Скитания

Глава 11

СНОВА СЕН-МАЛО

В этот раз Герберу не пришлось долго разыскивать портовую комендатуру. Он уже чувствовал себя как дома в старом бретонском городишке.

Герхард попытался осторожно расспросить о командире корабля, на который его направляли.

— Мы вам не завидуем, — последовал ответ.

Эта короткая веская фраза отнюдь не способствовала возникновению розовых надежд у новоиспеченного фенриха.

Командира на месте не было, поэтому Гербер доложил о своем прибытии старшему офицеру. У того были умные глаза. Несколько вежливых вопросов, рукопожатие.

Вскоре раздался сигнал к построению на борту. Затем послышалось сердитое ворчанье командира. Оно относилось к какому-то унтер-офицеру, попавшемуся командиру на глаза.

Старший офицер улыбнулся и небрежно поднял вверх три пальца. Глядя на удивленное лицо Гербера, объяснил:

— Сила ветра три балла. Мы измеряем ярость командира по десятибалльной шкале. При пяти-шести баллах возможны аресты, при семи — откомандирования, при восьми-девяти баллах можно твердо рассчитывать на штрафные роты.

— А что будет при десяти баллах и выше? — полюбопытствовал Гербер.

— Костей не соберешь, — произнес лейтенант.

Командир, обер-лейтенант Рау, обладал, собственно говоря, весьма ровным характером. Целыми неделями он пребывал в состоянии ярости.

Лейтенант Адам, старший офицер, был во всех отношениях полной противоположностью командиру. Гербер не мог понять, каким образом они вообще уживаются друг с другом. Адам происходил из обеспеченной семьи с Рейна, его отец торговал вином. Годами Адам совершенствовал свои знания о различных марках французских вин. Он был незаменим при закупках для кают-компании и вполне мог бы выполнять особые заказы командира, но Рау их не делал. Вино было для него просто вином, в лучшем случае он делил его на белое и красное.

В то время как командир орал и употреблял самые непристойные выражения, Адам даже в сложнейших ситуациях оставался спокойным и сдержанным. Однажды вечером из машинного отделения раздался громкий стук — там продолжался ремонт. На следующее утро Рау вызвал к себе старшего офицера и прорычал:

— Этот идиот машинист развел в своей вонючей дыре шум, как сто укушенных обезьян! Если это повторится, я вставлю этой свинье такой клистир, что он вылезет у него из носа. Скажите эму это, Адам.

Лейтенант пригласил к себе машиниста и вежливым тоном попросил:

— Господин обер-машинист, попробуйте все же уменьшить шум и по возможности совсем его прекратить.

В общем, лейтенант был неплохой человек. Команда его любила. Он всегда был справедлив, и не его занятиях было интересно. А командир, напротив, производил на команду впечатление грома и молнии, шторма и урагана.

Герберу лейтенант был симпатичен. Прежде всего он восхищался его целеустремленностью. Адам смотрел на свою службу на флоте как на неизбежное, но преходящее зло. Перед войной он несколько семестров был студентом, изучал физику и математику — хотел стать преподавателем в институте или университете. Его каюта была битком набита книгами, и он каждую свободную минуту использовал для занятий.

Гербер увидел, что он может узнать у своего начальника массу полезного по баллистике и навигации. Адам изучал в это время книгу по метеорологии и с удовольствием прочел любознательному фенриху небольшую лекцию. Преподавание ему давалось прекрасно: оно было его второй натурой.

Как-то в момент затишья, когда командира не было на борту, Гербер спросил:

— Почему же все-таки Рау такая скотина?

Адам с минуту подумал, потом объяснил:

— Раньше Рау был рулевым на рыболовном судне и уже тогда вел себя так же. Когда началась война, лов рыбы в Северном море прекратился, а Рау попал в военно-морской флот. Перестраиваться ему не пришлось, поскольку в казармах в ходу не меньшая грубость, хамство и нецензурная брань. Но он совершил одну ошибку: он сохранял свой тон и там, где это было неуместно. Он просто по-другому не умеет. Посыпались замечания, предупреждения, взыскания — никакого эффекта. Тогда его сняли. Но поскольку квалификацию рулевого он все-таки имеет, рулевым его и оставили, а вскоре снова повысили — в войну легко стать обер-лейтенантом даже с такими манерами. Мне жаль, дорогой Гербер, что я не могу предложить вам лучшего командира. Нужно подумать, как нам к нему приспособиться. Рау примитивный человек, который мало что знает и ничем не интересуется. За его грубостью кроются неуверенность и слабость. Вы бы видели его, когда он не знает, что делать, и тайком спрашивает у меня…

Герберу все стало ясно. Таких типов, как Рау, он уже видел на Денхольме и в Экдорфе. Очевидно, их везде хватает. Они были частью системы.

