Прыщ

Наши-то сразу «умное слово» воспринимают: у десятника губы шевелятся — запоминает, повторяет про себя. Завтра по утру будет стольный град встречать селянские обозы моими… песнями. Нормальная реакция у мужика: жажда приобщиться к новому, звучному и полезному.

Как-то, ещё в первой жизни, попал я… Почти угадали — на бетономешалку. Коллеги приходили с носилками за очередной порцией… продукта и выслушивали мои рифмованные двенадцатиэтажные конструкции по мотивам русской народной обсценной… Загрузившись продукцией и информацией, они отправлялись по маршруту, радостно скандирую новые, только что узнанные слова. Стремление ознакомиться с продолжением было столь велико, что «потаскуны и носильники» практически бегали с носилками. Отчего производительность труда в нашей бригаде возросла многократно.

Ярыжка надулся:

— Пошли. Место покажешь.

Ага. А я города не знаю. От места нападения ехал на спине, с тряпкой на морде. Пошли от нашей усадьбы. Только нас ведь одноглазый выводил. Да и темно уже совсем стало. Ходили-ходили… Вроде бы нашли. Снег по сторонам санного следа утоптан.

— Вроде, двое их было. По следам — других не видать. Один, значится, спереди. Вот от этих ворот, из-за сугроба. Коня за узду ухватил. Второй сзади подошёл. Из вон того проулочка. И дружка твоего кистенём по головушке. Хорошо вдарил: шапку в черепушку вбил. А как ты коня огрел — тот и понёс. Переднего — сшиб, задний — не поспел. Молодец, паря, спас княжие щиты золотые! Тебе, поди, награда будет. А нам… Да уж, опять забота… Но! Будем искать! Будем искать и найдём! Ежели на то воля божья будет. Так и скажи своим, там, в Княжьем городище. Бонята Терпилич беспорядку в городе не потерпит, разбойничать лиходеям не дозволит. Всё, пошли довидку писать.

Потом ярыжка час царапал бересту, по нескольку раз выспрашивал у меня про одни и те же подробности. Я терпел, с прошлой жизни знаю: это не маразм с амнезией, это элемент ведения дознания. Дознаватель старательно строит из себя дурочку: а вдруг дознаваемый ляпнет не подумавши. Некоторые так вживаются в образ…

Рабочая версия: пара заезжих татей (наши-то на княжье — ни-ни!) углядели, как мы толклись у щитовиков, услыхали про щиты золотые, проследили и напали.

— Э… господин дознаватель, а как пришлые узнали, каким путём мы от усадьбы к воротам городским поедем? Они ж нас ждали. Теми закоулками только местные ходят, приезжие по большим улицам катаются.

— Дык… Ты, эта, глупостей-то не говори! Сказано тебе: не наши шиши, залётные! Ты мне, вьюнош, лучше другое скажи: почему ты на облучке был? Ты — боярич, он — слуга. Тебе с вожжами сидеть, в конску задницу глядеть — невместно. А?

— А вот! Захотелось мне! Имею право! А проще… сотоварищ мой нездоров был. Голова у него сильно болела. У него такое — постоянно. После боевого ранения на службе Родине и князю. Я его уложил в санях, а сам, по подсказке его, конём правил.

— Да уж. Пожалел боярин слугу. До смерти.

А вот об этом, очевидном для аборигенов обычае, я не подумал. Если целью были не щиты, а моя голова, то именно она должна была бы лежать сейчас пробитой. Или это паранойя?

Глава 296

Так я пол-ночи на пустые разговоры и перевёл. Потом просто сидел в тепле, дремал в полглаза. Воротники сказки сказывали, случаи разные вспоминали, десятник пару раз их на стену выгонял — патрулировать. Нормальные мужики. Только сильно бородатые.

Утром десятник ещё за час до света ворота открыл:

— Езжай, паря, там, поди, заждались.

Даже двух стражников дал: для сопровождения и охраны. И для доношения до начальства факта бдительности и к людским заботам участия со стороны воротной стражи.

Будда, при моём появлении, выразился кратко и нецензурно в адрес всяких недорослей-опаздунов. Потом повторил свою нецензурщину ещё пару раз: когда увидел своего мёртвого одноглазого работника. И когда углядел бурые пятна крови на празднично-алой коже парадных щитов. Но мне пофиг — устал я.

