Круговорот

— Скажи, где я могу найти такого зверя? Гор снисходительно улыбнулся.

— Кмет нельзя найти… Только взять кмет щенок и вырастить… У кмет один хозяин… Хозяин умирать — кмет умирать. Саня уважительно посмотрел на кметов — грозных, ужасных в своем обличие и, вместе с тем, до смерти преданных единственному в их жизни хозяину. Странный все ж таки этот мир. Лошадей здесь и в помине нет.

Выродились видать. Зато можно ездить верхом на монстрах. Щенок найденыша между тем призывно смотрел то на Саню, то на мальчугана. Он еще не был настолько ужасен, как его старшие собратья и его растерянный взгляд, будил чувство жалости. После недолгих сомнений щенок побежал за Саней, чем вызвал ручьи слез, заструившиеся из глаз мальчишки. Саня немного растерялся от такого поворота событий и попытался прогнать щенка назад, но тот никак не хотел уходить.

— Кмет тебя выбирать, — сказал Гор. — Теперь ты его хозяин.

— А как же парень? Мальчика было искренне жаль. Саня испытывал чувство вины перед круглым сиротой, который, вдобавок ко всем бедам, потерял четвероногого питомца.

— У него будет другой кмет, — успокоил дикарь Саню. Пряхин прибывал в нерешительности. Он еще не понял, нужен ли ему такой ужасный монстр, и что теперь делать с этим нежданно свалившимся подарком судьбы?

— Когда кмет вырастать, приводить его к нам, — сказал напоследок Гор. — Мы находить для него самка.

— Приведу, — пообещал Саня и, сопровождаемый маленьким монстром, направился к Мертвому городу. Вельды еще какое-то время смотрели им вслед. А затем, взгромоздив мальчишку на холку одного из ездовых кметов, развернули своих ужасных скакунов и, весело улюлюкая, понеслись восвояси.

Глава 3

Молодой человек вернулся в лагерь вместе с маленьким кметом. Своему питомцу Саня дал прозвище Гомо… Это был странный зверь во всех отношениях. В его возрасте щенки обычно игривы и раскованны.

Гомо же вел себя совсем иначе. Ни отходил от хозяина, ни на шаг, и довольно враждебно смотрел на остальных обитателей лагеря.

— Гомо, друг мой! — говорил кмету Саня, кормя его с руки сырым мясом. — Ты должен научиться терпеть присутствие людей. Зверь чавкал, пускал слюну, ловя на себе любопытные взгляды беженцев, которых к Саниному возвращению в лагерь значительно поубавилось. В основном все пропадали в лесу, заготавливали провизию для дальнейшего похода. К Сане подошел Клешня и с нескрываемой завистью посмотрел на Гомо.

— Чон предложил варварам захватить западный порт пещерников, — сообщил Клешня.

— Вот даже как?! — Саня прекратил заниматься кормлением щенка и обратил свой взор на древлянина.

— Угу, — кивнул Клешня. — Это ж для них самый короткий путь домой.

— Самый короткий путь не всегда самый быстрый…

— Они не торопятся… Им нужно отомстить за сородичей.

— И что? Они станут воевать против баронов?

— Угу, — снова кивнул Клешня. Ай да Чон! Ай да сукин сын! Колдуну стоило отдать должное. В своих действиях он оставался последователен. Саня ошибался, когда полагал, что благой целью островитян станет — возвращение к своим истокам. Цель у дикарей была немного иной.

Сначала они хотели поквитаться с баронами за кровь погибших на Арене и сгинувших в подземельях соплеменников. — Выплатить долг крови и лишь затем вернуться на остров с головами поверженных врагов. Другое дело, что цель эта была, не так легко выполнима. Саня не знал, какие привел доводы колдун в переговорах с Бресом, но, как бы там, ни было, он заполучил в свою дружину первые три десятка хорошо обученных воинов.

— Как ты себе это все представляешь? — не переставал допытывать Клешню Саня. — У вас нет ни оружия, ни базы, ни снабжения.

— В горах у нас имеется тайник. Там полно всякого оружия. Есть одежда и кой-какой скарб — Клешня снисходительно улыбался, не переставая пялиться на кмета.

— Вся эта партизанщина — чистой воды авантюра.

— Я не знаю, что такое партизанщина и авантюра, — сказал Клешня. Доказывать что-то этому малограмотному древлянину, было бесполезной тратой времени, и Саня спросил:

— Громила Стен тоже в вашей команде?

