Страница 12 из 28
— Назови.
Князь долго молчал, едва заметно дёргая щекой. Он решался, и сделать это ему было нелегко.
— Ты привёз с собой чёрного колдуна, о котором рассказывают всяческие небылицы. Он якобы убивает людей на время, а потом оживляет. Я не верю в это и смеюсь над этими сказками невежественных людей. Я по-другому воспитан и верю лишь знаниям точным, а не колдовству и заклинаниям.
— Я сам наблюдал действие его ворожбы. В это трудно поверить, пока не увидишь сам.
Бакенсети недоверчиво усмехнулся:
— Если он всесилен, для чего он прибег к твоему покровительству?
— Не к моему, но великого бога Амона-Ра. И его низменная, примитивная сила находится в пределах силы величайшего из богов. Он ворожит и превращает, совершает чудеса и открывает тайны, но волею верховного бога, и в интересах храма.
Бакенсети опять поморщился:
— Это всё слова.
Аменемхет развёл руками:
— Если ты хочешь удостовериться, ты можешь удостовериться.
Князь тяжело сглотнул, разговор давался ему с огромным трудом.
— Так получается, что я вынужден попробовать. Но тебе я не скажу, в чём моя нужда.
Верховный жрец понимающе кивнул:
— Ты пришлёшь его ко мне, этого колдуна.
— Он...
— Ты пришлёшь его ко мне, но пусть он побережётся и поберегись ты, если вы замыслите обман и надругательство. Если он поможет мне в моём затруднении, я позволю тебе украсть мальчика. Только украсть.
— Я понимаю.
— В этом деле и тебе, и мне поможет только искренность и честность до конца, Аменемхет. Не задумывай ничего лукавого против меня, не надо. Сразу скажу тебе, стоит мне увидеть, что ты хитришь, даже заподозрить тебя в чём-то неправедном, я разрублю наш договор одним немедленным ударом прямо по голове колдуна. И ты не только никогда не увидишь перед собою Мериптаха, ты и Мемфиса не увидишь никогда. Да, я в нестерпимой нужде, но и настороже. Что ты скажешь на это?
7
— Учитель, я могу написать любое число.
Мериптах и посланец Птахотепа сидели на огороженной крыше дворца в той части, что выходила к саду, службам и свалке. Наступало время заката, но суета там, внизу, не стихала. Дышали жаром печи, слуги с подносами и кувшинами влетали в задние дворцовые двери, разливая ароматы жаркого и пирогов. Палки писцов шлёпали по мокрым спинам, грызлись собаки за брошенную кость. Воздух сам собою мрачнел, горизонт набухал в месте будущего падения всё более краснеющего светила.
Противоположная часть дворца сияла огнями, выливая свет на широкое крыльцо, на щедро увлажнённую площадь, пролегающую от крыльца до ворот. В дверных проёмах висели гирлянды искусственных цветов, а в бесчисленных вазах плавали только что срезанные лотосы. Повсюду на подставках стояли подносы с угощениями. Фаршированные утки, горы золотистых рыбин, пирожки медовые и мясные, латук, финики, распечатанные кувшины с вином. Мелькали служанки в полупрозрачных одеждах и вообще без одежд, мрачные карлики теребили за уши любимую таксу госпожи Аа-мес, флейтистки осторожно выискивали нужный звук в своих музыкальных трубках, попискивали настраиваемые лютни.
«Царский брат» и начальник гиксосского гарнизона уже прибыли и теперь беседовали с правителем и его супругой в главной приёмной зале, что было совсем не интересно мальчику.
— Задайте мне число, учитель, даже самое сложное.
