Скитания

Вскоре на борт тральщика подняли первые трупы. Их лица распухли и были отмечены следами агонии. С других кораблей сообщили о таких же результатах. Помощь пришла слишком поздно.

На корме сложили в ряд семнадцать трупов. Рассматривая погибших, Гербер старался не заглядывать в их лица. Про себя же он отметил: большинство утонувших не смогли снять обувь в воде, что удается сделать только тренированному пловцу. Боцман надел спасательный жилет на куртку с меховой подкладкой и вряд ли долго продержался на воде. Некоторые оставались в кожаных брюках, которые быстро намокали и становились очень тяжелыми. Лежавший рядом с боцманом сигнальщик пытался, очевидно, освободиться от кожаных брюк, но не смог: они запутались у него в ногах.

Восемнадцатый труп всплыл недалеко от тральщика. Сразу же ему на голову сели две чайки и устроили драку. Они взлетели со страшными воплями лишь после того, как матрос замахнулся на них багром. Охваченный ужасом, Гербер смотрел на пустые кровавые глазницы.

Тральщик Хефнера лег на обратный курс. Мертвых накрыли брезентом и развернули над ними военно-морской флаг.

Когда грузовик увозил из порта трупы погибших, матросы уже сидели за обедом и безучастно жевали. Гербер же ни к чему не притронулся, он был потрясен первой встречей со смертью.

Глава 5

ИЗ ГОТЕНХАФЕНА В ЛОРИАН

Хельмут Коппельман поехал из Штральзунда в восточном направлении. «Училище подводников, Готенхафен», — значилось в его документах.

Солнце светило совсем по-весеннему, когда группа в составе тридцати человек прибыла к месту назначения. Среди них были и рядовые моряки, и обер-ефрейторы, и унтер-офицеры, которые уже успели понюхать пороху в Норвегии или во Франции на Атлантическом побережье.

Город Готенхафен имел современный вид. Хельмут смутно помнил, что Куле рассказывал что-то о его возникновении. В январе 1919 года Польша получила узкую прибрежную полоску земли. Молодое государство с огромным энтузиазмом воздвигло на месте бывшей рыбацкой деревни мощный океанский порт Гдыня. В гимназическом атласе Хельмут видел «Гдинген» и никак не мог разобраться, почему так исказили польское название, придав ему бессмысленное немецкое звучание.

Поляки гордились своим новым городом. Он был прекрасно спланирован — светлый приветливый. В 1939 году город переименовали в Готенхафен. Правда, доктор Феттер очень сомневался, что готы когда-либо бывали здесь. «Так ведь он всегда чем-то недоволен, — подумал Хельмут. — Готенхафен звучит истинно нордически и свидетельствует о нашем уважении к традициям».

Прибывшие матросы сомкнутым строем двигались вдоль кварталов высоких зданий, магазинов, кафе, заботливо ухоженных скверов. В порту они сняли рюкзаки и остановились перед громадным линкором «Гнейзенау». При виде такого корабля с многочисленными орудийными башнями у Коппельмана сильно забилось сердце: ведь он всегда мечтал попасть на большой корабль!

Однако на более близком расстоянии матросы обнаружили, что их первое впечатление было обманчивым. Серый гигант неестественно глубоко погрузился в воду. Он выглядел не грозным покорителем океанов, а беспомощным калекой, ни на что не годным нагромождением металла. Коппельман ничего не понимал. Ведь всего два месяца назад «Гнейзенау» благополучно проследовал через Ла-Манш. Во всяком случае, так сообщалось в сводках.

Обер-ефрейтор из Киля был в курсе случившегося. Он объяснил, что корабль наскочил на мину и получил тяжелые повреждения. А когда он стоял на ремонте в Киле, английские бомбардировщики нанесли по нему несколько ударов. Его палуба очень пострадала от пожаров. Было решено отбуксировать «Гнейзенау» в более безопасное место. И вот теперь он стоял в Готенхафене в таком плачевном виде. И только внушительные размеры корабля свидетельствовали о его былом величии.

Училище подводников выгодно отличалось от старых прокуренных казарм, в которых Коппельман провел свой срок новобранца. Современное здание, где раньше размещалось управление порта, перестроили и отвели под учебный корпус. Из окон жилого помещения Хельмут наслаждался широкой панорамой гавани и полуострова Хеле, заросшего лесом.

