Страница 8 из 70
Он был на редкость некрасивым парнем, этот Джо. Не часто приходилось мне встречать такую уродливую образину. И в то же время он был страшно чувствителен и обидчив в этом отношении. Если, например, какой-нибудь паренек, идущий ему навстречу по улице, приостановится и свистнет, обратив внимание на его физиономию, или покажет на него своему приятелю, то Джо Куперу уже и это не нравилось Он рассказывал как-то, когда мы с ним говорили по душе и я его сочувственно слушал, что только один раз в его жизни с ним любезно разговаривала женщина. Это было ночью в Попларе. во время густого тумана, и он был так счастлив, что забыл обо всем на свете, и оба очутились в канаве, прежде чем он успел сообразить в чем дело.
На четвертое утро, когда мы были всего в трех днях пути от Сэнди Хука, капитан проснулся не в духе, и выйдя на палубу, готов был придраться к кому угодно и за что угодно. И, как нарочно, первый, на кого он наткнулся, был Джо, стоявший у борта, высунув свою физиономию и глядя на морскую змею.
— Вы что, черт вас возьми, делаете? — заревел диким голосом капитан, увидев Джо в этом положении. — Чего вы хотите этим добиться?
— Чем, сэр? — спросил Джо.
— Тем, что высовываете за борт корабля свою безобразную рожу и пугаете ею морскую змею! — заорал капитан. — Вы же знаете, какая она нервная, эта тварь! Проклятый бездельник!
— Пугаю морскую змею!? — произнес через силу Джо, весь задрожав и побледнев как полотно.
— Если я еще раз увижу вашу поганую харю за бортом, — продолжал неистово орать капитан, — так я вам расколочу ее вдребезги. Понимаете? А теперь убирайтесь вон!
Джо убрался, а капитан, сорвав на нем свою злость, пошел на ют и начал уже совсем спокойно болтать с помощником.
Я был тогда внизу и ничего об этом не знал. Только через несколько часов я услышал обо всей этой истории от одного из кочегаров. Он подошел ко мне с таинственным видом, когда я потом стоял наверху, и сказал:
— Билль, — сказал он, — вы приятель Джо. Сойдите к нам вниз и посмотрите, — не сможете ли с ним что-нибудь сделать.
Не понимая, что он хочет этим сказать, я спустился следом за ним в машинное помещение и увидел там неподвижно сидевшего на опрокинутом ведре Джо. Глаза у него были дико выпучены и устремлены куда-то вперед в одну точку. Два или три других кочегара стояли тут же и смотрели на него, наклонив голову на бок.
— Он уже три часа сидит так, — сказал шепотом младший машинист, — как будто его поразило молнией.
Когда он заговорил, Джо слегка задрожал.
— Испугать морскую змею! — произнес он. — О, я несчастный!
— Это свихнуло ему мозги, — сказал один из кочегаров. — Он только это и повторяет все время.
— Если бы мы могли как-нибудь его заставить зарыдать, — сказал машинист (у него брат был фельдшер), — то можно было бы спасти его рассудок. Но весь вопрос в том, как это сделать?
— Надо с ним осторожно и ласково поговорить, — сказал другой кочегар. — Я попробую, если вы, товарищи, ничего не имеете против.
Он сначала хорошенько крякнул, чтобы прочистить горло, затем подошел к Джо, положил руку ему на плечо и сказал очень нежным и жалостливым голосом:
— Не принимайте это так близко к сердцу, Джо. Очень часто и за самым скверным рылом скрывается доброе сердце.
Едва он успел это сказать, как Джо вскочил, сжав кулаки, и дал ему такого тумака, что чуть не сломал ребро. Потом отвернулся, опять весь задрожал и снова впал в в прежнее состояние полной неподвижности.
— Джо! — позвал я, легонько встряхивая его, — Джо!
— Испугать морскую змею! — прошептал Джо, опять выпучив глаза и уставившись ими в одну точку.
— Джо! — повторил я, — Джо! Разве вы не узнаете меня? Я ваш товарищ, Билль.
— Да, да, — произнес Джо, как будто немного приходя в себя.
— Пойдем отсюда, — сказал я, — пойдем отсюда в кубрик. Вы ляжете там на койку. Это самое лучшее место для вас сейчас.