— Угу. В принципе, можно было бы и не спрашивать. Стен просто не мог отказать себе в удовольствии — помахать саблей на стороне таутов.

Тем паче, что у него имелись на то личные основания.

— А ты, что решил? — спросил Клешня Саню.

— Я не стану воевать. У меня на данный момент нет проблем с Инквизитором.

— Снова пойдешь в свой край озер?

— Да! — твердо сказал Саня. — Я обещал сопровождать Себастьяна и не собираюсь отступаться от своего обещания.

— Ты хоть дорогу помнишь?

— Найду, — отмахнулся Саня.

— Ой, ли? — усомнился Клешня. Саня ничего не ответил и ушел искать алхимика. В тот вечер средь беглецов случился раскол. Кроме Себастьяна Хорь тоже изъявил желание пойти вместе с Саней. А вслед за Хорем к компании отшельников присоединился Стрикер. Кузнец здорово сдал за последнее время. Он уже не был тем ворчуном и склочником, каким его знавали еще полгода тому назад. Все больше отмалчивался. Говорил совсем редко. Сане сочувствовал Стрикеру и надеялся, что тот, в конце концов, найдет себе занятие по душе в том дальнем краю, что зовется Озерным.

Вот только попасть бы еще туда. Саня даже понятия не имел, о том, куда надо идти. Он сидел в у огня, окруженный своими новыми спутниками, и смотрел в сторону команды Чона, кучкующейся неподалеку. Чон для Сани оставался самой загадочной фигурой из всех, что встречались ранее. С виду — вполне уравновешенный человек, (может даже через, чур, уравновешенный). В некотором роде даже философ…

Откуда такая ненависть к Инквизитору? У Пряхина зародилась догадка и, чтобы ее упрочить, он спросил находящегося рядом с ним Себастьяна:

— Чон похож на твоего знакомого Странника из Озерного Края?.. Как его там звали?.. Уйгур, кажется.

— Очень похож, — ответил алхимик. Ну, вот и объяснение той ужасной болезни, что зовется одержимостью. Все достаточно просто. «Эх! Чон!.. Моралист и философ, Чон!.. Холодный и непреступный идол!.. Оказывается, тебя гложет самое иррациональное, самое никчемное, самое первобытное чувство — чувство мести… Ты его раб… Его заложник… И как бы ты не пытался его подавить. По каким бы астральным мирам не путешествовал. Каких бы богов не умолял. Ты все одно не в силах задушить в себе этого подлого, этого засевшего в самых твоих печенках, в самом твоем гипофизе червя, что зовется местью. Ты угробишь всю свою жизнь, и жизни многих других людей ради одной сомнительной и ужасно глупой цели — поквитаться за невинно убиенного родственника… Мне жаль тебя, Чон!» — Саня мысленно обращался к колдуну и в то же время с непоколебимой уверенностью осознавал, что больше никогда не станет жертвой дьявольской магии этого человека. Ибо Саня выше его. Выше по интеллекту. Выше по силе.

Выше по духу. Интуиция!? — Возможно в этом, что-то есть. Интуиции Чону не занимать. Особенно в бою. Но, дело в том, что даже интуицию Чон, сам того не желая, делает орудием своей неизлечимой болезни, зовущейся кровной местью. И уже не следует воспринимать в серьез все то, что говорит колдун. Последние переживания оказались нелепостью. Саня вновь обрел независимость. Его авторитет у таутов был незыблем. Древляне его уважали. Себастьян в нем души не чаял. Гомо был предан ему до смерти. А колдовская власть Чона более не довлела над ним. Во всяком случае, в это хотелось верить. В тот же вечер Саня отозвал колдуна в сторону и спросил:

— Ты знаешь, почему алхимик отправился искать Пристанище Странников?

— Мне нет до этого дела, — ответил колдун в своей манере.

— Твой отец рассказал старику об этом рае на Земле, — сказал Саня.

— Себастьян был дружен с Уйгуром. И сильно переживал его смерть. После Саниных слов Чон пристально посмотрел на него, но ничего не сказал и ушел, даже не пожелав спокойной ночи. Зато на утро к отшельникам присоединился Клешня.

— Я доведу вас до болот, — сказал он. — Там вам придется искать нового провожатого.