Страница 5 из 11
– Ну, здравствуйте, господин Аленский, – раздалось у Богрова над головой. Он вздрогнул, судорожно дернулся назад и больно стукнулся затылком о стену. Ледяной пот моментально пропитал тонкую ткань рубашки. Столыпин с едва заметной усмешкой продолжил: – Извините, руки подать не могу, поскольку вы мне ее прострелили, да и не испытываю желания.
Рука была, как и положено, согнута, и, чтобы лишний раз ее не пошевелить, лежала в черной повязке-косынке, надетой через плечо.
Несостоявшийся террорист попытался придать себе толику гордости – выпрямился на койке и, бросив короткий взгляд на премьера, произнес:
– Жалею, что не смог выполнить свою священную миссию!
На последних словах голос у Богрова предательски сорвался на фальцет, и вся фраза получилась жалкой и вымученной. Молодой человек понял это и снова сник.
– Я так полагаю, что господин Аленский осознал всю глубину своего проступка, – внезапно заговорил император, – и готов объяснить нам причины, побудившие совершить его.
– Особенно, если учесть, что «Аленский» – его оперативный псевдоним, как секретного осведомителя Четвертого отделения Департамента охраны общественного порядка, – добавил Столыпин. – Я прав, господин Богров?
Молодой человек не ответил, лишь обхватил руками крупную голову. Оба его высочайших гостя терпеливо ждали. Наконец Богров, не меняя позы, глухо сказал:
– Ничего объяснять я не намерен. Вам ведь и так все известно, Ваше Величество. А с господином Столыпиным нам тем более не о чем разговаривать… – Он все же поднял голову и обвел обоих тусклым взглядом. – Выносите свой приговор, и закончим на этом.
Богров повернулся и лег на койке лицом к стене, обхватив себя руками за плечи и подтянув колени к животу.
– Кто дал вам задание убить премьер-министра? – спросил император, и на сей раз в голосе его внезапно лязгнул металл.
Богров заметно вздрогнул, но не переменил позы. Столыпин встал вплотную к нему и размеренно-ровно произнес:
– Витте, Курлов, Спиридович, Кулябко, Некрасов, Нестеренко, Вакулов… Достаточно? Или я кого-то забыл, господин Аленский?
Богров молчал.
– Так от кого из этих людей исходил приказ?.. Впрочем, действительно, можете не отвечать. Мы скоро и сами все узнаем. А вами завтра займутся следователи. Идемте, Ваше Величество!
Император поднялся, заложил руки за спину, покачался с пяток на носки. Посмотрел на Столыпина и вдруг понял, что премьер сейчас глядит на него малость свысока, и не только благодаря росту. Да, государь изволил прийти посмотреть на Богрова; да, государь, обычно спокойный и мягкий, решил показать характер – характера хватило ровно на одну фразу… И Петр Аркадьевич наверняка думает: государю не хватит духа поставить настоящую точку в этом ночном визите. Ну что же, придется… придется самого себя приводить к дисциплине духа, обучать жесткости, без которой теперь не обойтись.
– Вы выбрали неверный путь к славе, молодой человек. И вот результат. Вас осудит военно-полевой суд и, скорее всего, отправит на эшафот. Вас казнят на рассвете в тюремном дворе в присутствии судебного исполнителя и врача, который констатирует вашу смерть. Вас похоронят в общей могиле для преступников, а родным будет сообщено, что вы пропали без вести. Дмитрий Григорьевич Богров будет вычеркнут из списков живых и не попадет в списки умерших. Dixi.
Столыпин кивнул. Примерно этого он и добивался.
Николай Александрович вышел из камеры в предусмотрительно распахнутую тюремщиком дверь, Столыпин молча последовал за ним. Уже в коридоре, нагнав государя, тихо сказал:
– Он сознается, Ваше Величество.
– Не сомневаюсь, – бросил император через плечо.
В комнате, обставленной в псевдоантичном стиле, с гипсовыми копиями древнегреческих статуй по углам и мраморными столиками и скамейками по периметру помещения друг напротив друга стояли двое. Оба смотрели исподлобья, сверля взглядом своего визави. Молчаливая дуэль наконец прервалась.
