Страница 18 из 60
Он скользнул рукой за пазуху — золотая ящерица встретила его ладонь дружеским, как ему показалось, прикосновением. Ты свидетель, подумал Руал. Я никогда не пощажу и не попрошу пощады.
Мысли его переметнулись к сегодняшнему дню — он вспомнил о потере лошади. Конечно, повредивший ногу жеребец не смог бы продолжать путь немедленно, как этого хотелось Руалу, и всё же лошадь — это капитал. Не следует прощать хозяину этой грабительской сделки… Он повернулся на бок и подумал о хозяйской дочери.
Лениво стучал дождь по дощатой крыше сарая.
Руал сел. Работники спали, сотрясая воздух храпом. Руал бесшумно поднялся и вышел под слабеющий дождь.
Ферма была погружена во тьму, только на кухне светилось тусклое окошко да не спали наверху, в комнатах хозяина. Руал наугад ступил несколько шагов — и замер, потому что совсем рядом, у поленницы, маячила чья-то белая рубашка. Вскоре оказалось, что обладатель рубашки был не один — не мог же он шептаться сам с собою. Руал, чьи глаза давно привыкли к темноте, разглядел светлые, гладко зачёсанные волосы и радостно поблёскивающие глаза.
Влюблённые прощались — вскоре настороженное ухо Руала различило звук робкого поцелуя, и сразу вслед за этим девушка бесшумно заторопилась к дому, а темноволосый — это был именно он — прокрался к двери сарая и, оглядевшись, нырнул в темноту. Руал благоразумно пригнулся за поленницей.
Девушка тем временем пересекла двор, направилась было к парадной двери — но потом, поколебавшись, повернула в сторону кухни. Ильмарранен, одержимый весёлым куражом, последовал за ней. Дверь кухни осторожно закрылась — Руал, сосчитав до двадцати, вошёл следом.
В печке тлели угли, на широком столе горела масляная лампа. Кухарка перетирала полотенцем груду вымытой посуды, а хозяйская дочь, присев на скамейке у стены, что-то горячо ей объясняла. Обе испуганно обернулись навстречу Ильмарранену.
— Фу ты… — с облегчением выдохнула девушка. — А я думала, отец…
Толстуха широко улыбнулась:
— Пришёл-таки… Ну, заходи, птица залётная…
Дочь хозяина подвинулась — Ильмарранен присел рядом. Ему показалось, что девушка пахнет молоком.
Толстуха хитро улыбнулась и изрекла, понимающе кивнув Руалу:
— Не спится, да, парень? От любви не убежишь, так то.
Девушка прерывисто вздохнула. И тогда Руал Ильмарранен заговорил. Он говорил просто и вместе с тем вдохновенно, и в этом рассказе были и большая любовь, и тайная помолвка, и жестокий отец, выдавший невесту за другого. Обе слушательницы подались вперёд, кухарка, забывшись, тёрла до дыр давно сухую тарелку, а девушка комкала от переживаний подол своего простенького платья. Едва Руал дошёл до момента, когда плясала свадьба, стонал отвергнутый жених и пыталась покончить с собой молодая — на глазах у обеих показались слёзы, которые к концу истории пролились наружу.
— Наверное, её отец думал, что она вам не ровня? — всхлипывая, спросила девушка.
Руал улыбнулся печально:
— Я думаю, он просто боялся… За мной уже тогда шла слава ясновидца…
— Как?! — переспросили его слушательницы в один голос.
Руал улыбнулся ещё печальнее, взял, не робея, руку девушки в свои и развернул её ладонью кверху.
— Вот так так! — воскликнул он, в то же время решительно пресекая её слабую попытку высвободить руку. — Да вы ведь тоже страдаете от любви!
Кухарка ахнула одновременно с вопросом девушки:
— А вы откуда знаете?
Руал улыбнулся так печально, как только мог:
— Я вижу многое, что недоступно другим… Вижу, ваш возлюбленный рядом, но вы не можете быть вместе… Вижу — между вами преграды… Вижу поцелуй… Совсем недавно, да! О, какой нежный поцелуй!
Девушка покраснела до ушей и вырвала руку. Кухарка стояла, широко распахнув глаза и рот. Неизвестно, чем закончилась бы эта сцена, если б не распахнулась дверь и на пороге не встал бы, тёмный как туча, хозяин:
— Какого пса! А ну, марш в кровать! — прикрикнул он на дочь. Та вскочила и, пригнувшись, выбежала вон.
