Скитания

Ремиш нерешительно взял ведро.

— Быстро! — крикнул обер-боцман.

Ведро полетело за борт. И тут случилось самое неприятное. Или Ремиш не смог удержать конец, или ему кто-то наступил на ногу, но он упустил ведро, и оно вместе с веревкой скрылось в глубине.

Обер-боцман рассвирепел:

— Я сказал — быстрее, вы, незадачливый гауптштурмфюрер!

Все катались со смеху над этой шуткой обер-боцмана. На несколько минут даже перестали работать, хотя это бывало редко. Радисты, которые обычно при уборке палубы скрывались в своей рубке, выбежали наверх и оживленно обсуждали происшествие.

Утопленное ведро нужно было достать. Обер-боцман приказал виновному раздеться и нырять до тех пор, пока не найдет казенное имущество. Удовольствия это доставляло мало, так как вода у пирса была загрязнена нечистотами, нефтью и отвратительно пахла.

Ремиш послушно выполнил команду. Через несколько секунд он вынырнул, не достав ведра. Его заставили прыгать еще раз — и вновь бесполезно: Ремиш был плохим ныряльщиком.

— Тогда прыгайте со штурманской рубки! — приказал обер-боцман.

Какой-то матрос с готовностью показал ему дорогу. С трехметровой высоты Ремиш шлепнулся животом о воду — и тоже совершенно безрезультатно.

На палубе поднялся дикий рев, когда Ремиш вынырнул. Под водой он потерял ориентировку и ударился головой о борт, посадив на лбу большую шишку.

Ведро позже подняли с помощью надувной лодки двумя «кошками». Ремиш же покрылся весь грязной сине-зеленой пленкой.

— Сегодня вечером помогите ему основательно отмыться, — промолвил Шмаддинг.

— Так точно, господин обер-боцман! — ответил хор веселых голосов.

После окончания уборки на бак принесли большую ванну с горячей водой. Ремиша, совершенно голого, посадили в нее, и множество рук начали его обрабатывать. В ход были пущены все щетки — от ручных до клозетной. Широк был и ассортимент моющих средств. Ремиш вздыхал, стонал, кричал. Он стал красным как рак, кожа во многих местах оказалась содранной. В заключение кто-то сильно потянул его за ноги, да так, что он с головой погрузился в мыльный раствор и наглотался грязной воды.

После этой «процедуры» Ремиша признали глупцом, и бранные речи, относящиеся к нему, обычно начинали с приставки «гауптштурм…».

Старший по столу, молодой паренек из Гольштинии, при дележе порций мяса давал Ремишу самый маленький кусочек и, когда тот пытался скулить, обрывал его:

— Заткнись ты, гауптштурмсвинья! Мы тебе тут оставили шматок пососать.

Ремиш становился все более тихим. От его прошлого величия ничего не осталось. Его душила бессильная злоба, особенно против обер-фенриха Гербера. Гербер же делал вид, что судьба матроса Ремиша его совершенно не интересует.

В начале мая часть экипажей, в том числе всех офицеров, боцманов, штурманов, машинистов, собрали в большом зале. Предстоял доклад. Гербер хотел уклониться по уважительной причине, но это ему не удалось.

— Весьма сожалею, — сказал лейтенант Адам, — но ваше имя внесено в список. Ваша явка обязательна.

К всеобщему удивлению, на совещание прибыл контр-адмирал, который сообщил, что в середине апреля 1944 года гросс-адмирал Дениц назначен командующим всеми военно-морскими силами Германии.

— Понятно, — продолжал контр-адмирал, — что после почти пяти лет войны мы вынуждены повсюду перейти к обороне. На фронтах мы медленно отходим. Главное командование ВМФ выступило перед фюрером с предложением любой ценой обороняться на Востоке, с тем чтобы выиграть время и с новыми силами начать подводную войну на Западе.

В настоящий момент ВМФ едва ли в состоянии успешно оборонять побережье. Необходимо учитывать все усиливающиеся господство ВВС союзников. Для успешной обороны необходимо ускорить создание легких маневренных морских сил. Это потребует большого напряжения от наших верфей, которые сейчас подвергаются массированным налетам противника.