Я потянул его за рукав, он тихо и послушно встал и пошел за мной, как маленький ребенок. Я сразу уложил его на койку и через некоторое время, когда он уже спокойно спал, подумал, что самое худшее миновало, но я ошибся. Он встал через три часа и, казалось, был такой, как всегда, если не сигать, что ходил и двигался так, как будто весь был занят одной какой-то мыслью и очень сильно ее обдумывал. И прежде чем я успел выпытать, в чем дело, он уже был в припадке.
Припадок продолжался у него десять минут и, едва очнувшись, он впал в новый припадок. В течение двадцати четырех часов у него было шесть длиннейших припадков, и должен признаться, я ничего не понимал. Я никак не мог сообразить, какое он находил удовольствие в том, что вдруг падал, жестоко стукаясь об палубу, хватаясь при этом за что попало и колотя кругом ногами кого попало. Он стоял, например, и разговаривал с вами самым спокойным и мирным образом, а в следующую секунду вдруг хватался за что-нибудь поблизости и уже лежал на спине в припадке. А при этом дрыгал ногами и попадал ими прямо в того, кто пытался разжать его пальцы, чтобы он отпустил зажатый в кулаке кусок чужой куртки или что-нибудь в этом роде.
Другие наши ребята говорили, что обида, нанесенная ему капитаном, так на него подействовала, что он свихнулся, но я не очень легко поддавался на такие штуки, и как-то раз, когда мы с ним были одни в кубрике, я попробовал навести его на соответствующий разговор.
— Джо, старина, — сказал я, — мы с вами, ведь старые приятели и добрые товарищи.
— Ну? — произнес он подозрительно.
— Джо, — прошептал я тогда, — в чем ваша игра?
— Не понимаю, о чем вы говорите, резко ответил он.
— Я говорю об этих припадках, — сказал я, пристально глядя ему в глаза. — Можете не делать такой невинный вид, потому что я своими собственными глазами заметил, как вы жевали мыло, чтобы изо рта пошла пена.
— Мыло?! — злобно крикнул Джо. — Да вы никогда в жизни и не пользовались мылом. Как вы можете его узнать?
После этого я понял, что от него ничего не добьешься, а потому не трогал его, но держал глаза открытыми и наблюдал со стороны.
Капитан нисколько не был обеспокоен этими припадками и только сказал, что не дает змее видеть физиономию Джо в этом состоянии, чтобы она не перепугалась. И когда помощник хотел освободить Джо от вахты, капитан сказал:
— Нет, он может с таким же успехом переносить свои припадки во время работы, как и в свободные часы, это никакой роли не играет.
Мы были уже почти в двадцати четырех часах от порта и чудовище все еще следовало за нами. В шесть часов вечера капитан и помощник закончили все свои приготовления к тому, чтобы поймать на крюк морскую змею в восемь утра на следующий день. Для большей уверенности на вахту был поставлен на палубу лишний человек специально затем, чтобы бросать змее провизию каждые полчаса в течение всей ночи. И когда я уходил спать в десять вечера, она держалась около нас так близко, что я мог бы достать до нее своими подтяжками.
Мне казалось, что я успел поспать не больше получаса, как вдруг проснулся от самого ужасного рева и шума, какой когда-нибудь мне приходилось слышать. Паровой свисток ревел без перерыва и сверху доносились страшные крики и топанье бегущих ног.
Нам всем, которые были тогда в кубрике, сразу пришло в голову, что, должно быть, змее надоел хлеб, и она начала хватать совсем неподходящую пищу, а потому мы подбежали к люку и осторожненько только чуть-чуть высунулись из него и стали прислушиваться.
Вся эта адская кутерьма, казалось, происходила на мостике, и так как мы не видели там змеи, то набрались мужества и поднялись на палубу.
Тогда мы увидели, что произошло.
У Джо начался припадок, когда он стоял на руле, и в припадке, не зная, следовательно, что делает, он ухватился, падая, за шнур парового свистка, висевший, как полагается, около штурвала. Он вцепился в этот шнур мертвой хваткой, зажав его своими пальцами, как железными щипцами, и дрыгая ногами во все стороны. Капитан, в одном нижнем белье, прыгал кругом него в полном исступлении и казался еще более сумасшедшим, чем сам Джо.