Опасности диких стран

Индейцы, оказав своим высоким гостям всевозможные почести, возвратились на свои места, где они стояли полукругом в глубоком молчании, в то время как Проктер и Эллиот подошли к пленным и начали их расспрашивать: кто они, откуда они пришли и т. п. На все эти вопросы тетка Эсфирь отвечала со смешанным чувством страха и радости; она просила у них, как у белых, имеющих притом звание и влияние, освободить ее и ее друзей из рук кровожадных дикарей или задержать их как военнопленных.

— Хорошо, моя милая, хорошо! — отвечал полковник Эллиот с двусмысленным смехом. — Господин генерал посмотрит, что можно сделать для вас.

Оба офицера по знаку генерала отошли в сторону и совещались в продолжении нескольких минут недалеко от убежища Питера, так что тот мог все слышать; Текумзе стоял один, скрестив руки, серьезно и с достоинством озираясь кругом.

— Итак, вы говорите, — сказал Проктер в ответ на некоторые замечания Эллиота, — что эти индейцы были выше Мауме и что они сообщают, что дорога к форту Дефианс свободна?

— Это донесение предводителя этой шайки, генерал.

— Ну, так возьмем с собой весь отряд, за исключением нескольких человек, которые останутся при пленных, и отправимся к устью Мауме, где вы и Текумзе примете командование над войсками, и оттуда мы можем пройти вдоль по реке. Если вы нападете на этого столь же храброго, как и хитрого, генерала Вингестера прежде, чем он получит подкрепление, то вы будете в состоянии легко победить его, и так как форт Дефианс будет в наших руках, то нам останется только захватить Детроуат и Вайне, чтобы завладеть всем северо-востоком. Пойдемте и отплывем тотчас же, потому что здесь мы только теряем время. Еще одно слово! — прибавил Проктер, когда Эллиот хотел уже удалиться. — Не лучше ли нам освободить этих пленных и захватить с собой всех индейцев?

— Ни в коем случае, — отвечал жестокий Эллиот. — И не думайте о чем-либо подобном. Вы можете только одним способом возвратить им свободу, не обидев индейцев, а именно — выкупить их. Но так как многие из дикарей убиты этими белыми, то индейцы только для того и щадили так долго своих пленников, чтобы впоследствии выместить на них свою потерю; судите сами, что требования наших господ союзников будут очень велики и дело это может стоить для вас порядочной суммы.

— Которой, конечно, у меня нет, — отвечал, холодно смеясь, Проктер. — Лучше оставим все это и поспешим в путь, — прибавил он. — Сколько индейцев, думаете вы, оставить при пленных?

— Трех будет достаточно, так сказал мне вождь отряда, — отвечал полковник, переговорив предварительно с предводителем шайки.

— Очень хорошо! — отвечал Проктер. — Итак, скажите ему, чтобы он отдал необходимые приказания и поспешил бы с своим отрядом на мой корабль, потому что мы не можем терять времени, в особенности получив такие важные известия!

Можно себе представить радость слушавшего лазутчика, когда он узнал, что только трое из его врагов остаются при пленных; он мысленно видел их уже свободными и спасенными.

«Только три дьявольских отродья останутся здесь», — подумал он с злой радостью. — Если они не будут побеждены до солнечного восхода, то я поклянусь, что в моих жилах не течет ни капли кентуккийской крови!»

Текумзе подошел к индейцам и сказал им несколько слов на своем родном языке, после чего он удалился вместе с Проктером и Эллиотом. Тетка Эсфирь провожала их жалобными просьбами, но не добилась никакого ответа, кроме разве того, что один индеец зажал ей рот.

Вскоре после ухода знатных гостей индейцы забегали взад и вперед и, казалось, делали приготовления к скорому отъезду; потом все исчезли, и только трое из них остались около пленных. Прежде всего они связали ремнями руки женщинам; затем принудили Амоса Штанфорта встать и привязали его тоже к женщинам, дабы никто из них не мог убежать. От последней предосторожности не был избавлен и Пелег. Боясь, чтобы он, по своей глупости, не вздумал кричать, индейцы заткнули ему рот, несмотря на его сопротивление. Так как сторожа не связали ноги пленников, то это убедило лазутчика, что они со своей живой добычей намеревались тоже покинуть остров. Это было решено на последнем совещании диких с товарищами, которые оставили им два челнока, чтобы достичь канадского берега.

