Скитания

Установить, кто были эти мертвецы и к какой нации они принадлежали, было невозможно. Недели или месяцы их носило на этом плоту, может, они даже пересекли Атлантику.

Гербер отвернулся. Только теперь он понял, как милостива была смерть к его другу Хайнцу Апельту.

Перед входом в гавань случилась беда. При подъеме тяжелого буя сломалась стальная стойка, скобы не удержали буй, и он скрылся в бурлящей воде. Глубина в этом месте достигала двадцати метров, и поднять буй можно было только с помощью водолазов. Но это привлекло бы ненужное внимание.

У командира начался приступ ярости, который Гербер оценил в девять баллов. Несчастный боцманмаат шлюпки, который отвечал за этот злополучный маневр, понуро стоял перед командиром и видел себя уже в штрафных ротах. Было ясно, что не обойтись без составления докладной записки и акта о потере. Высокие начальники прочтут эти бумаги и еще долгое время при всяком удобном случае будут вспоминать это происшествие командиру корабля и всей команде.

Эти нежелательные последствия и имел в виду Рау, когда вызвал Гербера. Почти приветливо он сказал:

— Докладную положено писать через два дня. Посмотрите, нет ли возможности как-нибудь избежать всей этой писанины. — В переводе на обычный язык это значило, что фенриху предлагалось каким угодно способом раздобыть новый буй.

Гербер не пришел в восторг от поручения, тем более что лейтенант Адам был в отпуске. Теперь мог помочь только один человек — ефрейтор Зайдель.

Зайдель был ловкач. Родом из Дрездена, он говорил на невозможном саксонском диалекте, вел какие-то темные дела и всегда был при деньгах. Поскольку он при случае оказывал командиру разного рода услуги, тот смотрел сквозь пальцы на некоторые нарушения им правил внутреннего распорядка.

Только Гербер решил позвать ефрейтора в штурманскую рубку, как Зайдель сам открыл дверь, небрежно отдал честь и оказался перед Гербером. Инстинктом дельца он угадал ход событий: командир захочет всеми средствами скрыть неприятное происшествие, он поручит это дело Герберу, и Гербер, конечно, вызовет его, Зайделя.

Зайдель предложил обширный план. У кого-нибудь наверняка есть лишний буй.

— Зачем нам две надувные лодки, если одна из них лишняя? А еще у нас от последней инспекции остались три канистры краски!

Гербер обещал ему три свободных дня. Он прекрасно понимал, что Зайдель обделает за это время кучу собственных делишек. Но на это придется пойти, лишь бы раздобыть буй.

Уже в полдень Зайдель сообщил, что в соседнем отряде есть подходящий буй. У них, правда, хватает корабельной краски и надувных лодок, но зато нет тросов.

Через два дня многоступенчатый обмен был завершен. Новый буй доставили в вечерние сумерки. Прежде чем поднять его на борт, боцманмаат собственноручно выбрал самую крепкую скобу.

После этого случая Рау проникся ничем не обоснованной уверенностью, что его фенрих Гербер обладает удивительными организаторскими способностями.

Гербер с нетерпением ждал писем от Хельмута Коппельмана. Пока пришли два письма, оба из Лориана. Хельмут писал, что снова служит под началом капитан-лейтенанта Тиме и в скором времени должен выйти в море. С тех пор прошло несколько недель.

Зайдель, который всегда все знал, тайком сообщил Герберу новость: в последние месяцы погибло больше семидесяти подводных лодок, стало почти невозможно нападать на конвои.

— Не может быть, — возразил Гербер, — в начале мая мы потопили много кораблей у Ньюфаундлендской банки.

— Двенадцать, — понизил голос Зайдель, — и на каждый угробили по подводной лодке!

Герберту осточертел корабль. Зайдель совсем сбил его с толку. Ему надо было прийти в себя, поговорить с кем-нибудь.

Он решил зайти на свой прежний корабль. Обер-лейтенант Хефнер все еще был командиром, но уже не производил впечатления невозмутимого человека. К нему прибыл новый лейтенант, карьерист, бывший освобожденный фюрер в гитлерюгенде.

