Консервный ряд

– Клянусь небом, пахнет недурно, – сказал он.

Все мужчины в мире проснувшись ведут себя одинаково. И дружки Мака, продрав глаза, почти точно повторили описанный выше порядок действий. Скоро все расселись у костра и каждый произнес в адрес Элена похвальное слово. Элен попробовал петуха перочинным ножом.

– Эту курятину нежной не назовешь, – сказал он. – Две недели надо варить, тогда она будет таять во рту. Как по-твоему, Мак, сколько было лет этому петуху?

– Петуху? Мне сейчас сорок восемь. Но, надеюсь, я еще не такой жесткий.

– Интересно, до скольких лет живут петухи? – сказал Эдди, – если умирают своей смертью?

– Этого, я думаю, никто не знает, – ответил Джонс.

Лучшего времяпрепровождения не придумать. Кувшин ходил по кругу, и в теле разливалось приятное тепло.

– Ты, Эдди, только не обижайся, – вдруг сказал Джонс. – А что если тебе под стойку поставить три кувшина и сливать в один виски, в другой вино, а в третий пиво…

Потрясенные приятели потеряли дар речи.

– Я не хотел сказать ничего плохого, – поспешил поправиться Джонс, – вообще-то мне и так очень нравится…

Он почувствовал, что ляпнул глупость, и смешавшись сыпал словами без остановки.

– Мне почему нравится? Пьешь и понятия не имеешь, что такое выкинешь. Вот, например, виски, – частил он, – выпьешь и более-менее знаешь, что произойдет. У кого кулаки чешутся – подерется. У кого глаза на мокром месте – заплачет. А тут… – сказал он, и в голосе у него зазвучали похвальные нотки, – неизвестно: то ли на сосну полезешь, то ли захочется плыть в Санта-Крус. Так оно гораздо интереснее получается…

– Кстати о плавании, – прервал его Мак, стараясь замять неловкость. – Интересно, что стало с Мак-Кинли Мораном, ныряльщиком. Помните такого парня?

– Как же, помню, – отозвался Хьюги, – мы с ним одно время вместе болтались. Работы у него было мало, и он начал пить. А ныряльщикам пить нельзя, опасно. Он стал бояться воды, взял и продал шлем, костюм и насос. Затем и сам куда-то уехал. С ним ведь что случилось? Одного итальяшку с «Двенадцати братьев» утянуло за борт якорной цепью. Мак-Кинли нырнул за ним без всего. Барабанные перепонки у него и лопнули. После этого все пошло кувырком. А итальяшка и сейчас жив-здоров.

Мак опять приложился к кувшину.

– Когда был сухой закон, – сказал он, – Мак-Кинли много заколачивал. Он тогда проверял, не спрятано ли где на дне спиртное. Надзор платил ему двадцать пять долларов в день. А Луи платил еще по три доллара за каждый ненайденный ящик со спиртным. Один ящик в день он все-таки находил, чтобы надзор был доволен. И Луи не возражал. Могли ведь другого ныряльщика нанять. Он тогда имел хорошие деньги.

– Да, это верно, – кивнул головой Хьюги. – Заработал много и решил жениться, как все. Три раза женился, пока были деньги. Вижу, раз купил он белую лисью шубу – ну так и знай, женится. Я это сразу понял.

– Что все-таки могло случиться с Гаем? – вдруг спросил Эдди, упомянув имя Гая первый раз за все время.

– А то же самое, – ответил Мак, – вернулся к жене. Женатым доверять нельзя. Как бы он ни ругал свою бабу, все равно к ней вернется. Начнет думать, вспоминать и не выдержит. Нет уж, раз женился – веры тебе нет, – продолжал Мак. – Вот, пожалуйста, Гай. Баба поколотила его. А он, бьюсь об заклад, три дня не прошло, давай себя винить, раскаиваться. Ну и побежал домой просить прощения.

Ели петуха долго, с чувством. Выловят кусок, а с него так и капает, остудят немного и рвут зубами жесткие петушиные жилы с косточек; острыми ивовыми прутиками подцепят морковку – и в рот. Потом пустили по кругу банку и выпили до дна бульон. А вечер разливался в воздухе как тихая музыка. Окликали друг друга перепела, спускаясь к реке. Форель плескалась в заводи. Явились ночные бабочки и тихо шелестя порхали над водяной гладью. Тьма все заметнее примешивалась к дневному свету. Выпили кофе, передавая жестянку из рук в руки. Сидели сытые, довольные, умиротворенные.

– Черт побери, – нарушил молчание Мак. – Ненавижу тех, кто врет.

– А кто тебе что наврал? – спросил Эдди.

– Я говорю не о тех, кто врет, если иначе не проживешь, и не о тех, кто любит приврать. Ненавижу того, кто врет сам себе.

