Удар молнии

— Началось? — спросил он, вскакивая с кровати. Некоторое время он мотался по комнате в поисках брюк, чувствуя, как равномерно ухает его сердце, пока наконец не нашел их на стуле. Алекс согнулась от боли пополам, ухватив его за руку и сотрясаясь от стонов.

— Слишком поздно… Ребенок сейчас родится, — в ужасе повторяла она, сразу забыв все полученные уроки. Она была слишком стара для этого, и это было слишком больно, и ей уже не хотелось никаких естественных родов.

— Здесь? Он родится здесь? — растерянно спрашивал Сэм, не в состоянии поверить.

— Не знаю… Я… это… о Господи, Сэм… это ужасно… я с этим не справлюсь…

— Справишься, не волнуйся… В больнице тебе дадут лекарства… Не беспокойся… лучше надень что-нибудь.

В конце концов Сэм помог ей одеться и нашел ее туфли.

Он никогда не видел свою жену в таком тяжелом состоянии.

Было четыре часа утра. Швейцар вызвал им такси, и Алекс с трудом вошла в приемный покой, где ее уже ждал врач. Он остался вполне доволен течением родов, чего нельзя было сказать об Алекс. Сэм и не подозревал, что его жена способна кричать таким диким голосом, требуя наркоза, и впадать в истерическое состояние после каждой схватки. Однако понемногу она успокоилась, и через два часа после ее прибытия в больницу уже началась стадия потуг. Сэм обнимал ее за плечи, и все, кто находился в комнате, пытались поддержать ее. Казалось, это будет продолжаться вечно, но уже через полчаса новоиспеченные родители увидели крохотное личико рыжеволосой Аннабел. Девочка немедленно издала оглушительный крик, а затем, словно удивившись самой себе, посмотрела на Сэма. По щекам супругов текли слезы. Новорожденная смотрела на отца так, как будто она искала его долгое время и наконец нашла. Затем Аннабел передали матери, и Алекс, переполненная чувствами, о которых ей раньше и не приходилось мечтать, бережно взяла свою дочь на руки Она испытывала именно то, о чем ей приходилось слышать от других людей, и поражалась тому, насколько бедна была бы ее жизнь, если бы она не приобрела этот опыт. Через час Алекс уже кормила Аннабел и нянчилась с ней так, как будто занималась этим всю жизнь. Сэм беспрестанно щелкал фотоаппаратом, утирая слезы радости, — ни он, ни она были не в состоянии поверить, что на них свалилось такое счастье. Произошло чудо, которого могло бы и не быть. Словно мудрое Провидение излечило их от собственной глупости, показав им настоящий смысл жизни.

Первую ночь жизни своей дочери Сэм провел в больнице.

В основном они с Алекс смотрели на Аннабел, по очереди держа ее на руках и перепеленывая. Сэм восхищенно наблюдал за процессом кормления, думая про себя, что это самое красивое, что он когда-либо видел. Глядя на дочку, они оба решили, что теперь хотят второго ребенка. Трудно было поверить, что они чуть было не лишили себя этого несказанного благословения. Сэм не мог понять, как Алекс, только что прошедшая через все муки родов, могла хотеть повторения, но она была тверда в своем намерении. Перегнувшись к нему через спящую Аннабел, чтобы поцеловать, Алекс сказала:

— Я хочу еще одного.

— Ты шутишь, — ответил Сэм, удивленный, но довольный. Он, впрочем, признавался себе в том, что думает о том же самом. Конечно, он предпочел бы, чтобы второй ребенок оказался мальчиком, но еще одна девочка — это тоже неплохо.

Эта девочка была просто красавица. Сэм постоянно брал в руку ее тоненькие пальчики, а Алекс их все время целовала. В первый же день существования Аннабел родители были совершенно очарованы ею.

Когда они вернулись домой из больницы, это состояние очарованности так и не прошло, и Аннабел росла, окруженная постоянным восхищением мамы и папы. Сэм старался приходить домой пораньше. Когда Аннабел исполнилось три месяца, Алекс не без сожаления вернулась к работе. Она пыталась продолжать кормить девочку, но нерегулярность ее рабочего расписания не позволяла ей делать это.

Однако она забегала домой во время перерыва на ленч и дала себе слово в те дни, когда не было процессов, покидать офис ровно в пять и работать дома, после того как Аннабел уснет. А по пятницам она уходила в час, а там хоть трава не расти. Эти непривычно ранние для нее приходы домой превратились для Алекс в своего рода культ. Аннабел платила своим родителям настоящим обожанием. Она была солнцем, осветившим их жизнь, а для нее они были смыслом существования. Они наняли няню по имени Кармен, однако тот из них, кто первый приходил с работы, немедленно брал бразды правления в свои руки. Казалось, Аннабел ждала этого момента как манны небесной, издавая радостные крики всякий раз, когда видела кого-то из родителей.

Кармен нравилось работать у Паркеров. Они были прекрасными людьми, да и в Аннабел она была просто влюблена.

Она гордилась тем, у каких значительных людей она работает, рассказывала всем, как много и как успешно они трудятся.

Имя Сэма постоянно упоминалось в финансовой хронике газет. Проводимые им сделки были самыми выгодными. А Алекс несколько раз показывали по телевидению в репортажах о тех или иных громких делах. Кармен это откровенно нравилось.

И ни Алекс, ни Сэм ни минуты не сомневались в том, что у них не только самая красивая, но и самая умная дочь. Первые шаги она сделала в десять с половиной месяцев, очень скоро после этого заговорила, а фразами начала разговаривать гораздо раньше, чем большинство детей.

— Она будет юристом, — подтрунивала над мужем Алекс.

И действительно, девочка была как две капли воды похожа на свою мать, копируя ее даже в мимике.

Единственным разочарованием для Алекс и Сэма было то, что, к их удивлению, все попытки забеременеть у Алекс заканчивались неудачей. Они начали что-то предпринимать, когда Аннабел исполнилось полгода, и пытались еще год Алекс было сорок лет, и она пошла к специалисту, чтобы выяснить, все ли у нее в порядке. Врачи проверили и ее, и Сэма, но не нашли никаких отклонений и объяснили им, что в ее возрасте на то, чтобы зачать ребенка, может потребоваться больше времени. В сорок один год, чтобы «наладить» у нее овуляцию, доктор посадил ее на серофен, разновидность прогестерона, и в течение последующих полутора лет она не переставала пить лекарство, которое, казалось, доставляло ей больше неприятностей, чем вся ее прошлая жизнь. Они занимались любовью по расписанию, подсказывающему им, когда у Алекс пик выделения желтоватого гормона, то есть когда больше всего вероятность зачатия. Алекс добавляла свою мочу в различные химические реактивы, и если они окрашивались в голубой цвет, она тут же звонила Сэму на работу, и он сломя голову мчался домой. В шутку они называли такие дни «голубыми»; не было, однако, никакого сомнения в том, что все это только добавляло стрессовых ситуаций в их и без того достаточно сложную жизнь — ведь и у Сэма, и у Алекс была довольно нервная работа.