Страница 37 из 39
– Сотру!.. Тамо пущай!.. Пущай разоряют!..
Но Тимофей уже опять опустил глаза и стал худым, старым, бедно одетым городским менялой.
– Дак прикажи выдать куны. С лихвой тамо тринадесят гривен с тебя, боярин, мне причитаетце!
Ратибор передохнул и вдруг честно признался:
– Нету теперь у меня столько.
– Десять и три после.
– Шесть!
– Восемь, и не торгуйся, боярин. Сам дашь али ключника позовешь? – и Тимофей добавил совсем тихо:
– А что грозишь – промолчу пока. Но и ты знай, что мы, к часу, укусить заможем… И про Олексу помни…
– Нужны вы мне оба! – в последний раз взорвался, уже сдаваясь, Ратибор.
– Нужны ли, нет, а уговор!
Так заключено было и это перемирие, подобное только что состоявшемуся между князем Ярославом и Новгородом, в отличие от первого, правда, мало кому известное, но зато точно так же готовое нарушиться в любую минуту.
Глава 24
По санному пути первые отряды тверских и суздальских войск начали прибывать в Новгород. С Ярославом прибыл великий баскак [34] владимирский, Амраган. Узкими глазами бесстрастно смотрел он на этот русский город, плативший дань, но так и не завоеванный Ордой, прикидывал прочность его земляных стен и каменных башен… Там, на западе, были немцы, которые дани не платили, и потому их следовало разбить, разбить силами вот этих русских, во славу великого Кагана, повелителя трех четвертей мира. И снова с татарским выговором прозвучало знакомое слово: Колывань.
Спешно летели гонцы в Ригу и Любек. Орден, переведавшись с Новгородом, отнюдь не хотел иметь дело со всей низовской землей. Летели, загоняя коней, гонцы от магистра в Любек, из Любека в Ригу, из Вельяда в Колывань.
– Мир, мир, мир! Во что бы то ни стало!
Спешно собралось посольство. Орден соглашался на все условия Новгорода, отдавал всю область Наровы, открывал свободный проход в море, умоляя лишь об одном: не проливать напрасной крови. Князю Ярославу, Амрагану и новгородским старейшинам везли богатые подарки.
– Мир, мир, во что бы то ни стало!
И Ганза и Орден понимали, что лучше уступить сейчас в малом, чем рисковать потерять все.
Споры в совете были бурные. То и дело вновь поминали немецкое вероломство. Однако торговля, хиревшая уже целый год, требовала заключения мира. Начать войну – значило еще на неведомое время оттянуть привоз западных товаров и вывоз русских мехов и воска. Ганза после потери Колывани могла перекрыть морские пути и затянуть войну до бесконечности…
Словом, отказываться от немецкого предложения вряд ли имело смысл. Решено было взять мир.
Торжественно, на дорогом пергамене, составленный и скрепленный серебряными позолоченными печатями обеих сторон, договор удостоверял заключение мира и возобновление торговли, подтверждал старинные уложения о купеческом суде по дворе Святого Ивана, взаимных расчетах и исках, плате ладейникам, поручительствах, вирах, продажах, о мерах, весах, пудах и скалвах.
Не успели урядить с немцами, как Новгород был смятен новою бедой: князь Ярослав решил двинуть полки на Корелу.
Корелы были давними союзниками и щитом Новгорода на северо-западных рубежах новгородской земли. Много их было и в самом городе. Не один Олекса вел с Корелой оживленную и прибыльную торговлю. Намерение князя поэтому задело не только бояр-вотчинников, но и всех горожан до последнего ремесленника. Корелы, которые начали было спешно собираться домой, исподлобья поглядывая на ставших им чужими новгородцев, теперь ободрились, ходили по знакомым домам, упрашивали помочь в беде. Их выборные посетили самого посадника Павшу Онаньинича.
– Сперва нас, а потом уже только и вас не будет! – ответил им посадник.
– Новгород еще никому не позволил грабить свои волости.
К Елферию из самой Карелы спешно прискакал Валит, вятший корел старинного знатного рода. Сузив глаза, подрагивая крыльями носа, он напомнил все, что сделали корелы для Новгорода, начиная от разорения Сигтуны. Елферий подвел его к образу Спаса.
– На мече поклянись! – возразил Валит.