Учителя звали кратко — Ти. Сухощавый, круглолицый, однорукий (отсечена была кисть), с живыми, ехидными глазами и жидкой бородёнкой на дряблом подбородке. Во время разговора он её вечно теребил и загадочно похмыкивал. Прежде Мериптаху его видеть не доводилось, верно, он принадлежал к той толпе убогих, голодных, часто увечных, самоназванных пророков, что гнездятся в порах всякого большого храма, составляя непременную его принадлежность. В мемфисском доме Птаха они сидят у северной стены, в углублениях под осыпающимися козырьками и гадают простолюдинам, не имеющим лишнего телёнка для подношения в храм по всем правилам. Главная специализация их — подобающие и неподобающие дни. Правоверный египтянин без особого одобрения не может шагу ступить. Ни купить вязанку дров, ни отправиться в гости в соседнюю деревню. Он должен знать, что совершает это в подобающий день. Дешёвый совет за пару жареных голубей или связку латука могут дать мелкие пророки вроде Ти. И важно то, что их много. Если один скажет — нет, сегодня нельзя плыть через Нил на лодке, ибо в этот день Сет некогда разрубил на части Озириса, то можно подойти ко второму, и тот разрешит — плыви, ибо день вполне подобающ. В старину, в такой же точно день, мудрый Тот уговорил львицу Сохмет прекратить истребление людей.
Быстрые, острые пальцы Ти впились в волосяную рощицу на подбородке, один глаз весело прищурился.
— Ну хорошо, все цифры ты знаешь, но как ты запишешь их от одного до миллиона?
Мериптах усмехнулся, такое задание его не могло испугать. Он быстро начертал на табличке:
— один
— десять
— сто
— тысяча
— десять тысяч
— сто тысяч
— миллион
— Хорошо, а двадцать два?
Ряд цифр шёл слева направо, считались же числа, наоборот, справа налево.
— Учитель, я могу не только записывать числа, но также и женить их и разводить. Вот что будет, если составить в одно все прежние ваши числа. А вот что будет, если их изъять по одному.
Мальчик азартно пыхтел, водя заострённой палочкой. Новейшая система исчисления была кристально простой и ясной, но требовала много писанины.
— Вот.
Продолжая теребить бородёнку и улыбаться глазами, Ти одобрительно пробурчал, мол, молодец, молодец. Мальчик и не думал останавливаться.
— Не думайте, учитель, что это всё.
— Должен ли я думать, что и высшее числовое умение, умение умножать, тебе ведомо?
Мериптах радостно кивнул и, пошарив вокруг, нащупал рядом на полу большую доску для записей. Смахнув с неё мошек, слетевшихся туда на едва уловимый запах мёда, он выжидательно посмотрел на однорукого. Воздухопомрачение усиливалось. Солнце вплотную уже приблизилось к той черте, с которой начинается его быстрое, самоубийственное падение в пылающий горизонт. Взгляд ученика говорил — скорее, учитель, скорее.
— Хорошо, вот тебе задание. В неком богатом номе есть девятнадцать городов, в каждом из них есть тридцать семь храмов. Если правитель хочет принести достойную жертву в каждом храме в честь наступления Нового года, сколько потребуется ему быков отнять от своих стад?
Мальчик на секунду закрыл глаза. Ти не успел спросить: «Что, трудное задание?» — как острие стила уже вонзилось в воск. Мериптах писал быстро и ещё успевал пояснять по ходу, что он делает.
— Я удваиваю последовательно число тридцать семь. В правом столбце я записываю результаты каждого удвоения, в левом же — обозначаю, сколько раз я удвоил двойку. Это просто, необходимо только терпение.
Мальчик соревновался в скорости с солнцем. Выводя очередную цифру, он всякий раз посматривал в сторону горизонта, и его нервный рот чуть оскаливался.
— Вот, смотрите, учитель, я добрался. Я могу из чисел левого столбца составить число девятнадцать, именно столько городов в нашем богатом номе. Видите, женим единицу, двойку и шестнадцать и получаем девятнадцать. Пока я в левом столбце не добрался до шестнадцати, из других чисел я девятнадцати не получу. Теперь удвоим последний раз и получим число храмов и жертвенных быков. Пятьсот девяносто два.
Диск солнца был уже перерезан наполовину. Мериптах смотрел на него с радостью и сожалением.
— Посчитать можно всё, учитель, не только быков и храмы. Если правильно и долго удваивать цифры, можно достигнуть и миллиона, и десяти миллионов.
В самом низу доски Мериптах последним росчерком тростникового пера изобразил цифру: