День мертвых

Это не на шутку ее встревожило. Такую вот ненавязчивую и доброжелательную слежку за отцом она вела уже несколько лет, особенно – последние три года, со смерти матери. Ей доводилось слышать о людях, свихнувшихся после кончины супруга или супруги: они спускали деньги на самые странные вещи, связывались с дурными типами. Поэтому Кармел хотела знать, что у ее отца на уме, – учитывая, что он уже водил знакомство по меньшей мере с одним дурным человеком. Конечно же, она пыталась следить и за Патриком Френсисом Скелли, но все без толку. Согласно всеведущему Интернету, такого человека не существовало: ни кредитных карточек, ни банковского счета, ни даже электронной почты.

Вдруг ей подумалось, что отец мог уехать вместе со Скелли. Раньше он так не поступал, так с чего бы начинать теперь? Скелли был рядом все ее детство – приезжал на праздники, дарил ей большие и в основном неуместные подарки. Родные, особенно мать, относились к Скелли как к непослушному, но все же любимому псу; его всегда встречали радушно, но всерьез не воспринимали. Для детей Мардеров он был союзником в стане взрослых – тем, кто всегда поможет с запретными удовольствиями: фильм с недетским рейтингом, первый глоток бурбона, честный разговор о сексе и о прочих нехороших вещах, о которых детям знать не положено, секретный урок вождения в десять лет. Дядюшек у них не имелось: Мардер был единственным ребенком в семье, а их мать сильно отдалилась от мексиканских родственников, так что вакантное место занял Скелли. Дети знали, что во Вьетнаме он спас их отцу жизнь и потому был ответственен за их существование; это вызывало некое безотчетное восхищение, но кое-что передалось им и от отца – легкая робость, неясная скука. Стата сомневалась, что он по собственной воле остался бы с Патриком Скелли дольше чем на один долгий вечер. Так где же он тогда?

Выругавшись под нос, она закрыла шпионскую программу и стерла все следы ее использования из университетской сети. Затем отправила на свой ноутбук последнюю версию проекта – этакое обязательство для себя самой. Возможно, она поработает над проектом позже, когда… когда – что? Когда избавится от этого нервозного чувства, от томления в мыслях и конечностях, когда выяснит, где ее отец и чем он занят.

И тут же ей подумалось, что один-единственный звонок может разрешить проблему и с отцом, и с напряжением – которое, как она понимала теперь, имело сексуальную природу, по крайней мере, отчасти. Как и многие женщины ее поколения и склада ума, Стата относилась к своему телу и его потребностям с инженерной точки зрения. Она знала, что ей нравится и как это заполучить; единственная сложность – заполучить это без лишних проблем, то есть с минимальными эмоциональными затратами. Когда-нибудь она перезапустит программу, чтобы обзавестись супругом и детьми, но не сейчас. Ее озадачивали разговоры о том, что достойных мужчин уже не осталось, потому что сама находила их в избытке. Когда женщины из образованной прослойки говорили такое, они скорее имели в виду, что не осталось достойных мужчин из высшего среднего класса с заработком, выражающимся в шестизначных цифрах, которые не были бы при этом слизняками-метросексуалами, придурочными трудоголиками или геями. Может, и так, но Стате не требовалось от ее любовников ни диплома достойного колледжа (или даже школьного аттестата), ни престижной, доходной работы. Ей достаточно было чувства юмора, хорошего тела, оригинальности, практической сметки и того факта, что она им нравится. Среди последних ее парней были повар, автогонщик, главный механик этого автогонщика, детектив бостонской полиции и судостроитель.

Она скомандовала компьютеру:

– Вызов – Мик.

Это был коп.

Мардер решил сделать остановку в Батон-Руж, полагая, что в столице Луизианы отыщутся мастера, способные залатать пулевые отверстия в автомобиле. Так оно и оказалось. В «Кузовах Боба» на автостраде «Эйрлайн», в грязном маленьком офисе, достаточно было помахать пачкой купюр, чтобы упомянутый Боб уяснил суть: никакой страховки, никаких записей, никаких налогов, двойная плата за однодневную работу, начиная с этой самой минуты.