Последнее было сделано со стороны диких, потому что они боялись знаменитого лазутчика, Питера-Дьявола, которого не поймали, и, предполагая, что он находится еще невдалеке от острова, считали его способным помериться силами с тремя из них оставшимися на берегу.

— Идите, — сказал один из дикарей пленникам, которые из боязни сурового обращения молча последовали за ним.

Тот индеец, который говорил, пошел вперед, направляясь к северу от холма; пленники следовали за ним, один за другим, а двое остальных индейцев с оружием в руках составляли арьергард.

— Ну, теперь дело идет о жизни и смерти, — проворчал лазутчик, оставляя поспешно, но осторожно свое убежище и спускаясь к востоку с холма в надежде, что ему удастся прежде индейцев достичь челноков, оставленных для их отплытия.

«Если бы пресмыкающиеся трусы заснули только на острове, как я этого ожидал… — думал он и, зная, что за ним никто не наблюдает, с быстротой оленя сбежал с холма и затем поспешил по тому же направлению, по которому шли его враги. — Да, если бы они заснули, то мне предстояла бы очень легкая работа, или же если бы они по крайней мере остались на острове лишь до утра, чтобы у меня было время позвать на помощь молодого человека, то все было бы хорошо, но дело теперь идет так, что я принужден действовать один. Биться теперь будет моим лозунгом, и если им удастся уйти живыми с пленными, то они унесут с собой и скальп Питера, это верно!»

Несмотря на обход, сделанный старым лазутчиком, чтобы избежать своих врагов, он все-таки раньше их достиг северной оконечности острова и тотчас же заметил два челнока, которые лежали высоко на берегу, дабы волны не унесли их. Но едва сделал он это открытие, как услышал шум шагов его противников и шедших с ними пленников. Быстро отскочил он в сторону, в густой кустарник, приготовил нож и томагавк и в ту же минуту увидел индейцев, остановившихся на песчаной береговой полосе. Индейцы шли очень скоро, потому что в душе они ощущали сильный страх. Как только все остановились, один из дикарей разрезал веревку, связывавшую мистера Штанфорта с другими пленниками. Двое других дикарей бросились на него и повалили на землю. Несчастный упал на свою раненую руку, испустив страшный крик и от боли потеряв сознание; женщины же вскрикнули от ужаса, сочувствия и негодования.

Тогда с демонской жестокостью дикари ударили женщин, чтобы научить их владеть своими чувствами; двое индейцев без малейшего сострадания принялись связывать ноги и без того бесчувственного Штанфорта, в то время как третий напрягал все силы, чтобы столкнуть в воду челноки Индейцы связали ноги мистеру Штанфорту, нагнулись и положили около себя свои мушкеты.

Питер, кровь которого кипела от гнева и желания мести за только что совершенный поступок, не мог улучить более благоприятной минуты для нападения; с диким криком выскочил он и, прежде чем пораженные дикари успели подняться, одного ударил по голове томагавком, а другому всадил нож в спину.

Затем схватил один из мушкетов, лежавших на земле, прицелился в третьего, и не успел тот опомниться, как он всадил ему весь заряд в грудь. Все это было делом одной минуты.

— Ура! Красные черти! — кричал лазутчик. — Подождите, вы еще узнаете Питера-Дьявола!

Но теперь ему некогда было изливать свой гнев; хотя индеец, в которого он выстрелил и упал на землю мертвым, но с другим дело обошлось не так легко.

Получивший удар по голове хотя и был ранен, но не потерял сознания, а другой также был еще в состоянии держать оружие. Между тем как первый бросился на лазутчика и ударил его так, что тот пошатнулся, другой схватил мушкет и выстрелил прямо в грудь Питера. Но, к счастью, ружье дало осечку; прежде чем он успел снова взвести курок, Питер и первый индеец катались по земле в смертельной борьбе; тогда он приготовился нанести удар охотнику, как только это будет возможно сделать, не поранив товарища.