– И што мне таперича присоветуешь делать-от? – хрипло и нервно спросил высокий и поджарый, с неопрятной лопатообразной бородой, одетый в помятый купеческий кафтан и низкие сапоги из мягкой кожи. – Кулябко твой, как пить дать, проболтается об нашем с ним разговоре…
– Не суетись, Гриша, – поморщился второй как от зубной боли. Был он статен, подтянут, и выглядел как преуспевающий сановник высокого ранга, коим, собственно, и являлся. Звали его Александром Ивановичем Спиридовичем. – Твое участие в этом… инциденте еще доказать нужно.
– Да твой Николка, коли его спытают, в одночасье про меня скажет!
– Не спытают. Этот… Аленский, стрелок – дурачок идейный. Да и не знает он толком ничего.
– Но Кулябко-то?..
– А что Кулябко? Николай Николаевич – уважаемый и ответственный служака, на своем месте…
– Да у ентого Аленского пропуск им подписанный!..
– Гриша, неужто ты думаешь, что начальник Киевского охранного управления в состоянии помнить все документы, что подписывает ежедневно?..
Собеседники внимательно посмотрели друг на друга и… улыбнулись. Бородатый – с облегчением, подтянутый – с пониманием.
– Смотри, Сашка! – укоризненно погрозил Распутин пальцем. – С огнем играешь. А ну как энти пиявки полицейские за меня возьмутся?
– У тебя, Григорий Ефимович, крыша над головой такая, что и бомбой не пробить, – усмехнулся Спиридович. – Что тебе пиявки?.. А что касается… недостигнутой «цели», так ведь она никуда от нас не денется. Достанем в следующий раз. Например, на грядущих февральских торжествах…
– Твои слова, да богу в уши. – «Старец» огладил бороду и потянулся к стоящему на «греческом» столике хрустальному графину с янтарной жидкостью. – А ну, как и вдругорядь сорвется? Энтот иуда будто заговоренный – аж тринадцатый раз, и все одно вывернулся!.. Ну, да ладно. Поживем – увидим… А вот мадерца-то у тебя хороша!..
Четвертого сентября император и премьер-министр встретились, как и было оговорено, тет-а-тет. Государь был собран, порывист и деловит. Столыпин даже подумал, что император отменит разговор, поскольку куда-то торопится. Однако беседа все же состоялась, хоть и краткая.
– Петр Аркадьевич, я ознакомился со всеми вашими документами, что вы мне передали в ночь покушения. Не скажу, что в восторге от нарисованной вами картины и особенно от проекта закона о запрещении на территории Империи деятельности организаций, имеющих отношение к масонству. Но, с другой стороны, вы правы: хаос нужно остановить любой ценой, иначе государство погибнет. – Николай Александрович сделал паузу, прошелся по гостиной, увешанной охотничьими трофеями, где происходила встреча. Столыпин терпеливо ждал продолжения.
Он думал: если бы покушения не случилось, его бы следовало устроить самому, нанять каких-нибудь безумцев. Теперь, поняв, как легко он мог лишиться премьер-министра, Николай Александрович словно переменился, разногласия отступили на задний план, опасность объединила их – не всегда последовательного и решительного в поступках царя и твердого, способного идти наперекор мнению двора Столыпина. Тем более что Александра Федоровна порядком напугалась, узнав о покушении, и не отважилась молвить хоть слово во вред Петру Аркадьевичу. Опять же – телеграммы от Марии Федоровны и великих князей…
– Итак, я принял следующие решения, – сказал государь. – Закон о запрещении масонства отложить до того времени, когда будут собраны неопровержимые доказательства вреда, наносимого империи этими господами.
Столыпин кивнул. Фактически это был приказ действовать.
Затем была крошечная пауза. Петр Аркадьевич потрогал раненую руку. Странная иллюзия: кажется, будто прикоснешься пальцами к больному месту, и боль станет меньше. Царь это движение заметил.
– Деятельность военно-полевых судов в отношении террористов и прочих, подрывающих устои государства и самодержавия, возобновить в кратчайшие сроки, – сказал он. – Весь пакет агропромышленных реформ перевести в ранг закона и оформить в виде специального указа за моей подписью. Дело это важное, даже жизненно необходимое, тем более что результаты ваших нововведений налицо…