая-нибудь нерегулярная часть, созданная из местных активистов для борьбы с бандитами.
Розенфельд снизился и сделал несколько кругов над всадниками. В конце концов, у басмачей не выдержали нервы и вместо того, чтобы притвориться дружественной кавалерией, они открыли ураганный огонь по аэроплану.
Ванеев услышал в переговорном устройстве взволнованный крик командира:
– Вот этот человек! Это он! Он! Джунаид-бек!
Розенфельд энергично показывал напарнику рукой в перчатке-краге на восседающего на красивом белом скакуне человека в зелёной чалме.
Сергей много слышал об этом головорезе. Имя его было окутано мрачными легендами. Он был одним из самых кровожадных басмачей Средней Азии. На совести Джунаид-бека числились сотни жестоких преступлений. Именно он был виновником недавней гибели двух советских летчиков. Его шайка обстреляла самолёт эскадрильи и подбила его, летчики были принуждены совершить вынужденную посадку, и попали в плен. После мучительного допроса и всевозможных пыток их по приказу этого чудовищ зверски убили, а трупы сожгли вместе с самолетом.
Сергея охватило волнение – теперь он сможет отмстить за замученных товарищей! Не дожидаясь приказа, он азартно стал строчить из пулемёта «Льюис» и швырять за борт лёгкие пяти– и десятифунтовые авиабомбы. Делать это приходилось вручную, прицеливаясь на глазок. Естественно ни о какой точности бомбометания говорить не приходилось. Но если физический ущерб противнику пока был минимален, то психологический эффект оказался весьма впечатляющий. Искать спасения от аэроплана на открытой равнине было негде. Испуганные лошади носились по степи, сбрасывая седоков и топча упавших. Некоторые всадники похоже впервые в жизни видели железную птицу. Задирая полы халата на голову, они сами валились с коней. Другие, спешившись, вставали на колени и молили крылатых шайтанов о пощаде…
Встревоженный и заинтересованный, предводитель басмачей Джунаид-бек вглядывался в лазоревое летнее небо, в котором, словно мифический дракон, раскинув широкие двойные крылья, кружила огромная костлявая птица. Джунаид-бек не впервые видел аэроплан и знал, сколько от него может быть неприятностей. Сотворенные из холста, фанеры и деревянных реек, разболтанные и перелатанные, прошедшие через горнило мировой и гражданской войн, изжившие все свои рабочие сроки красные «Фарманы» и «Сопвичи» тем не менее могли преследовать неуловимых партизан везде. Однажды аэропланы неожиданно появились над тайной горной базой повстанцев. И тогда чёрными гирьками с них начали падать двадцатифунтовые бомбы и обычные пехотные гранаты. Начался ад: везде что-то взрывалось, горело, пространство лагеря заволокло густым дымом и пылью. Бомбы разрывали на куски ещё толком не проснувшихся, перепуганных моджахедов, а сидящие в кабине аэроплана лётчики начинали выкашивать мечущихся по земле раздетых людей из пулемётов. Уничтожив большую часть его людей, аэропланы спокойненько улетели… За эту безнаказанность Джунаид-бек люто ненавидел русских авиаторов и если те попадали к нему ещё живыми придумывал для них особо жестокие виды казни…
Немного потрепав противника, Розенфельд взял курс на находящийся неподалёку отряд советской конницы. Оказалось, что эскадроны кавполка уже спешат рысью на грохот взрывающихся авиабомб. Аэроплан снизился до 50 метров над колонной красных всадников, и Ванеев, высунувшись по пояс из кабины, и рискуя свалиться за борт, прокричал, что противник близко. Он также сбросил записку, в которой округлым гимназическим почерком торопливо написал: «Следуйте по направлению к старой мельнице. Красной коннице ура! Даёшь Джунаид-бека!».
Сбросив вымпел, самолёт вернулся к преследованию банды, которая теперь уходила в сторону гор. Погром продолжился. Когда закончились бомбы в ход пошли прихваченные с собой пустые бутылки и консервные банки с продырявленным дном. В условиях хронического дефицита любого военного имущества красные авиаторы частенько использовали подобные «психические боеприпасы». При падении эти посудины издавали адский вой, лишь усиливая панику среди суеверных джигитов.