Вопрос сейчас заключается в следующем: будут ли наши военно-морские силы и в дальнейшем пребывать только в состоянии обороны? Мы в настоящее время располагаем единственным средством нападения — подводными лодками. Поэтому сокровенное желание гросс-адмирала Деница — уже в этом году вновь начать подводную войну. Подготовка к этому в полном разгаре. В ближайшие месяцы будет создано новое оружие, которое сведет к нулю оборонительные возможности союзников. Созданию этого оружия будут подчинены все остальные наши желания, в том числе усовершенствование тральщиков и усиление береговой обороны.

Мы знаем, что борьба ужесточается, и мы должны будем вести ее решительно и в течение продолжительного времени при любых условиях. Поэтому офицеры, и вообще начальники всех степеней, должны воздействовать на подчиненных, с тем чтобы ориентировать их на борьбу в любых сложившихся условиях.

В настоящее время на наших кораблях большой некомплект различных технических средств. Он будет восполнен в ближайшее время, и эти средства необходимо распределить по кораблям, не рассчитывая на мощности верфей, которых, к сожалению, у нас осталось слишком мало. Как-то нужно обходиться своими силами. Я глубоко верю, что попытку вторжения во Францию мы успешно отразим и нашими новыми подводными лодками нанесем врагу сокрушительный, решающий удар. Я убежден в окончательной победе великой Германии!

В заключение прозвучало традиционное «зиг хайль». Несмотря на то что в зале сидели сотни людей, призывы они выкрикивали без должного подъема.

Слова контр-адмирала не показались Герберу убедительными. Он вспомнил речь Деница в Мюрвике. Тогда «старый лев» вещал о скорой победе в подводной войне, о повороте в битве народов. К чему это привело? Сдержать и еще раз сдержать натиск врага! Новое оружие, от которого ждут чуда. Собственно, то же самое, что и год назад. Только перспектива более туманная.

Лейтенант Адам сидел в штурманской рубке, склонившись над таблицами, картами и схемами лунных фаз. Он был занят какими-то расчетами. Гербер с любопытством подошел ближе.

— Я рассчитываю, когда и где начнется вторжение, — сказал Адам.

Гербер с удивлением посмотрел на него.

— Совсем нетрудно рассчитать. Естественно, в Лондоне выберут время, когда метеорологические условия наиболее благоприятны. Это будет почти безлунная ночь, с тем чтобы движение кораблей к нашему берегу нельзя было заметить визуально. Десантные корабли должны иметь малую осадку, чтобы при приливе подойти возможно ближе к отлогому берегу и на рассвете начать высадку. Посмотрите сюда, Гербер! Седьмое или восьмое мая были для них самыми подходящими днями. Из записей в вахтенном журнале следует, что в этот день был самый сильный воздушный налет. Вероятно, что-то они запланировали, а затем по каким-то причинам отменили. В тот день было волнение в четыре балла. Возможно, его сочли слишком большим.

— И когда же придет следующий срок? — спросил Гербер, затаив дыхание.

— Четвертого — шестого июня, — ответил Адам. — Я думаю, в одну из этих ночей они появятся.

Гербер был обескуражен. Как точно и со знанием дела лейтенант Адам обосновал свою точку зрения! Лично он имел о вторжении только самое общее, главным образом техническое, представление. Трезвые расчеты Адама, основанные на солидных знаниях, поразили его.

— Где же высадятся союзники?

— К сожалению, никто на континенте этого не знает. Можно лишь приблизительно сказать, где войска противника не высадятся. Наш отрезок побережья как раз относится к этой категории. Повсюду рифы, узкий бетонированный фарватер, обрывистые берега. Эту позицию легко закрыть и контролировать. При правильно организованной системе артиллерийского огня двадцатикилометровую береговую полосу можно успешно оборонять против любого наступления.

Гербер склонился над морской картой:

— А здесь, у мыса Гриз-Нец?..

— Здесь действительно самая узкая часть пролива, но она слишком хорошо укреплена. Там находится батареи тяжелой артиллерии, которые в течение нескольких лет кряду наши иллюстрированные журналы помещали на парадных фотографиях… Голландское побережье непригодно к высадке по другой причине. На карте заштрихованы участки местности, которые расположены ниже уровня моря. Если взорвать дамбы, все они окажутся под водой. На это Великобритания не рискнет.