Поскольку Рау ежедневно выпускал дюжину залпов брани, Гербер вычислил, что скоро наступит и его черед. И действительно, перед пасхой его настиг злой рок.

Сторожевой корабль уже несколько дней стоял на рейде. Из труб шел дымок, котлы держали под парами. Вахты протекали однообразно.

После обеда Гербер стоял на мостике один. Сигнальный пост передал: «Воздушная тревога». Но это еще ни о чем не говорило: слишком широк был круг наблюдения, воздушную тревогу объявляли по нескольку раз в день. Наблюдатель сообщил о шуме авиационных моторов. Гербер велел снять чехлы с орудий. На флагмане подняли сигнал «Воздух». Все остальные корабли повторили его.

Теперь Гербер совершенно отчетливо услышал шум моторов. Против солнца с трудом можно было различить три маленьких самолета, вероятно «спитфайеры», которые приближались к кораблям. На флагмане ударила счетверенная установка. Гербер командовал: «Огонь!» — и тут же рявкнули спаренные орудия. У «Доры» после трех выстрелов заело затвор.

В бинокль Гербер увидел, что самолеты уходят, заваливаясь на крыло. На мгновение мелькнули черные кресты. Гербера охватил ужас.

— Прекратить огонь! — закричал он. — Спустить сигнал «Воздух»!

Они обстреляли люфтваффе Геринга!

К счастью, ничего не поправимого не случилось. Но приказ на открытие огня исходил от Гербера. Конечно, со стороны летчиков было сущим легкомыслием лететь в зоне видимости большого рейда, да еще со стороны сверкающего солнца.

Прежде чем Гербер оправился от пережитого испуга, на палубе загремел голос командира:

— Куда задевался этот грязный кретин фенрих! — Он орал так, что было слышно в порту.

Рау взобрался на мостик. Гербер доложил по всей форме — и на него начал низвергаться водопад ругани:

— …Я вам прочищу задницу от тараканов…

Гербер стоял по стойке «смирно».

— …Чуть что — и сразу полные штаны… — Рау сделал несколько шагов, и Гербер слегка развернулся. — …Вонючий гимназистик из Галиции…

Рау намекал на образование и происхождение Гербера — это было чересчур. В Гербере закипала ярость. Ах ты, старый павиан, стоял бы ты на мостике и смотрел против солнца!

Через полчаса из командирской каюты пришел лейтенант Адам, показал Герберу небрежно растопыренные пять пальцев и сообщил, что в качестве наказания Гербер в праздники три раза подряд назначен на вахту. Дополнительные указания последуют.

И они последовали. Герхард должен был составить полную опись снарядов для всех орудий с учетом места хранения. Двое матросов, которые стреляли, должны были ему помогать. Ночью Гербер по приказу командира каждые два часа составлял письменную докладную о состоянии затемнения, а также измерял и отмечал уровень воды. Это было чистым издевательством: уровень воды регистрировался сигнальным постом, и обо всех изменениях сообщалось на корабли.

Гербер проглотил обиду. Итак, он три дня будет занят с утра до ночи, а ночью каждые два часа будет звенеть будильник.

— Не огорчайтесь, — произнес Адам, — все могло быть гораздо хуже.

После испорченной пасхи Гербер стал обдумывать, как восстановить репутацию. Он знал, что командира последнее время гложет одна забота: у него не кают-компания, а проходной двор. В любое время там полно посетителей. Постоянные визиты офицера миннозаградительной службы и артиллерийского офицера еще можно было пережить, у них по крайней мере были для этого основания по службе. И то, что они, между прочим, пропусками стаканчик-другой, тоже было не так уж страшно.