Скитания

Чтобы облегчить эти поиски, один из приставленных к доктору санитаров писал на стене у кроватей, на которых лежали его пациенты, большую букву «Ф». Эта буква появилась и над кроватью Гербера.

Сестра Жанни очень осторожно сняла с ноги Гербера повязку с засохшей кровью. Она старалась не причинять ему при этом боли. И все же Герхарду пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Доктор Ферре начал очищать стерильными тампонами выпачканную кровью голень. Сквозь стекла очков он внимательно осмотрел рану.

— Хорошо, — сказал он.

Сестра Жанни протянула ему марлевую салфеточку.

— Все готово? — спросил врач, прежде чем наложить ее на область раны.

Жанни обмотала голень бинтом и улыбнулась Герберу. За ней стоял санитар с черными усиками и большими руками. Судя по его нарукавным нашивкам, он имел звание штабс-ефрейтора.

Гербер вскрикнул, когда санитар ухватил его за ногу и начал обматывать ее бумажной лентой.

— Потерпи же немного, — буркнул он.

Состояние Гербера понемногу улучшалось. Питание было хоть и не прекрасным, но достаточно калорийным. Сестра Жанни прикатила ему кресло на колесиках, и с его помощью он мог передвигаться по палате и по коридору, несмотря на крепко обмотанную ногу.

Часто, особенно по ночам, он страдал от сильных болей. Рана затягивалась медленно. Несколько мелких осколков сидели еще в мягких тканях, со временем их тоже должны были удалить.

Все больше и больше раненых поступало в госпиталь Сан-Серван. палаты были переполнены, даже тяжелораненые подолгу лежали на носилках.

Вместе с ранеными поступали и новости извне. Поспешно стянутые немецкие части предприняли попытку отрезать прорвавшихся под Авраншем американцев. Попытка оказалась безуспешной. Подобно раскрытому вееру, армии союзников продвигались по Северной Франции. Их танковые дозоры появились уже на Луаре.

С боями шаг за шагом американцы приближались и к Сен-Мало. При этом они не торопились. Сведение собственных потерь до минимума было для них, по всей видимости, делом более важным, чем быстрое продвижение вперед. По местам сосредоточения более или менее крупных немецких соединений и частей они наносили предварительные массированные артиллерийские и бомбовые удары.

Полк парашютистов, занявший позиции на окраине города, оказывал им ожесточенное сопротивление. Однако у парашютистов не было ни танков, ни артиллерии. Для укрытий они использовали каменные стены и строения, в результате чего американской пехоте наносились тяжелые потери.

Рейд по-прежнему находился под непрерывными ударами авиации. Паром и старый парусный трехмачтовик, прекрасная посудина, были потоплены. «Хюкстер» тоже покоился на дне моря. Имея опознавательные знаки госпитального судна, видимые на далеком расстоянии, он стоял на якоре на значительном удалении от боевых кораблей. И все же один из «тандерболтов» сбросил на безоружный корабль бомбу среднего калибра. К счастью, на его борту не было раненых. А команда добралась до берега на шлюпках.

Поскольку в Сен-Серване не хватало врачей и санитаров, был использован персонал с «Хюкстера». Среди врачей оказался толковый хирург, который сразу же взял на себя значительную долю работы в операционной. Командиром корабля был майор медицинской службы, занимавшийся исключительно административными вопросами. А поскольку здесь и руководить-то было, собственно, некем, он только путался у всех под ногами.

10 августа, пополудни, в Сен-Серване послышались орудийные выстрелы. Над высоткой полетели снаряды. «Это, наверное, ведут огонь орудия 24-го отряда тральщиков», — подумал Гербер. По темпу стрельбы можно было определить, что орудия всех тральщиков вели залповый огонь.

Вечером стали известны некоторые подробности. Парашютисты потребовали поддержки огнем артиллерии, чтобы хоть как-то сдержать натиск американской пехоты. Поэтому все шесть 105-миллиметровых орудий были попросту сведены в батарею. Артиллерийского офицера выслали на берег, откуда тот и управлял огнем. Герберу было известно, что на тральщиках осколочно-фугасных снарядов очень мало. Эта небольшая огневая поддержка не оказала парашютистам сколько-нибудь существенной помощи. К тому же командир вновь и вновь посылал их в пекло боя. Истекая кровью, парашютисты отражали непрерывные атаки американской пехоты и налеты авиации.

