Страница 20 из 32
Самая невыносимая пытка Арктики — жажда. Многие пытаются ее облегчить с помощью снега; но это плохой способ, так как в результате воспаляется язык, гортань, болят зубы, начинается понос. Лекарство оказывается мнимым. При температуре от 30° до 40° по Реомюру (от минус 37° до 50° по Цельсию) снег производит во рту эффект расплавленного металла и увеличивает жажду за счет воспаления затронутых им слизистых оболочек. Даже эскимосы предпочитают переносить самую жестокую жажду, чем утолять ее снегом».
Не успев вернуться из первой санной вылазки, лейтенант Пайер уже задумал новый поход, на этот раз — на север. 25 марта экспедиция из семи человек и трех собак вышла в дорогу. Сначала путешественники обследовали остров Вильчека, затем крупный массив, самый восточный из видимых островов, которому они дали название Земли Вильчека. Они открыли остров Колдвей, мыс Франкфурт, остров Хэлл, возвышенность Вуллерсторф, до того безымянные, затем мыс Ганза и пролив Маркем; они дошли до широты 80°42′. Утром 10 апреля чуть не произошло несчастье, которое могло стоить жизни некоторым участникам экспедиции: сани провалились в трещину. По небывалой, но счастливой случайности сани зацепились на глубине в сорок футов за карниз; собаки повисли на постромках, матрос, управлявший санями, чудом остался цел и невредим. Лейтенант Пайер и его спутники бросились на помощь; все были спасены, но ценой тяжелейшего труда и острой тревоги.
Двенадцатого апреля отряд вышел к самой северной точке суши. Согласно обычаю, моряки составили меморандум, запечатали его в бутылку и спрятали в скальной расселине. Этот документ должен был подтвердить, что лейтенант Пайер и его товарищи вышли на мыс Флигели, находящийся на восемьдесят втором градусе и пяти минутах северной широты.
Возвращение оказалось нелегким. Людям, изнуренным семнадцатидневным маршем и перенесшим две арктические зимовки, предстояло найти «Тегеттхоф», пребывавший в постоянном дрейфе вместе со льдом.
«…Еще несколько сотен шагов, и дорога вдруг исчезла! Перед нами, на сколько хватало глаз, плескались волны свободного ото льдов моря. Удручающий пейзаж! Айсберги и торосы, через которые мы с таким трудом пробирались всего месяц назад, удалились неизвестно куда, повинуясь течениям и дрейфу. Кто знает, нет ли среди них той льдины, где мы оставили склад с провиантом? Что делать? Мы оказались без лодки, без продуктов, в пятидесяти пяти милях от “Тегеттхофа”. Даже если мы съедим собак, наш последний запас на самый крайний случай, то все равно не продержимся больше недели. Как спастись? В какую сторону двигаться? Направо — никакого смысла. Морская гладь протянулась от оголенных рифов острова Хейса до входа в пролив Маркем. Осталось только искать счастья на ледниках Земли Вильчека, простиравшихся слева по курсу. Нас страшно занимал вопрос: что за ними? Крепок ли лед к югу от этой земли? В довершение всех бед на нас обрушилась снежная буря, и поход продолжался в ослепляющем метельном вихре, затруднявшем видимость и дыхание, под зловещий шум моря, кипевшего рядом. Наконец, умирая от голода, холода и усталости, мы добрались до первых отлогих склонов ледника, где и поставили палатку.
Все так вымотались, что повалились спать на голодный желудок».
Двадцать второго апреля после десятидневного марша лейтенант Пайер вышел в одиночку на поиски «Тегеттхофа», находившегося еще в двадцати пяти милях. К счастью, корабль остался на прежнем месте. Иначе не миновать бы ему и его спутникам смерти! И какой ужасной смерти!
Не желая подвергаться опасностям третьей зимовки, лейтенант Пайер решил покинуть судно и, как только начнется вскрытие льдов, отправиться на поиски чистой воды, погрузив шлюпки на сани. Оружие, провиант, медикаменты и одежду тщательно упаковали и закрепили; судовые документы и бортовые журналы, как драгоценные сокровища, укрыли в жестяном ящике; 15 мая путешественники почтили память механика Кирша, навестив его могилу на берегу.
Двадцатого мая моряки накрепко прибили флаги к мачтам «Тегеттхофа», последний раз отобедали на палубе и со слезами на глазах попрощались с кораблем.