— А ты что здесь делаешь? — продолжал хозяин, обращаясь к Руалу. — Пшёл!
Руал не стал спорить и последовал примеру девушки. Уходя, он слышал, как хозяин отчитывает кухарку.
Работники встали до рассвета — сонные, хмурые, они вылезали из сарая, смотрели на серое небо и вяло переругивались. Руал забрался на освободившееся тёплое место и проспал ещё пару часов.
Разбудило его солнце, разогнавшее наконец тучи и проникшее в сарай через множество крупных щелей. Руал довольно улыбнулся и, потягиваясь, стряхивая солому, выбрался наружу.
Его удивило, почему работники, вместо того, чтобы заняться делом, толпятся у крыльца и громко что-то выясняют. Потом он перевёл взгляд и увидел на крыльце хозяина. Хозяин тоже увидел Руала — и недобро ухмыльнулся:
— А ну, иди сюда, ты…
Руал подошёл. Работники расступились перед ним, как перед зачумлённым.
— Ты что же, — тихо, с угрозой проговорил хозяин, — ты что же, закон забыл? Не воровать, где ночуешь?
— В чём дело? — тоже тихо спросил Руал, у которого ёкнуло сердце.
Хозяин ступил с крыльца и внезапным цепким движением ухватил Руала за грудки:
— Не знаешь, дрянь? А два гроша на полке лежали!
Он дышал Руалу в лицо спёртым, нечистым дыханием. Маленькие глазки буравили жертву насквозь.
— Это ошибка, — сказал Руал, стараясь говорить спокойно. — Я не видел никаких двух грошей!
Хозяин сильно оттолкнул его, так что он чуть не упал на стоящих позади парней:
— Ах ты, ворюга! Да я сейчас тебя вздёрну на первом суку, мне только спасибо скажут!
Руала схватили за плечи, грубо встряхнули и швырнули вперёд; он споткнулся о крыльцо и упал лицом вниз. Больно впилась в грудь золотая фигурка.
— А ну, обыщите! — приказал хозяин.
Смертельная опасность нависла над золотой ящерицей. Чьи-то проворные руки принялись гулять по Руаловой одежде. Полезли за пазуху…
Руал вскочил, отшвырнув двоих, рванулся вслепую, ненадолго освободился — и снова упал, придавленный к земле. На шею ему накинули верёвку.
— Ах, батюшки! Да что же вы делаете! — надсадно заверещал вдруг женский голос. — Не вор он, да не вор!
Работники приостановились, не разжимая, впрочем, удерживающих Руала рук.
— Ясновидящий он… — причитала кухарка. — А вы, хозяин, со своих спросите прежде… Кто-то из своих спёр, а на этого валят…
Удивлённые работники позволили Руалу подняться.
— У меня и карманов-то нет, — сказал он непослушными губами.
Хозяин на крыльце презрительно хмурился, отмахиваясь от дочери, которая что-то горячо ему шептала. Рядом держалась за сердце кухарка:
— Нет у него карманов, конечно… На нём одежда мужнина, а тот карманов не любил…
Руалово сердце бешено колотилось о ящерицу, притаившуюся за пазухой.
— Ясновидящий… — раздражённо проворчал хозяин. — А денежки сами сбежали, да? Ноги у них выросли, так? Ясновидящий, пёс тебя дери… А вот узнай, ясновидящий, кто деньги спёр!
Радостно закивала кухарка. Загалдели работники, а Руал потёр ушибленную руку и сказал в сторону:
— Да запросто…
Двенадцать полных стаканов стояли на просторном столе. Вдоль стены выстроились работники, возбуждённые, не в меру шумные. Веснушчатый Руалов знакомец тонко хихикал; темноволосый красивый парень то и дело вытирал о штаны вспотевшие ладони. Он нервничал сверх меры — с противоположной стороны стола на него смотрела, не отрываясь, хозяйская дочь.
Хозяин стоял тут же, опустив тяжёлую ладонь на худое плечо бледного мальчишки — сына. Кухарка, подбоченясь, поощряла Руала улыбкой.
— Здесь двенадцать стаканов, — бодро сказал Руал. — Вода в них заговорённая. По команде все берут стаканы в руки — и я тоже, чтоб не было сомненья…
— И я возьму, так и быть… — добродушно пробасила кухарка.
— Я читаю заклинание, — продолжал Руал, и в руках вора стакан трескается. У кого стакан треснет — тот украл два гроша, и это доказано, потому что заклинания не врут. Ясно?