Красные кресты на крышах госпиталя обладали большой притягательной силой. Поскольку здесь и стали собираться всевозможные представители полусолдатских профессий: финансисты, строители, морские чиновники. Некоторые из них даже старались быть полезными. Они переносили раненых, помогали на кухне. До сих пор они занимались выплатой жалованья, отлаживали компасы, строили бункеры и огневые точки. А теперь им приходилось опасаться, как бы в их руках не оказались винтовки.

Среди них были и такие, чей страх вызывался другими причинами. В числе вспомогательных санитаров оказался, например, мужчина, служивший ранее военным прокурором пехотной дивизии, дислоцировавшейся в районе Сен-Мало, который передал в руки гестапо многих французских граждан. Однажды утром во дворе госпиталя неожиданно появилась группа гражданских лиц с красными повязками на рукавах. Все они были вооружены. Буквально в течение нескольких минут они отыскали военного прокурора и увели с собой. Вскоре в ближайшем лесу раздался ружейный залп. Маки отомстили за себя.

В госпитале царило большое возбуждение. Случившееся было явным доказательством того, что конец власти оккупантов приближается.

Гербер был неприятно удивлен, когда в палате вдруг появился лейтенант фон Хейде. Его посещения он ожидал менее всего.

Хейде запросто присел на край кровати. Однако сестра Жанни согнала его, и ему пришлось принести стул.

— Представьте себе, Гербер, я обежал весь госпиталь! Здесь никто ничего не знает. Спросил одного болвана в чине фельдфебеля, где тут лежит раненый обер-фенрих Гербер. И что бы вы думали ответил мне этот парень? «Наверняка в одной из палат, молодой человек!» Можете себе представить?! Обращается к морскому лейтенанту: «молодой человек»! Такого оболтуса я бы никогда и ефрейтором-то не сделал! — Он засмеялся, как заблеял.

На лице Гербера не дрогнул ни один мускул. Но лейтенант, казалось, не обратил на это никакого внимания. Без всякой остановки он продолжил:

— Послушайте-ка, Гербер! Американцы всего в шести километрах от большого рейда. Завтра на рассвете мы выходим в Гернси всем отрядом. Вы, конечно, пойдете с нами. Сегодня вечером в пришлю четырех человек с надувной лодкой. Сестра подвезет вас до шоссе, идущего вдоль побережья, а там мы вас встретим. В госпитале вы сможете лежать и на Гернси. Отличное местечко, да вы и сами знаете! Через несколько недель вы снова будете на корабле. Между прочим, вы представлены к званию лейтенанта, а мы скоро снова пойдем на всех парах вперед, пока американцы не будут отрезаны…

Гербер все еще молчал. Хейде сделался нетерпеливым:

— Вы что же, черт побери, собираетесь здесь подыхать? Для нас важен каждый толковый человек. Война еще долго не закончится. Наверняка теперь будут применены Фау-2. Шурин рассказывал мне, что сейчас ведутся интенсивные работы над новым секретным оружием. Отличная штука! Лондон может быть одним ударом стерт с лица земли. Самое большее, еще два месяца, и дела пойдут совершенно по-другому!

Герберу была знакома подобная болтовня, и она начала его бесить.

— Это чрезвычайно утешает, — заметил он с иронией.

Хейде низко склонился над его постелью и прошептал:

— Я, собственно говоря, не имею права рассказывать об этом, но, если вас это волнует… Мы не останемся на островах. Готовится большое дело. Весь отряд и еще не6сколько скоростных кораблей пойдут в Вильгельмсхафен! Дружище Гербер, на рождество мы снова будем на родине! Отпуск и хорошенькие девушки, немецкие девушки… Совершенно доверительно: шеф должен лететь в Киль для уточнения деталей. Думаю, что парочку орденов за такое дело можно отхватить запросто… Ну что, аппетит еще не разыгрался?