Договорившись обо всем, он переместился в «Макдоналдс» через дорогу. День выдался жаркий и обещал стать еще жарче – насыщенный, липкий зной при выцветшем ясном небе, характерный для штатов у Залива; как раз тот климат, который Мардер очень и очень не любил. Он ничего не имел против жары, пока было сухо, ему нравилось попечься на солнышке, а вот вариться заживо – нет. За свою жизнь он уже вдосталь поварился – и во Вьетнаме, и летом в Нью-Йорке.

Перед рестораном он помедлил и заглянул в окно. В общественных местах Скелли всегда занимал стратегически выгодную позицию; на этот раз он выбрал кабинку в углу – с хорошим обзором улицы, впритык к стене и с запасным выходом неподалеку. Мардер задержался на миг, стараясь не попасть в поле зрения товарища, и понаблюдал за ним – глупо, конечно, но в обществе Скелли легко было заразиться паранойей.

Скелли попивал чай со льдом и царапал что-то дешевой шариковой ручкой в маленьком блокноте. Несмотря на жару, на нем была бежевая хлопчатобумажная куртка поверх футболки, на голове – старая бейсболка с эмблемой «Ред Сокс», надвинутая по самые глаза, скрытые за солнцезащитными очками «Вьярне». Зажав блокнотик в руке, Скелли запустил другую во внутренний карман и, к удивлению Мардера, достал оттуда телефон – толстую черную штуковину с антенной величиной с карандаш. Мардер вошел. С тех пор как выросли дети и вплоть до этой поездки, ему ни разу еще не доводилось бывать в фастфудовских забегаловках, и теперь, попав в здешний кондиционированный холод, вдыхая знакомый, слегка тошнотворный запах дешевой еды, он поклялся себе не возвращаться сюда и впредь. Он прошмыгнул на сиденье, прежде чем Скелли успел убрать телефон.

– А я думал, у тебя нет сотового, Скелли.

– Его и нет.

– А что за штуку ты только что засунул в карман – бублик? Или это твой персональный вибратор?

– Это спутниковый телефон.

– Да ну. И с кем же ты разговаривал?

– С одним парнем. Ну так что с этим Бобом? Починит он твой фургон? Не то чтобы я приветствую этот ремонт. По-моему, с дырками от пуль кемпер выглядел не таким старперским – матерая такая городская колымага.

– Там, куда мы едем, нам матерость ни к чему. Нам надо стать невидимками.

– Ну да, это я вроде как уяснил. Не объяснишь ли, для чего?

– И это спрашивает главный невидимка Америки. Все просто. Я не желаю, чтобы меня тревожили. И хочу, чтобы у меня было время спокойно поразмыслить в моем мексиканском убежище. Почему это так сложно понять?

– Потому что это хрень полная. Ты вооружен до зубов, платишь только наличными и не включаешь мобильник. Отсюда вывод: ты от чего-то убегаешь. Если б я знал, от чего, то наверняка смог бы помочь.

– Очень ценю это, Патрик, и позволь со всей серьезностью заверить тебя: ни от чего я не убегаю, не прячусь. Как и ты, я старею и склонен к чудачествам. Эта поездка – одно из них. Я тебя не приглашал, но раз уж ты здесь, уважай мое стремление к анонимности. Ты вот что скажи: как у тебя этим прекрасным утром обстоят дела с огневой мощью?

– Ты про пушку, что ли? Да ну, ни фига у меня нет! – И, после короткой паузы: – Только «зиг»[16], и все.

– О, превосходно. Больше всего на свете мне хотелось бы провести свой… свой отпуск в какой-нибудь тюрьме на юге.

Мардер чуть не сказал «остаток дней», но вовремя одумался.

– Угу, так вот почему ты мне и десяти слов не сказал с тех пор, как те ребята напали на нас в Жопе, штат Джорджия? Чтоб я не отрывал тебя от твоих сраных размышлений?

– Напали на нас? Напали? Ты вломился в байкерский бар и спровоцировал драку, да такую, что мне пришлось выручать тебя при помощи огнестрельного оружия, а потом разгромил на четверть миллиона…

– Во-первых, ты с кем вообще разговариваешь? С бабулей своей? «Выручил», мой друг, неподходящее слово. «Вмешался» – тут не поспорю, «раззадорил» – да. Если б ты придержал свою пушечку в штанах, через три минуты все эти конфедератские засранцы были бы в отрубе. Ты же меня видел в деле.

16

Пистолет производства немецкой компании SIG Sauer. Известно несколько десятков моделей.