Нахмуря брови, Елферий обнажил меч и принес древнюю клятву, свидетельствуя, что, пока он жив, Ярослав не выступит в корельский поход.
Валит обошел затем дома и других бояр.
Ярославу недвусмысленно дали понять, что, прежде чем начать поход на Корелу, ему «достоит уведатися» с Господином Великим Новгородом: ремесленникам уже начали раздавать оружие.
В посадничьих палатах, в Детинце, собрался совет. Решение Ярослава задевало всех, подрывая целость огромной Новгородской волости, простиравшейся от Корелы до Урала, от Торжка, Торопца и Вологды до Студеного моря. Допусти они, чьих дочерей считают за честь брать в жены князья низовских городов, этот поход, и начнут сами собою отпадать, разуверившись в силе Господина Новгорода, Заволочье, Тре, Перемь, Печора, Югра…
Забыты были взаимные раздоры боярские, и когда Ярослав объявил о своем решении, то встретил единодушный отпор всего совета. В ярости он сорвался с места, требовал, грозил. Но спокойно взирали из-под опущенных ресниц на него великие мужи новгородские… Князь Олександр не стал бы бегать по гридне…
– В ту же породу, да не в ту же стать! – шепнул Жирослав Федору Кожичу, а Федор, наклонясь, ответил:
– Щенок у меня был маленький, а злющий – беда! Уж за загривок его несешь к двери, а все норовит гостя лапой достать! Так и он.
– Чем на Корелу идти, так уж ближе Торжок пограбить! – громко сказал боярин Путята.
Князь медленно заливался бурой кровью. Сказано было не в бровь, а в глаз.
Не опуская прямых ресниц под бешеным натиском выкаченных голубых глаз князя, Путята слегка уперся кулаками в расставленные колени. Вот-вот вскочит князь и встанет встречу на напруженных ногах боярин.
– Вече соберем!
И князь вскочил, и стал подыматься с лавки Путята…
Но вдруг тяжелый Сбыслав Вышатич опередил его:
– Не гневай, княже! Выслушай сперва! Корела нам не данники, та же земля новгородская, крестил их твой отец, Ярослав Всеволодович. Не добро, бяше, братью свою воевать! Молим тебя, княже, не вынми меч на слуг своих!
Гнев отдай, а не ходи на Корелу! – прибавил униженно слова, которые, скажи их по-иному, могли бы прозвучать и угрозой:
– Не я, не мы одни тебя молим, от всего Великого Новгорода, бояр, купцов, простой чади, вятших и меньших, молим тебя – не погуби!
Тяжело склонился в поклоне, утишил Ярослава.
Молчали, трудно дыша, вятшие мужи Великого Новгорода, но все поняли умный поклон Сбыслава и умные его слова. А от поклона голова не болит.
Сел Ярослав, поведя очами, опять не угадал, кинулся было к Гавриле Кыянинову.
– Ты скажи!
Но отвел глаза Гаврило.
– Что я! Я как мир, как совет, как Новгород… Против всего города мне не идти…
Ослабел князь, сдался.
На другой день низовские полки начали покидать Новгород, уходя назад.
Глава 25
Олекса, когда услышал, что поход на Корелу отменен, радостно потер руки:
– Миром и медведя свалят! Теперь без опасу! Весной корельское железо повезу, Станьку пошлю!
Вдвоем с братом начали готовиться к весеннему торгу. Считали, ссорились. Тимофей жался, не хотел говорить, сколько у него серебра…
Мать наконец позвала обоих к себе в горницу. При ней братья перестали спорить, урядили.
– Еще одно дело… – со смущением начал Олекса. – Гюрятич ко мне приходил, прошал снова повременить с долгом… Чаю, и вовсе не отдаст.
– Отдавать ему нечем.
– Говорит, теперь, по весне, и мог бы расторговатьсе, да весь в долгу, не поправитьце. Прошал еще гривен пять, тогда бы, говорит, на ноги встал… Не даром! Обещает…
– Я твоему Максимке не дам ни векши, и, коли дашь, забудь, что я тебе брат! – забыв, что мать рядом, закричал, не дав договорить, Тимофей.
– Сынове! – воскликнула Ульяния с укоризной. Оба стихли.
34
Баскак – ханский наместник и сборщик дани.