Страница 86 из 91
В это время на холмах, отделявших Мелькиле от шведского лагеря, появились новые полки Конницы.
— Горнисты, тревогу! Всем в строй! — Князь Михайло помчался снова выстраивать свои полки в правильную линию, но в это время увидел, как с одного из холмов на полном аллюре уходит шведский офицер, а за ним гонится, размахивая арканом, не кто иной, как Васька Увалень.
Голицын ухватился за подзорную трубу, и сомнения его рассеялись — стало ясно, что новая конница на холмах — не шведские рейтары, а русские драгуны, переправившиеся через реку с фронта. Солдаты с любопытством смотрели на неслыханное состязание. Швед уходил наискосок от деревни через луг к таммерфорской дороге, и казалось, Васька уже его не догонит, когда вдруг в воздухе мелькнул длинный татарский аркан и выдернул рейтара из седла. Грохнувшийся наземь офицер с ужасом ждал удара драгунского палаша, но вместо этого Кирилыч склонился над ним и сорвал с головы роскошный парик.
— Ай да Васька! — звонко расхохотался князь Михайло, с облегчением опуская подзорную трубу. — Достал-таки себе новую шевелюру! — И по этому облегченному смеху своего генерала и штаб, и стоявшие в строю солдаты поняли, что баталия закончена и виктория полная. И в самом деле, с холмов спускалась целая кавалькада во главе с генерал-адмиралом. Князь Михайло поспешил навстречу отдать рапорт.
Но Федор Матвеевич рапорта не принял, а обнял князя Михайлу по-отечески и расцеловал троекратно:
— Вижу, вижу, батюшка, что из тебя не только генерал, но и моряк отменный. В таком тумане не заблудиться только опытный шкипер может! Впрочем, и мы, — он добродушно рассмеялся, — тоже не дремали. Яков Виллимович своими пушками сбил шведскую батарею у брода, а наши драгуны перешли брод и атаковали шведа в конном Строю. Ну а каптенармус-то, сам, чаю, видел — раздобыл-таки, шельма, парик! Нет, что ни говорите, а надобно наградить Ваську!
Вскоре после этой виктории генерал-адмирал, сочтя, что кампания закончена, сдал команду Михайло Голицыну и отправился в Петербург со многими трофеями. Голицын же пошел к Биернеборгу, где и стал тремя отрядами на зимние квартиры, выдвинув против шведов густую кавалерийскую завесу.
Князь Михайло расположился на винтер-квартирах широко и надолго. В Тавастгусе были открыты походный магазин и гошпиталь, из подошедших от Киева (после «вечного мира» с турками) конных полков была налажена драгунская почта до самого Выборга, так что письма из Петербурга уже на третий день лежали на столе командующего. Дабы прочнее «отлучить» финнов от Швеции, был издан универсал, где говорилось, что русским войскам запрещено делать всякие незаконные реквизиции и конфискации и потому жители могут жить мирно. По своему войску Голицын отдал грозный приказ, строго запрещавший грабежи и поборы с местного населения. Виновные наказывались палками перед строем.
И очень скоро финские крестьяне, увидев, что русские привели в страну не каторжников и колодников, а самое что ни есть регулярное войско со строгой дисциплиной, сами стали доставлять мясо, молоко, хлеб, получая за все расчет в царских рублях и немецких талерах.
Меж тем наступила зима, и высокие снежные шапки увенчали крыши домов и амбаров, в которых стояли на постое русские войска. По первому же снегу заскользили финские лыжники. Князь Михайло новинок никогда не чурался, сам попросил у своего хозяина, финского пастора, лыжи и наладил их на валенки (добрые русские валенки были выданы всему его войску), а затем вместе с адъютантом пробежался по заснеженному лесу, окружавшему Биернеборг. Эта лыжная прогулка так понравилась командующему, что он тотчас приказал завести при каждой части лыжную команду, закупив для этого у финнов лыжи и прочее снаряжение.
— В снежную зиму нет лучшего средства для действа В лесах, как лыжи! — весело сказал князь Михайло армейскому казначею, жалующемуся на новый неожиданный расход. — Лыжи нам те не для забавы нужны, а для дела!
— Какие еще там дела могут быть зимой? — сердито ворчал казначей из бывших приказных подьячих. — Зимой войско, что твой медведь, на печи лежит и лапу сосет!