Занятия начинались только через несколько дней, и у молодых людей оказалось много свободного времени — по вечерам их даже отпускали в увольнение. После строгого режима, в котором Коппельман прожил несколько месяцев подряд, он в полную меру наслаждался свободой.

Унтер-офицер любезно пригласил его и еще несколько новичков совершить дневную прогулку на яхте. Училище располагало добротными яхтами. С самодовольной улыбкой унтер-офицер заявил, что раньше они находились в частном владении у поляков, ну а теперь, пожалуй, не найдешь ни одного собственника, который бы осмелился протестовать против конфискации его имущества. В противном случае он бы обеспечил себе несколько лет пребывания в Штутгофе.

Матросы вопросительно взглянули на него.

— Это концентрационный лагерь, он здесь совсем рядом, — равнодушно заметил унтер-офицер.

Он брал с собой новичков не из чувства любви к ним. Сопровождающие его должны были непременно заплатить за ящик пива. После трех-четырех выпитых бутылок матросы сильно захмелели, поскольку никто из них не взял с собой ничего перекусить. Коппельман почти ничего не пил, поэтому ему пришлось простоять за рулем большую часть пути.

Унтер-офицер жил в Готенхафене с 1939 года и непосредственно участвовал в создании училища, о чем он не преминул поведать новичкам:

— Три дня подряд мы жгли документы, чтобы освободить шкафы. Потом приволокли тридцать баб и заставили их сделать приборку здесь… Вы, потаскухи, конечно, работали, но только не на нас!.. Теперь вы в великогерманском рейхе! У нас здесь должен быть порядок, понятно?.. — Унтер-офицер опьянел до такой степени, что принял одного из матросов за польскую уборщицу. — Ты, падаль, — орал он, — я тебя отделаю еще раз!.. Трех таких, как ты, уже забрали в гестапо. Одного звонка туда достаточно!.. — Он расхохотался и захлебнулся, но, прокашлявшись, прорычал: — Право на борт! Лечь на обратный курс!

Коппельман редко имел дело с пьяными, поэтому очень удивлялся его глупому поведению.

— Многое мы увидели в октябре 1939 года, — не унимался унтер. — «Шлезвиг-Гольштейн» нанес тогда удар двадцать восьмым калибром. Вот такие-то дела!.. От бункеров не осталось и следа… — Громкая отрыжка прервала словесные извержения. Теперь унтер-офицеру понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, о чем он только что говорил. — Тогда чуть все не сорвалось!.. Наша баржа стояла в то время в Данциге под парами. Корабль был должен войти двадцать шестого и на следующий день снова уйти… Подумаешь, визит вежливости! Все это дерьмо! Визит просто перенесли на два дня. Прекрасная идея! — Унтер откупорил следующую бутылку и прорычал: — Лагом на Хеле! Там еще сидят поляки, они оказывают сопротивление. Поддать им надо хорошенько, этим подлецам! — Он вообразил себя в роли командира «Шлезвиг-Гольштейна» и приказал обстрелять боевые позиции польских войск. — Выкурить отребье, выкурить всех! В плен никого не брать! Не брать пленных!.. — не унимаясь, орал унтер. Но потом он все-таки устал и мешком рухнул на дно яхты, задев пустые бутылки, которые с грохотом покатились от него.

Хельмут Коппельман почувствовал сильное отвращение к этому человеку и поклялся избегать его в будущем. Юноша решил в свободное время вести дневник, который он начал еще до призыва на флот. Он записывал туда все важные события войны на море, а на первой странице своего дневника красивым готическим шрифтом написал следующие слова: «Без моря жить нельзя».

Последовательная запись основных событий давала ему полное представление о боевых действиях на море. 11 января 1942 года, месяц спустя после объявления войны Соединенными Штатами Америки, немецкие подводные лодки стали нападать на торговые суда у побережья Америки и в районе Карибского моря. Не встречая какого-либо серьезного сопротивления, немецкий подводный флот успешно оперировал на одной из самых оживленных линий морских коммуникаций. Жертвами этих нападений становились крупные суда, чаще всего танкеры, которые перевозили нефть из Венесуэлы в крупные порты на побережье США и Канады. Анализируя газетный материал, можно было сделать вывод, что в действиях подводных лодок временами наступали перерывы. Очевидно, у подводного флота еще не хватало сил и средств, чтобы вести бои на таком удалении от своих берегов. «Вот почему мы здесь находимся! — размышлял Коппельман. — Сейчас самое подходящее время направить в Атлантику как можно больше подводных лодок».