Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 105

Глава 44

Когда Ноэлю исполнилось два месяца, Ариана увидела в газете объявление, в котором предлагалась работа продавщицы в магазине иностранных книг. Жалованье там платили мизерное, но на него все же можно было существовать, а главное — Ариане разрешили приносить с собой на работу ребенка.

— Ариана, ты должна это сделать! — сказала молодая женщина, наблюдая за тем, как Ариана возится со своим малышом.

Прошел год после того, как Ариана начала работать в книжном магазине. Ноэль уже ходил и все время хватался ручонками за яркие корешки книг.

— Мэри, мне ничего от них не нужно.

— Тебе, допустим, не нужно, а твоему ребенку? Неужели ты собираешься всю жизнь торчать в этом магазине? Не произойдет ничего страшного, если ты наведешь справки. Ты ведь добиваешься не милостыни, а того, что тебе принадлежит по праву.

Ариана заколебалась.

— Не принадлежит, а принадлежало. Это большая разница. Когда я уезжала, все имущество захватили нацисты.

— Во всяком случае, нужно сходить в консулат и выяснить.

Мэри была настойчива, и Ариана решила в ближайший выходной последовать совету подруги. Германское правительство постановило, что люди, пострадавшие от нацистов, могут получить компенсацию за утраченное имущество. У Арианы на руках не было никаких документов, из которых следовало бы, что дом в Грюневальде и родовой замок Манфреда принадлежат действительно ей, и это осложняло дело.

Две недели спустя, когда выходной пришелся на четверг, Ариана с детской коляской отправилась в немецкое консульство. Был холодный, ветреный мартовский день. Ариана чуть было не отложила свой поход из опасения, что пойдет снег.

Оказавшись у здания консульства, она закутала ребенка в теплое одеяло и открыла массивную бронзовую дверь.

— Чем я могу вам помочь? — спросили ее в приемной по-немецки.

Ариана ответила не сразу. Она давно уже не слышала родной речи, не видела европейцев, да и от официальной вежливости, не слишком распространенной в Америке, тоже успела отвыкнуть. Ей показалось, что она в мгновение ока перенеслась обратно в Германию. Ариана принялась объяснять чиновнику, в чем состоит суть ее дела. К величайшему ее удивлению, чиновник отнесся к ней уважительно, с вниманием, предоставил всю необходимую информацию, выдал бланки и предложил явиться вновь на следующей неделе.





Когда Ариана пришла в консульство в следующий раз, в вестибюле было довольно много народу. У Арианы в кармане лежали заполненные бланки, и теперь ей оставалось лишь дождаться приема у клерка, который переправит бумаги по назначению. Кто знает, сколько времени займет юридическая процедура? В лучшем случае годы, а в худшем она вообще ничего не получит. Но тем не менее попытаться следовало.

Стоя в очереди с коляской, в которой мирно спал Ноэль, Ариана закрыла глаза и представила себе, что она снова дома.

Сделать это было легко — отовсюду доносились звуки немецкой речи: баварский, мюнхенский, лейпцигский, франкфуртский диалекты, даже суетливый берлинский говор. Эти звуки были родными, сладостными, и в то же время слушать их было мучительно больно. Среди обилия знакомых слов и интонаций ни одного знакомого голоса. В этот миг Ариану кто-то схватил за локоть, она услышала удивленное восклицание, судорожный вздох и, открыв глаза, увидела перед собой — о чудо! — знакомое лицо. Эти карие глаза она когда-то видела прежде… Неужели с тех пор прошло всего три года?

— О Господи! Не может быть!

У Арианы выступили слезы. Это был Макс, Макс Томас… Не раздумывая, она бросилась ему на шею. Они простояли обнявшись, казалось, бесконечно долго. Оба одновременно смеялись и плакали. Макс прижимал ее к себе, целовал, любовался ребенком. У Томаса тоже было ощущение, что осуществилась несбыточная мечта. Ариана рассказала ему о гибели отца и Герхарда, о конфискации дома. Поведала она Максу и о Манфреде. Ей уже нечего было бояться и нечего было стыдиться. Она сказала, что полюбила Манфреда, что они поженились, что Ноэль — их сын. Однако выяснилось, что Макс и так обо всем знает, за исключением рождения ребенка. После войны он приехал в Берлин и долго разыскивал фон Готхардов.

— Ариана, а вы пытались найти отца и брата после войны?

Немного поколебавшись, она отрицательно покачала головой:

— Я не знала как. Муж говорил, что отец наверняка погиб. В Париже я познакомилась с другом Манфреда, у которого целая организация, занимающаяся беженцами. Это было еще до моего отъезда из Европы. Этот человек наводил справки, пытался выйти на след Герхарда. — Она глубоко вздохнула. — Он и вас разыскивал, но безуспешно… Как и Герхарда.

Тут внезапно смысл произошедшего дошел до ее сознания. Ведь следов Макса найти тоже не удалось, а он тем не менее жив. Вдруг и Герхард тоже уцелел? Ариана застыла на месте, пораженная, а Макс погладил ее по щеке и сокрушенно покачал головой:

— Не нужно, Ариана. Их больше нет. Я знаю это, ведь я тоже искал. После войны я вернулся в Берлин, чтобы разыскать вашего отца… — Он чуть было не сказал «и вас». — Люди в банке сказали мне, что произошло.

— И что же они вам рассказали?

— Что он загадочным образом исчез. Однако все были уверены, что Вальмар хотел спасти Герхарда от мобилизации. Никаких следов вашего отца и брата мне обнаружить не удалось. В Швейцарии, в одном отеле, горничная вроде бы узнала мальчика по фотографии. С год назад у них останавливался юноша, похожий на Герхарда, но полной уверенности у нее не было. В конце концов она заявила, что это все-таки не он. Я потратил на поиски в Швейцарии три месяца. — Макс грустно вздохнул и прислонился к стене. — Скорее всего их застрелили пограничники. Других вариантов быть не может. Если бы Вальмар и Герхард остались живы, рано или поздно они вернулись бы в Берлин, а этого не произошло — мне сразу бы сообщили.

Услышав эти слова из уст другого человека, Ариана, которой те же самые мысли не раз приходили в голову, вновь утратила надежду. Разумеется, Макс прав. Если бы Вальмар и Герхард остались живы, они дали бы о себе знать. Раз Макс был в Берлине, встречался с сослуживцами отца, никаких сомнений быть не может. И горечь утраты обрушилась на Ариану с новой силой. Макс обнял ее за плечи, погладил рукой по волосам.