Впрочем, не только штатский казначей-подьячий, но и сам великий военный теоретик осьмнадцатого века прусский король Фридрих II считал: «Войну начинают весной, а зимой занимают квартиры». Зимой армия отдыхает на винтер-квартирах.
Однако русская армия, созданная Петром, была новой армией не только по своему составу, но и по духу. Общие правила, предписанные линейной тактикой и стратегией, в ней не только перенимались, но и переменялись. И потому в начале зимы князь Михайло получил от Петра запрос, где стоят шведы «и можно ли их далее отбоярить». После того царского письма-приказа Голицын и стал создавать лыжные команды, готовясь к зимней кампании. И точно, 4 января 1714 года пришел из Петербурга уже приказ генерал-адмирала Апраксина немедля оттеснить шведа «через синус Ботникус или, по меньшей мере, к Торнео».
Князь Михайло тотчас поднял войска на зимний поиск. Седьмого февраля, соединившись у кирхи Моухиярви, русские двинулись к Вазе, в тяжкий зимний поход. Перед выступлением князь Михайло в ледяной кирхе, дуя на иззябшие пальцы, набросал краткое сообщение царю и генерал-адмиралу: «Иду к Вазе. Ежели неприятель будет отдаляться, буду за ним следовать и велю разбить!»
Драгуны под командой бригадира Чирикова шли в авангарде. Дорога была трудная, лошади по брюхо вязли в снегу. Голицын, недовольный медленным переходом, сам прискакал в голову войска, посмотрел, как лошади грудью пашут снег, и распорядился: «Пустить вперед лыжников!» И вот тысячная лыжная команда пошла впереди, крепя дорогу. Армия делала теперь по 25 верст в день.
Вышедший в дальний поиск отряд лыжников под командой капитана Вындомского у местечка Куйве первым встретился со шведами. Шведский командир понадеялся на недавнюю метель и снежные заносы и не выставил даже караулы. А вечером, как снежные привидения, на улочках местечка возникли русские лыжники. Шведские солдаты спешно выскакивали из теплых постелей и бежали к Вазе, не приняв боя. Несколько человек взяли в плен.
Пухлощекий фендрик, взятый прямо в постели, где он занимался амурными шалостями с дочкой трактирщика, предстал перед Голицыным. Русское войско стояло прямо в лесу. Солдаты жались вокруг костров, жевали сухари. На сухарях шли уже неделю: люди были злые, полуголодные, с густой щетиной на исхудавших лицах. Молоденький шведский вьюноша, только что прибывший из Стокгольма и сразу угодивший в полон, взирал на русских драгун как на лесных разбойников из страшных сказок. Особливый страх внушал фендрику могучий казацкий атаман Фролов. Борода у атамана лопатой спадала на ГРУДЬ, мохнатая шапка надвинута на лоб, в глазах мечутся искры костра, отчего глаза красные, как у разъяренного медведя. «Такому пещерному человеку ничего не стоит достать длинный нож, рукоятка коего высовывалась из-под валенка, и погрузить его в молодое сердце!» — трусливо думал фендрик.
— Много ли войска у генерала Армфельда? — спросил Голицын. Вот этого русского фендрик совсем не боялся: чисто побрит, сразу видно, что образован, говорит хотя и плохо, но по-шведски. Фендрик хотел было схитрить, но в этот момент атаман надвинулся на него и рявкнул:
— Отвечай господину генералу, а не то я тебя в раз расшибу! — И могучий кулак атамана коснулся унылого носа фендрика.
Переводить не потребовалось, фендрик тотчас заговорил. При этом он так разговорился, что поведал не только то, что знал сам, но и то, что знал его друг — главный писарь при штабе шведского командующего.
Из слов фендрика выходило, что у Армфельда семь с половиной полков пехоты (два полка свежих, недавно переброшенных из Стокгольма), четыре полка драгун и местное финское ополчение — всего 14 тысяч человек под ружьем.
— Почти в два раза боле, чем у нас! — мрачно заключил генерал-майор Бутурлин. — Чаю, придется нам обратный путь держать, господин генерал-поручик! — Ванька Бутурлин все время напирал на звание генерал-поручик, намекая, что и ему полагается сей чин. Бутурлин и на военном совете выступил против похода, говоря, что не стоит шляться войску зимой, подобно серому волку, по лесам и дорогам! А в Петербург отписать жалобно: дороги, мол, занесло снегом, морозы стоят жуткие — птица на лету замерзает!