Дорога не предвещала ничего хорошего. В первый день отряд прошел одну милю! Паковый лед под совместным действием первого тепла и последних холодов стал малопригодным для передвижения как саней, так и лодок. Приходилось то и дело возвращаться, искать новые пути, лавировать, превращать сани в шлюпки, чтобы пересечь полынью, затем опять ставить лодки на полозья и, если позволяло состояние льда, тянуть, тянуть из последних сил…
Третьего июня прошел слабый дождик, что было признаком близкого вскрытия льдов.
Наконец 17 июня моряки спустили лодки на воду и, взяв сани на буксир, медленно то под парусами, то на веслах двинулись к югу. 20 июня — мертвый штиль. 25-го — смешанный путь, то есть наполовину по воде, наполовину по льду. 27-го — определение широты показало: 79°41′! За двадцать три дня экспедиция сместилась к югу всего на пять минут![93] 1 июля целый день ушел на переправу через трещину. За три дня пути они преодолели всего минуту! 3 и 4 числа путешественники окончательно поняли, что встречный дрейф отнес их к тому месту, где они находились три недели назад!
После двух месяцев тяжелого труда отряд оказался всего в тридцати километрах от корабля! Стойкий южный ветер и течения сводили к нулю самые самоотверженные усилия.
Восемнадцатого июля дождь снова подал надежду на полное разрушение льда. Ветер, переменившись на северо-восточный, оказал морякам мощную поддержку. Полыньи расширялись. Дожди продолжались, и движение вперед изнуряло все больше. Несмотря ни на что, проклятый пак все еще держался! К 13 августа экспедиция все еще находилась на широте 77°58′. По утрам сильно подмораживало. Если лед окончательно не растает, путешественникам придется опять зимовать и на этот раз в еще более суровых и ужасающих условиях.
К счастью, 14 августа потеплело. Вечером 15-го, в день Успения Богоматери, зловредные льды разошлись и маленькую флотилию окончательно спустили на воду, а сани за ненадобностью бросили.
Утром 16 числа поднялся свежий северный бриз, который настолько ускорил плавание, что уже к полудню завиднелись острова Новой Земли. Не осталось ни льдинки вокруг; 1874 год ознаменовался невиданным отходом многолетних льдов к северу, что, по всей видимости, и спасло экспедицию лейтенанта Пайера.
Восемнадцатого августа, в полночь, при свете солнца, первый раз после короткого лета коснувшегося горизонта, моряки высадились на берег к югу от Черного мыса. Они упивались зрелищем цветов и зелени тундры, которых не видали два с половиной года. На следующий день они добрались до мыса Черницкого (74°21′ северной широты) — излюбленного места зимовки русских судов, частенько подходивших к берегам Новой Земли. 21 августа налетела буря, грозившая потопить шлюпки вместе с неустрашимыми экипажами. Войдя в пролив Маточкин Шар, моряки возвели на откосе у входа в залив Ортодокс пирамиду из стволов деревьев и камней, куда поместили меморандум об экспедиции на случай своей гибели — чтобы остался хоть какой-то след.
Шансы на спасение и в самом деле значительно уменьшились. Не оставалось сомнений, что европейские рыболовные суда уже покинули высокие широты из-за наступавшей осенней непогоды.
Двадцать четвертого разразился страшный шторм; шлюпки вынесло далеко в открытое море. Моряки решили, что пробил их час! Буря разметала скорлупки в разные стороны, и когда они сошлись вновь, то вдруг оказалось, что их не четыре, а… пять! К ним добавилась еще одна, совсем небольшая, с двумя гребцами на борту.
То были бравые русские матросы, гостеприимные и приветливые, с рыболовецкого судна «Николай», что стояло на якоре за мысом Бритвина.
Так к команде «Тегеттхофа» пришло спасение.
Капитан «Николая» Федор Воронин тепло принял австро-венгерских моряков и отвез их в небольшой порт на северном берегу Лапландии Вардё. 5 сентября Пайер, Вейпрехт и их бесстрашные товарищи поднялись на борт почтового пакетбота, шедшего курсом на Гамбург, откуда по железной дороге они вернулись в Вену.
93
Речь идет о минутах географической широты; каждая такая минута составляет чуть меньше 2 км.