Страница 24 из 60
Руал пожал плечами:
— Терпеть не могу казни… И палачей.
Они снова замолчали. Ночной ветер носил запахи сотен целебных трав. Над головами путников матовой дугой изгибался Млечный путь.
— А вы вот мне помогли, — сказал Руал. — А зачем?
Свен рассмеялся:
— Необъяснимо! Впрочем, мне было любопытно. Раньше я никого не спасал.
Из-за горизонта неспешно выползала красная, как горячий уголь, луна. Свен всё больше воодушевлялся, посмеивался про себя, то и дело дружески хлопал Руала по плечу, напевал что-то без слов и мелодии. Задорно светились его зелёные глаза.
А луна поднималась, огромная, круглая, меняла цвет, наливаясь жёлтым. Неправильной формы пятна придавали ей сходство с равнодушным, застывшим лицом. Свен почти приплясывал:
— Ах, дорогой Руал! Что может быть лучше, чем идти вот так по ночной, пустынной степи, глазеть на луну, дружески болтать? А вы великолепный собеседник, вы умеете слушать… Нечасто встретишь аристократа духа, подобного вам… Однако пришло время расставаться. Навсегда. Прощайте, дорогой Руал.
Он остановился посреди дороги. Ильмарранен недоумённо огляделся — ни строенья, ни огонька. Свен смотрел на него, усмехаясь:
— Приятно было познакомиться, друг мой.
Он сладко зевнул, и в свете белеющей луны Руал увидел стремительно удлиняющиеся, хищные, нечеловеческие клыки.
Ильмарранен вскрикнул и замер, пригвождённый к дороге, не в силах издать больше ни звука. Свен ухмыльнулся — полыхали зелёным узкие глаза, клыки отражали лунный свет, как костяные лезвия. Выверенным сильным движением коммерсант оттолкнулся от земли, опрокидываясь назад; перевернувшись в воздухе, он упал на четыре лапы — огромные, страшные орудия убийства.
Они стояли друг против друга — беспомощный, ослабевший от ужаса человек и чудовище-оборотень, палач по призванию.
Верещали цикады.
Спустя минуту, показавшуюся Руалу вечностью, оборотень медленно растянул узкие чёрные губы, из-под которых торчали клыки, хлестнул себя по боку мускулистым хвостом и, неспешно повернувшись, нырнул в темноту.
Руал стоял на дороге, не в состоянии пошевелиться.
Зловещее приключение с девушкой Миреной ускорило наш отъезд из города Карата. Мы снова дышали дорожной пылью, снова ночевали в трактирах и приютах.
Положение моё становилось всё более неудобным и несвободным — любые разговоры я должен был вести под наблюдением Ларта, под строгим запретом оказались самостоятельные прогулки и знакомства. Легиар стал нервозен, несдержан и то и дело срывал на мне раздражение. Однажды, налетев в тёмном гостиничном коридоре на тяжёлую ветвистую вешалку, он в приступе бешенства вышвырнул её в окно — а ведь назад её пришлось тащить двум дюжим парням, и они, между прочим, едва с ней справились!
В более-менее крупных посёлках мы останавливались на день, на два, и тогда хозяин запирал меня в тараканьем номере плохонькой гостиницы — именно запирал, лишая возможности самому выбраться или впустить какую-нибудь Мирену с пузырящимися прорицаниями на устах. Как будто я виноват был в сумасшествии Орвина, во всех этих дурацких шуточках и историях о «Третьей мифической»! Как бы то ни было, путешествие всё более и более меня угнетало.
Наконец, мы прибыли в город Фалет, который был вполовину больше и значительнее Карата, но вполовину меньше мне понравился. Снова зеваки заглядывались на нашу карету, а слуги в гостинице толкали друг друга локтями и шептали: «Волшебник, маг!» Вся эта шумиха и суета угнетала меня, а вовсе не радовала.
Первый вечер в гостинице ознаменовался чрезвычайным и неприятным событием. В пламени камина обнаружился Бальтазарр Эст.
Конечно, не он сам, а только лицо его, желчное и злое, отражавшееся будто в невидимом зеркале. Я, с каминными щипцами в руках, охнул и отскочил, а хозяин опрокинул тяжёлое кресло, на котором сидел.