– Кто же это сам себе врет?

– Да хотя бы я, – ответил Мак. – И вы, наверное, тоже, – прибавил он горячо, – вся наша честная компания. Мы решили угостить Дока. Приехали сюда, наслаждаемся природой. Потом вернемся домой, Док нам заплатит деньги. Нас пятеро, а Док один, значит ему достанется в пять раз меньше, чем нам, взятым вместе. Я не уверен, что мы затеяли это для Дока, а не для своего собственного удовольствия. А так поступать с Доком нельзя, стыдно. Я не встречал таких людей, как Док. И не хочу пользоваться его добротой. Как-то хотел я выудить у Дока доллар. Помню, плету ему что-то несусветное и вдруг вижу, он прекрасно знает, что все это треп. Тогда я говорю ему: «Извините, Док, я все вам наврал». А он сунул руку в карман и вынимает доллар. «Мак, – говорит, – я знаю одно: если человек из-за доллара лжет, значит, ему действительно этот доллар нужен». И дает мне этот проклятый доллар. Я вернул ему его на другой же день. Я не истратил его. Он пролежал у меня ночь, и я вернул его.

– Док очень любит всякие вечеринки, – сказал Элен. – Мы устроим ему вечеринку. Не знаю, какая муха тебя укусила.

– И я не знаю, – ответил Мак. – Просто я думаю, нельзя делать что-то для Дока и самим к этому примазываться.

– А если что-нибудь ему подарить? – предложил Хьюги. – Давайте купим виски и подарим ему, пусть что хочет, то и делает.

– Верно, – поддержал его Мак. – Так и поступим. Дадим ему виски и смоемся.

– А знаете, что будет? – охладил их пыл Эдди. – Анри и другие с холма учуют виски и сбегутся к Доку, так что вместо пяти человек примажется двадцать. Док сам говорил, что запах его бифштексов долетает из Консервного Ряда даже до Пойнт-Сура. Не скажу точно, сколько к нему сбежится. Но лучше, если мы пятеро устроим ему вечеринку.

Мак задумался.

– Возможно, ты прав, – сказал он наконец. – А что если подарить ему кроме виски еще что-нибудь? Например, запонки с его инициалами.

– Ерунда, – сказал Элен. – Док это дерьмо терпеть не может.

Ночь уже раскинулась над миром, и в небе зажглись белые звездочки. Элен подбросил в огонь хворост, и в темноте взметнулась башенка света. Где-то за скалой резко пролаяла лисица. С гор долетел сильный горьковатый запах мяты. Там, где глубокая заводь опять становилась речкой, слышался мелодичный плеск воды о камни.

Мак обдумывал последнее замечание Элена, как вдруг из темноты донеслись чьи-то шаги и все разом повернули голову. К свету огня твердой походкой подошел высокий темный человек с дробовиком в руке, за ним деликатно, даже застенчиво, бежал пойнтер.

– Что, черт побери, вы здесь делаете? – спросил он.

– Ничего, – ответил Мак.

– Это частное владение. Здесь запрещено ловить рыбу, охотиться, устраивать привалы. Собирайтесь, тушите огонь и идите отсюда.

Мак покорно-почтительно встал.

– Я этого не знал, капитан, – сказал он. – Честное слово, капитан, мы не видели запретного знака.

– Знаки здесь на каждом шагу. Их нельзя не увидеть.

– Простите, капитан. Наша вина, мы очень сожалеем, – проговорил Мак, помолчал немного, поглядел на сутулящуюся фигуру. – Вы ведь военный, не так ли, сэр? Я сразу узнал. У военных особая выправка. Я сам долго служил в армии. И сразу узнаю военного человека.

Плечи подошедшего незаметно распрямились; и манера держаться стала другая, явно другая, хотя и нельзя сказать, что́ изменилось.

– Я не разрешаю разводить костры на моей земле, – сказал он.

– Мы очень, очень сожалеем, – повторил Мак. – Мы сию минуту уходим, капитан. Видите ли, мы работаем на ученых. Думали наловить здесь лягушек. Ученые изучают рак, а мы помогаем им, ловим лягушек.

Человек секунду колебался.

– А что они делают с лягушками? – не удержался он.

– Как что, сэр, – ответил Мак, – прививают им рак, а потом изучают, ставят опыты. Чуть не облизывают. Им их только подавай. Но раз на вашей земле ловить лягушек нельзя, мы сию минуту уйдем, капитан. Никогда бы не посмели расположиться здесь, знай мы, что это ваше владение. Боже, какая восхитительная сука! – Мак прикинулся, что только что увидал собаку. – Вылитая Нола. Помните, прошлогодняя победительница соревнований в Вирджинии? Она ведь у вас из Вирджинии, капитан?