Страница 52 из 65
— Товарищ старший лейтенант, пленные просят наказать предателей.
— Какие пленные, сержант ты о чем?
— Ну, те, что у немцев боеприпасы таскали. Среди них десять немецких прихвостней, остальные их арестовали, и требуют расстрела. Что делать?
— Давай я сам пойду туда, там и разберемся что к чему. Полуэктов остаешься за старшего.
Спускаемся с сержантом в нижний каземат. Там под охраной бойцов смиренно сидят экспленные. Десяток лежит связанными, пленников мы вчера освободили (по пути, то есть не специально, так получилось), и потом руки до них не дошли, так они и сидели под охраной, после того как грузовики разгрузили. Так какую бы принять тактику, может же быть, что более активные предатели на… то есть, обманули массу, и щас предателями выставляют как раз настоящих патриотов. А мне ошибаться нельзя, я Соломон обреченный доверием (едрит лиссабон, облеченный). Опрошу я тогда ребят по одному, да наедине, и потом сделаю выводы кого расстрелять, а кого в ряды бойцов.
Часа полтора беседовал с пленниками, и таковы результаты:
Рядовой Акрамов, добровольно сдался в плен, выдал замаскировавшегося под татарина еврея Шмулевича, в плену активно содействовал охранникам, и даже выдал переодетого комиссара Василькова. Информация подтверждена тремя разными людьми, сослуживцами Акрамова, сука, кстати, тоже узбек как я, но не видать тебе ублюдок "Туркестанского легиона", да и в природе пока его не существует. Мустафа Чокай еще не вышел с предложением на Риббентропа.
Рядовой Онищук (вот сука фамилию позорит), левобережный украинец, но так же с радостным хрюканием перескочил к немчуре, прикатил им пулемет "максим" который должен был прикрывать предполье одного из ДОТов. В плену выявил хренов детектив двух лейтенантов, и донес немцам на них, выдал бедного азербайджанца за еврея, а у того документов с собой нет, расстрел, ну и потом не совсем на РККА работал.
Рядовой Стерлигов, до войны совратил девчушку из местных, был бит и осужден товарищеским судом, при появлении немцев перешел к ним, и показал склад боеприпасов, склад уничтожен, оборона расстроена.
Рядовой Юхимайтис, попал в плен честно, но там уже сломался и начал сексотить, доносить на бойцов РККА, выдал группу готовившую побег, всю группу десять человек расстреляли.
Рядовой Миронян, в плен перешел добровольно, вспомнил, что батя у него из дашнакцутюн, видимо, решил, что дашнаков немцы тоже причислят к нордической расе, и спокойно выдал группу армян патриотов. Всех его земляков семерых парней, немцы расстреляли, а Миронян и потом еще шестерил на немчуру.
Показания на каждого я перепроверил, информация подтвердилась на каждого по три и более раза. Виновны.
— Сержант, возьми десять человек, потом выведи этих, — дальше продолжаю парадным голосом, и погромче:
Именем Союза Советских Социалистических Республик, именем Рабоче Крестьянской Красной Армии, приговариваются:
Рядовой Акрамов Дилшод Маткаримович – смертная казнь через расстрел;
Рядовой Онищук Тарас Опанасович – смертная казнь через расстрел;
Рядовой Стерлигов Никифор Петрович – смертная казнь через расстрел;
Казимир Юхимайтис – смертная казнь через расстрел;
Андраник Каренович Миронян – смертная казнь через расстрел;
Приговор окончательный, сержант исполнять.
— Есть товарищ комиссар дивизии.
Писки и визги осужденных никто не слушал, предатель есть предатель, смерть им. Сержант со своим отделением ушли, и через пятнадцать минут вернулись.
— Товарищ старший лейтенант, предатели расстреляны в лесу, в округе никого не наблюдалось.
— Сержант пусть пленные (то есть остальные, которые не предатели), в случае боя, будут помогать подносить снаряды, а там будет видно.
И потом пошел наверх, в импровизированный штаб, и первым делом звоню в лес, но пока Абдиев со товарищи не вернулись. А радист сует мне радиограмму:
"Шуморо фахмидем, ба шумхо омад" (Вас поняли, удачи вам)
Осматриваю в бинокль через амбразуру окрестности, тишина, надо вылезь наружу и на верх ДОТа, осмотреться. Со мной ползет Полуэктов.