— Это как же понимать, Легиар?! — без всяких предисловий прогнусил Эст из камина. — Вы отдаёте себе отчёт, что освобождение Маррана…
Не издав ни звука, Ларт выхватил у меня тяжёлые щипцы и яростно ткнул ими в горящие поленья. Изображение Эста заколебалось и растаяло с негромким шипением.
Хозяин сделал вид, что ничего значительного не произошло, но всю ночь не давал мне спать, расхаживая по комнате.
Дальше всё пошло, как прежде.
Запертый в номере, я, приученный к долгому вынужденному одиночеству, взялся раскладывать пасьянсы. Это занятие давно было моей единственной отрадой, за долгие тоскливые часы старенькие карты поистрепались так, что трудно было отличить даму от короля. Я перекладывал их так и сяк и думал, за что мне такая судьба, и чего хочет мой хозяин, и не сбежать ли вообще, когда повернулся ключ в дверной скважине и на пороге встал Ларт, да какой! Уже очень давно он не был так воодушевлён.
— Ну наконец-то что-то стоящее! — воскликнул он почти весело. — Собирайся-ка, господин волшебник, у нас сегодня важнейший визит! — и одним движением он смёл мои карты, а пасьянс между тем подходил к концу, и удачно раскладывался, а это бывает так редко!
Исполненный тоскливого предчувствия очередной авантюры, я почистил чёрный с серебром костюм — парча уже истёрлась, кое-где торчали неопрятные нитки — сапоги и потускневшую шпагу в ножнах. Я одевался через силу, а Ларт расхаживал по комнате, щёлкал пальцами и говорил без умолку (это он-то)!
— Она купчиха и владелица нескольких мануфактур, местная знать за ней бегает, испрашивая подачки, мэр задолжал ей на годы вперёд, половина товаров на рынке — её… Но самое интересное — она, эта золотая груда, слывёт колдуньей, ни больше, ни меньше! Какой-то у неё чёрный кот, составляющий снадобья, и какая-то книга…
Он водрузился на стол, опрокинув тощим задом пустой подсвечник. Я мрачно внимал ему, натягивая сапоги.
— Книга! — повторил Ларт вожделенно. — По некоторым признакам можно судить, что это — ты только вдумайся — одна из ранних копий Завещания Первого Прорицателя!
Небо, опять!
— Вы говорили, что его на самом деле не было, — напомнил я.
Он вскочил:
— Это предстоит выяснить… Подлинность книги — раз, — он загибал длинные пальцы, — тексты о явлении Третьей силы — два, и это главное… Твоё дело — очаровывать старушку, восхищаться её волшебным даром и выдурить книгу хоть на полчаса… Она ею дорожит, прячет и не продаёт ни за какие деньги. Но тебе, как собрату по чародейству, покажет. Я на этот раз буду чем-то вроде твоего ученика, допущенного к сокровенным тайнам, ясно?
Он посмеивался и потирал руки, а я нахлобучивал шляпу перед зеркалом, корча рожи, когда он отворачивался.
Впрочем, купчиха была не так уж стара. Она и недурна была, пожалуй. На её холёном белом лице без труда читались привычка и вкус к неограниченной власти, а зал, где нас удостоили аудиенции, обставлен был под «пещеру колдуньи» — связки сушёных трав на стенах, чучело гигантской жабы под потолком, змеи в птичьих клетках и клубы дыма из камина — вероятно, там курились какие-то благовония.
Хозяйка восседала в резном кресле с высокой спинкой, облачённая в некое подобие шёлкового плаща. Я приложился к крепкой, источавшей запах духов руке и получил в ответ благосклонный кивок головы, покрытой капюшоном. Далее мне был предложен обитый бархатом табурет, и завязалась церемонная беседа.
Мне пришлось выслушать длинные рассуждения о свойствах эфира, метаморфозах трав, возникновении ничего из ничего и перехода в чего-то, наваждениях и снах, о значении числа пятнадцать с половиной и технологии приготовления чучел из ежей. Время от времени она спрашивала моего мнения по особо важным вопросам, и тогда Ларт, стоящий за моей спиной, больно щипал меня за лопатку, а я ёрзал на табурете и восхищённо повторял зазубренную перед этим фразу:
— Ваши знания, миледи, несомненно достойны чести вызывать удивление своей незаурядной глубиной и свойствами, труднодосягаемыми даже для убелённых сединами патриархов магического искусства.