Забрался в оружейку, разогрел пару пирожков, из дому прихваченных. Нашёл чулан потемнее с каким-то тряпьем, и спать завалился. Там меня и нашли. Но уже около полудня и после «разбора полётов» и «раздачи слоников».

Будда вытащил меня к огню, поднял одной рукой за грудки, стал поворачивать и разглядывать. Долго. Я даже успел совсем проснуться.

— Цел?

— Я-то? Цел. Дядя Гаврила… А можно меня на землю поставить? А то дышать тяжело: рубаха на горло давит и брюхо уже голое, мёрзнет.

— А. Ага. Ну. Сказывай.

Сказываю. Как дело было. Уже шестой или седьмой раз.

— Значит, дубину вырезал — чтобы лошадь погонять?

— Да.

— А возчиком сел с того, что у того — голова заболела?

— Да.

— У него мозги наружу, а у тебя — ни царапины?

— Да в бога гроба душу…! Судьба, факеншит уелбантуренный!

— Верно Аким сказывал: ловок. Мда… А мне за те пятна на щитах… люлей по самые ноздри. Охо-хо. И работника потерял. Хоть и был он… А всё ж…

Тут я влез. Типа: трудовой энтузиазм аж горит, считаю своим долгом заменить павшего товарища, дозволь, милостивец, сюда на житьё перебраться. Ближе к месту трудовых свершений. Чтобы как вскочил — сразу к станку. И давай его… наяривать… спросонок лучковым приводом…

— Не. Мончуку такое против шерсти. Ежели прыщи разбегутся — у него службы не будет. Вот ежели бы в казарме печь развалилась… Ну, чтоб жить нельзя… А так… ныне мне не надавить на него. Опосля сегодняшних… люлей. Так что, ночевать туда пойдёшь. А пока давай, вон, чешую начищай.

Кстати, а как у вас, господа хорошие, с дофаминовым рецептором D4? Нет, что вы, я не путаю венерологию и нейрохирургию!

Исследование, проведенное в сибирских местах принудительного отдыха индивидуумов, которые пошли на хладнокровное намеренное убийство, то есть — без состояние аффекта, показало, что у них хорошо развита «холодная», спланированная агрессивность, наличие которой тесно связано с отдельными формами дофаминового рецептора D4.

Нестандартность решений, гибкость мышления, склонность к поиску новизны и открытость человека определяются, в том числе, малоактивными формами этого гена. Ещё он коррелируется с дисфункцией вегетативной нервной системы и шизофренией.

Обычно D4 синтезируется в мозге в относительно небольшом количестве. Но у меня сейчас — просто паром из ноздрей летит! Так и хочется кого-нибудь… преднамеренно, хладнокровно и в особо циничной форме…

Значит, говоришь: «чтобы в казарме жить было нельзя»?! Сделаю.

Видимо, я человек с очень много этого D4. В смысле: открытый. В смысле: думы мои на лице написаны. Будда посмотрел внимательно, поднял за шкирку и выкинул назад в чулан. С напутствием:

— Но-но! Без поджога! И зачем я тебе сказал…? Чешую завтра драить будешь. Отсыпайся покуда.

Я ворочался с боку набок, сон среди дня не шёл. Хотелось куда-нибудь сбегать и чего-нибудь… уелбантурить.

Тоска, бл…! Печаль, нах…!

Инстинкт кричит: «Бегом!». Но не говорит — «куда». Сдерживать глубоко инстинктивные, из глубины души рвущиеся поползновения и намерения — вредно для здоровья. При таком уровне тоскливости и безысходности… срочно нужна новая забава. А какая? — А вот это уже чисто технический вопрос. Вопрос ширинности кругозора и глубоковизны ассоциаций.

В очередной раз выходя во двор, прихватил заодно мусорное ведро с золой. А напротив кучи, куда всё это надо вывалить — птичник. Там, естественно, птицы. Конкретно — гуси. И никого из прислуги. Интересно…

И чего только от смеси безделья со вздрюченностью не сделаешь!

В этот раз я пошёл делать из гусей «сталинских соколов». Звёзды на крыльях сажей нарисовал. Ну не кровью же! Не резать же чужое имущество. Птички откормленные, благостные, последнюю неделю своей короткой жизни мотают. Совсем как я… А потом ножичком по горлышку… или кистенём по темечку… Надо бедненьким хоть какой «праздник жизни» напоследок устроить.