Скитания

Жалкие шесть шиллингов выплачивались «лагерными знаками». Эти цветные бумажки могли обесцениться по первому же требованию коменданта. За такие деньги пленные могли получить лишь некоторые продукты в столовой, да и то по значительно завышенным ценам. Шиллинг «лагерных знаков» имел меньшую покупательную способность, чем шиллинг твердой валюты.

В основном рабочая сила требовалась в каменоломнях и для дорожного строительства. Туда и направлялось большинство лагерных команд. А однажды потребовались бывшие саперы и пожарники, о чем объявили по радио. Можно было хорошо заработать, и на объявление откликнулись многие.

Лагерная администрация скомплектовала группу по ликвидации невзорвавшихся авиабомб. Она состояла из двух английских специалистов и двадцати вспомогательных рабочих из числа немецких пленных. Заработок их составлял сказочную сумму — девять шиллингов в неделю, что равнялось четырем маркам пятидесяти пфеннигам.

Оснащение группы было более чем примитивное. Киркой и лопатой взрывоопасные предметы освобождались из земли. Потом простые подъемные механизмы — без предварительного извлечения взрывателей — поднимали их наверх. И вот произошло то, что должно было произойти. Одна из бомб взорвалась, убив двоих и ранив семь человек. Чтобы успокоить общественное мнение, в газетах сообщение об этом происшествии появилось одновременно с извещением о роспуске рабочей группы. Однако через несколько недель подобная рабочая группа была сформирована в другом лагере.

В лагерной столовой можно было купить сигареты. Курильщики, как только получали «лагерные знаки», с жадностью набрасывались на курево. Но вскоре они убедились, что это суррогат. Один из пленных предложил сигарету английскому рабочему. Тот нерешительно покрутил ее в пальцах, поскольку не хотел выглядеть невежливым, но затем отрицательно покачал головой. Это была сигарета военного времени, и теперь она стоила значительно дешевле. Ведь после войны никто не хотел их курить. И вот правительство передало остатки запасов в лагеря для пленных, хорошо на этом заработав.

В нескольких километрах от лагеря находился замок, резиденция какого-то знатного лорда. Его благородное семейство владело обширными пахотными землями и лесами. В районе, где имелись шахты, лес представлял собой большую ценность, поскольку из него изготовлялся крепежный материал. Но здесь крепежный материал в течение ряда веков получали из Норвегии. Лорд же использовал свои леса исключительно для охоты.

Охота являлась его основным занятием. Продаже леса он не придавал никакого значения. Да и к чему? Много поколений его предков никогда лесом не торговали. И он чтил эту священную традицию.

Во время охотничьего сезона господа ежедневно выезжали верхом в сопровождении огромной своры собак. Егеря в ливреях с охотничьими рожками на перевязи входили в группу сопровождения. Охотились загоном, что во многих странах Европы было уже давно запрещено. В Великобритании же это разрешалось. Опять священная традиция!

Находясь на дорожных работах, Гербер наблюдал за проезжавшим мимо них высокопоставленным обществом. Несколько рабочих, прилегших было отдохнуть на обочине, немедленно вскочили, сняли фуражки и низко поклонились. За это один из егерей бросил им трехпенсовую монету, что на немецкие деньги составляло один пфенниг. Пленные, наблюдая эту сцену, ухмылялись.

Харальд Кройцман знал, как всегда, больше других: лорд нарезал свои сельскохозяйственные угодья на большое количество участков и раздавал их в аренду. Это приносило ему больше денег и было связано с меньшими заботами и хлопотами, чем ведение собственного хозяйства. В неурожайные годы многие арендаторы не могли заплатить арендной платы и становились должниками лорда. Чтобы хоть как-то отработать долги, они трудились на дорожном строительстве. Кто должным образом не ломал шапку, мог завтра же распроститься с арендуемой им землей. Защиты искать было не у кого. Арендаторы не объединялись в профсоюзы и были не способны бороться за свои права.

Когда Гербер возмутился, Кройцман объяснил ему, что социальные отношения в больших поместьях Восточной Пруссии, Померании и Мекленбурга не намного лучше. Гербер не хотел этому даже верить, и Кройцман прочитал ему целую лекцию о капиталистической системе эксплуатации и классовой борьбе.

В непосредственной близости от лагеря находились большие склады, в которых размещалось самое различное военное имущество. Эти склады являлись в свое время базой снабжения американской армии. После окончания войны США продали за бесценок все это имущество Великобритании. И вот теперь в Лондоне пытались найти покупателей для этого товара.

Искали по всему свету. Какой-то господин из Латинской Америки закупил два вагона касок, уполномоченный из Цейлона — десять машин для создания взлетно-посадочных полос. Складские помещения и открытые площадки пустели на глазах. Только наполовину заржавевший танк «Черчилль» неудачной конструкции оставался на месте.

Пленным приходилось работать на этих складах. Едва только высвобождалось какое-нибудь помещение, как из других складов, размещавшихся по всей Великобритании и подлежавших закрытию, сюда поступало новое имущество. При подготовке товара к сбыту, естественно, не обходилось без «предварительной обработки», как это было принято называть на морском жаргоне.

Английских часовых ничто не волновало. Они по большей части отсиживались в караульном бараке, играли в карты, пока не истекало время их пребывания на посту. Чем занимались пленные — было для них безразлично. Это-то и способствовало расцвету торговли. Постепенно ассортимент торговли все увеличивался. Если, скажем, какая-то группа приходила к согласию, то в соседний населенный пункт снаряжалась автомашина с комплектом покрышек. На складе точным учетом никто не занимался, и хищение оставалось незамеченным. «Мы растащим империю томми за их спиной», — таково было наиболее популярное выражение в лагере.

Однако на подобные трюки отваживались немногие. В результате своих проделок они получали на руки кругленькую сумму в твердой валюте. На них они могли — правда, поначалу с некоторым риском — приобрести по сходным ценам за пределами лагеря дефицитные вещи, которые выгодно перепродавали на «лагерные знаки».

Обер-ефрейтор Зайдель принимал в таких операциях самое активное участие. Он по-прежнему числился клерком в лагерном управлении, имел доступ ко многим документам и мог своевременно предупредить своих компаньонов, если тем угрожала какая-либо опасность. Для Гербера оставалось загадкой, каким образом Зайдель держался на этом посту, поскольку там было необходимо знание английского языка, а он же знал лишь несколько слов.

Крупные операции проворачивал некий Буланже родом из Дюделингена. С ним можно было объясняться как по-немецки, так и по-французски. Многие называли его Люксембуржец. Во время войны Буланже служил в дивизии СС «Рейх» и принимал участие в сожжении Орадура. У себя на родине он числился в списках разыскиваемых военных преступников и коллаборационистов, но военное министерство Великобритании не обращало на это никакого внимания и не помышляло даже о его выдаче.

Эти удачливые дельцы — боссы быстро расширили объем своих мероприятий и задействовали так называемых подручных — спекулянтов и мелких торговцев, которые трудились на них за определенный процент от выручки. На работы они записывались только за пределы лагеря, если это как-то способствовало расширению их торговых связей. В противном случае они сказывались больными или находили сотни других отговорок.

Постепенно система охраны блоков была упрощена. Кто хорошо знал охранников, стоявших у лагерных ворот, мог довольно свободно передвигаться по всей территории.

Зайдель и боссы, прежде всего Люксембуржец, продолжали расширять свои деловые связи. Их «картель» определял цены, и мелкие торговцы, работавшие без вложения собственного капитала, должны были неукоснительно выполнять их указания.