Затем Гербер подошел к Кельхусу, который стал теперь обер-боцманом. Узнать его можно было с большим трудом. Он смотрел перед собой отсутствующим взглядом, не сразу вспомнил Гербера. Постепенно оттаял, стал говорить запинаясь, бессвязными фразами. Его семья погибла в Гамбурге при бомбежке. Хефнер сразу дал ему отпуск, и он несколько дней бродил по сожженным кварталам. Там, где стоял его дом, были только развалины, а где-то под развалинами лежали его близкие. С тех пор в Кельхусе что-то надломилось.

Прочие члены команды совсем не изменились. Альтхоф все так же шутил, в основном над молодыми матросами. Фогелю и Майеру за это время присвоили звание ефрейторов, но к рулю Майера больше не допускали. Риттера не было.

— Сидит наверху, в крепости. Опять провернул дело и попался.

Ему действительно не везло.

А Хансен? Все в кубрике смутились. Взбрело же ему в голову спросить именно про Хансена. Никто не хотел рассказывать, но Гербер был настойчив. Он узнал, что на Хансена заведено дело. Контакты с французами, с людьми с верфи Лебрена.

— Его заложил наш новый лейтенант, — тихо произнес Фогель, — вынюхивает что-то, каждое слово приходится сто раз обдумывать.

Гербер испугался. Ведь он тоже был у Лебрена, разговаривал с рабочими. Неужели кому-нибудь захочется состряпать из этого дело? Потрясенный, он простился со старыми друзьями.

Обер-лейтенант Рау устроил ему разнос: посещение других кораблей нежелательно, особенно без служебной надобности. Это строжайшее распоряжение, которое обязательно для каждого.

Гербер горько усмехнулся. Везде подул гораздо более сильный ветер — в Атлантике, на фронтах, на кораблях, на родине. Может, это и есть тотальная война?

Глава 12

ПОСЛЕДНИЕ ДЕСЯТЬ СЕКУНД

Лориан был сильно разрушен. С середины января и до середины февраля 1943 года Черчилль задействовал почти две тысячи бомбардировщиков, чтобы уничтожить там базу подводных лодок с ее укреплениями. Город был превращен в развалины, много жителей погибло, но «волки» в своих убежищах из стали и бетона оставались невредимыми.

Хельмут Коппельман проклинал британцев. Это они были повинны в том, что в Лориане не осталось ни одного приличного кабака. По совету Гербера он только начал привыкать к французской кухне, и вот пришлось от нее отказаться.

Поначалу все шло вкривь и вкось. Командир отряда, корветтен-капитан, назначил его на подводную лодку, которая должна была вернуться с задания и снова выйти в море. Пока лодка будет приведена в боевую готовность и команда возвратится из отпуска, пройдут недели. Молодого фенриха, жаждавшего деятельности, это обрекало на томительное ожидание.

Чтобы занять себя чем-нибудь, Коппельман читал последние приказы: ежедневные, общие, чрезвычайные, приказы по флоту, отряду, подводной лодке и так далее. И вскоре заметил, что за время его отсутствия в области морской тактики произошли некоторые изменения.

Из-за массированных дневных налетов вражеской авиации подводные лодки выходили в море ночью. Тогда англичане сконструировали мощные прожекторы, которые включались самолетами, как только их средства радиолокационного контроля засекали корабль. Прожекторы излучали такой яркий свет, что артиллерийские расчеты на лодках не могли вести прицельного огня.

Этот дьявольский прибор англичане называли «подсветкой», или «трупным светом». Многие лодки стали жертвой нового изобретения. Дениц издал по этому поводу специальную инструкцию. Лодки ночью должны были находиться в погруженном состоянии и всплывать на подзарядку батарей только днем, отражая налеты авиации огнем бортового оружия в том случае, если погружение станет невозможным.

Хельмут Коппельман задумался над словами, сказанными гросс-адмиралом: «Наступят жестокие времена, но мы победим…» Жестокие времена, времена массовой гибели уже наступили.

Хельмут с нетерпением ожидал прибытия лодки. Командир отряда вызвал его к себе. Лицо его было серьезным. Связь с лодкой отсутствовала несколько дней. Очевидно, она была атакована. Последнее донесение было получено из пункта, расположенного в нескольких сотнях миль от берега. Никто не знал, что с ней произошло.