— Полуэктыч ты откель такой, со старинной русской купеческой фамилией?
— С Сергиева Посада я товарищ комиссар. И предки ни разу не купцы, ремесленники мы, пролетариат.
— Понятно, — и осматриваю окрестности, вокруг тишина, хотя нет, ого движется колонна. Всматриваюсь, а это абдиевцы едут, значит все, трындюлец немецкому складу, склад кончился, и тут вдали страшно бабахает. Что Абдиев освоил производство мин замедленного действия?
Ощупываю взглядом, через бинокль, весь горизонт как заправский локатор, нет пока тишина, что на железке, так и на шоссе, ну у нас не горит. Можно пойти потрындеть с Абдиевым, тем более колонна идет прямо к ДОТу, ну понятно не вся. Бронированные железяки отстали и рассосались по лесу, в ДОТу едут грузовики.
Выходим навстречу, машины останавливаются у главного входа, с передней колымаги спрыгивает сам Ержан и подбегая докладывает:
— Товарищ командир (отряда) склады взяты, два рейса вывезли в лес, закопали, замаскировали, один рейс привезли с собой. Остальные боеприпасы, в основном неподходящие нам калибры снарядов уничтожены. Для замедления подрыва использован бикфордов шнур, у нас потери двое убито:
Рядовой Епифанов и младший сержант Даутов.
— А у немцев, какие потери?
— Два офицера, гауптман и лейтенант, а еще 58 солдатов, раненные добиты.
— У нас раненые есть?
— Да, трое; один легко и двое тяжело, один в живот другой в бедро, всех осматривает щас санинструктор в лесу.
За это время Круминьш успел сгонять в ДОТ и выгнал оттуда свободных бойцов и освобожденных вчера пленников. И с шутками и прибаутками началась разгрузка транспорта, часть людей просто сгружала снаряды и патроны к пулеметам, а остальные затаскивали смертельный груз внутрь, в ДОТ. Минут двадцать совместного веселого труда, и все восемь грузовиков поехали в лес. Ержан получил приказ полчаса на завтрак, затем оборудовать позиции в предполье.
Прошло полчасагде-то, к ДОТУ пришли все кроме охраны, и начали готовить позиции, по три капонира каждому орудию (небельверферу тоже, хрен с тобой фашисткая железяка) ну и каждой единице бронетехники, само собой. Людей поделили по объектам и начались землеройно-кротовьи работы. Лежу на высшей точке ДОТа, осматривая окрестности, пока тишина, через примерно часик на дороге появляются грузовики пять штук, под прикрытием трех мотоциклов и ганомага. Не нежирная добыча, пусть едут, не стоят они нашего напряга, и безвозвратных потерь в боеприпасах, минут на 10 все (по моему приказу) притаились, колонна протарахтела, и скрылась, скрежет лопат начался снова.
Хороша земля в Белоруссии, у меня бы дома попробовали на глинисто-каменисткой почве вырыть капонир, фигвам и писец жирный, то есть полный. А тут не прошло и два часа, как наша феерия труда закончилась, позиции готовы, броневики (экипажи конечно) ушли за своими боевыми машинами, грузовики само собой останутся в лесу, нафиг нам тут они сдались, а пехота пошла в окопы. Сидим, ждем, угостили сигареткой, свежеотбитая, только со склада боеприпасов. Пишу радиограмму:
"Анборро забт кардем, лавозимоти чангии ки ба мо даркор гирифтем, нодаркориша кафондем" (склад захвачен, пригодные боеприпасы забрали, непригодные взорвали), — и передал бойцу, чтобы тот отнес радисту.
Сидим и тупо ждем, дорога пока пуста, первый то вал немцев прошел, теперь видимо не так сильно валят на нашу территорию, только поймали расслабуху как послышался свисток паровоза, ну вот дождались. Всматриваюсь до боли в глазах, нет отставить, бронепоезд едет и не с Польши, а совсем, наоборот, с Белоруссии в Польшу, пусть катят, они нам как собаке восемнадцатая нога. Опять отдыхаем, даем радиограмму в центр: "хамма чо чим, поида истодаем душманро" (везде тишина, ждем врага). Проходит полчасика, теперь опять паровозный гудок, всматриваюсь в оптику, охо, с нужной стороны идет поезд, ну добро пожаловатьСЯ, будет вам хлеб-соль (соль правда Бертолетова, а хлеб Нобелев, динамит то есть).