Страница 3 из 101
Княгиня Манефа была женщиной властной, прямолинейной в речах и поступках. Покуда холодеющее тело её супруга обряжали в погребальный наряд, она собрала в тереме черниговских бояр. Пришёл на зов княгини и епископ[11] Антоний.
Манефа объявила собравшимся, что намерена скрывать смерть мужа до тех пор, пока в Чернигов не вступит её пасынок Олег с дружиной.
— Я уже послала гонцов в Курск, — сказала Манефа. — Стол черниговский должен моим детям достаться, а не племянникам моего мужа, кои всегда были жадны до чужого.
У почившего в бозе супруга Манефы был старший брат — Всеволод Ольгович, до самой своей смерти сидевший на столе киевском. У Всеволода Ольговича остались двое сыновей, старший из которых, Святослав Всеволодович, по древнему обычаю, как старший в роде, должен был наследовать черниговское княжение.
Один из бояр черниговских мягко напомнил об этом Манефе.
— Обычай сей за последние времена много раз нарушался, — резко возразила княгиня. — Потомки Мономаха[12] не токмо племянников, но и дядей обделяли, добиваясь Киева. Вот и пасынок мой Олег сядет в Чернигове по отцову завещанию, а до старинных установлений мне дела нет.
— Коли сядет Олег в Чернигове, на него двоюродные братья ополчатся. Не совладать Олегу с ними, ибо дружина у него невелика, а родные братья его и вовсе уделов не имеют, поскольку малы ещё.
— На силу сила нужна, — добавил боярин Добронег, — одной дерзости мало. Вот кабы у Олега союзники могучие были, тогда другое дело.
— Я найду ему этих союзников, — с вызовом промолвила княгиня. — Нынче же пошлю гонца к переяславскому князю, к ковуям[13] обращусь.
Манефа заставила бояр присягнуть на Библии, что они будут хранить смерть её мужа в тайне.
Епископ Антоний, также присягнувший, пригрозил, что если кто-нибудь из бояр проговорится, то тем уподобится Иуде.
Однако никто и не догадывался, что ещё до этого собрания коварный Антоний послал с верным слугой грамотку к Святославу Всеволодовичу, донося, что дядька его, Святослав Ольгович, умер, черниговская дружина распущена по городам. Княгиня одна с детьми, без защиты.
Олег, получив известие о кончине отца, без промедления поспешил к Чернигову. Дружина его вступила в город поздно вечером, а уже на рассвете следующего дня за стенами Чернигова расположилось станом войско Святослава Всеволодовича и его брата Ярослава.
Князь Святослав с небольшой свитой подъехал верхом к воротам и окликнул стражей, прося впустить его в город, чтобы проститься с дядей.
С воротной башни ему отвечала сама Манефа:
— Зачем пришёл? Мы тебя не звали! Ступай себе прочь!
...Целый месяц войско племянников Манефы стояло под Черниговом: на приступ не шло и восвояси не уходило. В город доступ был закрыт и из города тоже.
Между тем лето кончалось, начались дожди.
Епископ Антоний вызвался повидаться со Святославом Всеволодовичем.
— Я сумею убедить князя решить дело миром, — молвил Манефе хитрый грек.
Лесть Антония усыпила Манефу. Княгиня позволила епископу выйти из города.
Обратно епископ не вернулся, остался в стане осаждающих.
После этого начались разлады среди черниговских бояр. Многие из них склонялись к тому, чтобы передать черниговское княжение Святославу Всеволодовичу.
Даже тысяцкий[14] Георгий, верный сторонник княгини, и тот говорил ей втихомолку:
— Надоть договориться со Всеволодовичами. Чую, зреет в Чернигове измена после бегства епископа.
Княгиня обратилась к Олегу, желая знать, готов ли он скрестить меч с двоюродными братьями.
— Нужно ночью ударить на них! — с горящими очами молвила Манефа. — В полон никого не брать, а сечь всех без милости. И в первую очередь умертвить обоих Всеволодовичей, шатёр их далеко виден.
Олег взирал на мачеху с изумлением: не думал он, что в ней столько ненависти к своим племянникам. Святослав Всеволодович много раз бывал в Чернигове, и Манефа была неизменно приветлива с ним, подарками его одаривала. И вдруг такое озлобление!
Тысяцкий Георгий видел, что не способен Олег на крайнюю жестокость, поэтому постарался переубедить княгиню. Перед этим он выпроводил Олега прочь, чтобы остаться наедине с его суровой мачехой.
— Не дело ты задумала, матушка-княгиня, — понизив голос, заговорил тысяцкий, — толкаешь сына своего на смертоубийство кровных родственников.
— Стол черниговский стоит этого! — отмахнулась княгиня.
— Не делай из Олега злодея, государыня, — упрямо молвил Георгий. — Да и не потягнет он в свои двадцать шесть лет супротив сорокалетнего Святослава Всеволодовича. Этот муж в рати зол и искусен, ни разу бит не был. А дружина у него какая, не чета Олеговой!
— От тебя ли я слышу речи такие, Георгий. — Манефа покачала головой в чёрном траурном повоет — Я чаяла, подсобишь ты пасынку моему, соберёшь большой пеший полк из черниговцев, да вижу, ошиблась.
— Не из кого набирать, матушка, — вздохнул Георгий, — чёрный люд всегда недолюбливал! супруг твоего. На бояр я рассчитывал, но и они после измены епископа больше к переговорам склоняются. Вели послать бирючей[15] ко Всеволодовичам.
— Без сечи я Чернигов не отдам! — гневно воскликнула княгиня и в исступлении ударила посохом о Дубовый пол.
И всё же пришлось гордой Манефе уступить черниговское княжение своему племяннику Святославу Всеволодовичу. Не поднялась у Олега рука на двоюродных братьев своих.
Тринадцатилетний Игорь присутствовал при том, как восседавший на троне его покойного отца князь Святослав в присутствии Манефы и бояр черниговских вручал города и волости своим доверенным людям! При этом не обделил он и Олега, переведя его из небольшого Курска в Новогород-Северский, второй по величине после Чернигова город в здешних землях.
Поздней осенью из Чернигова двинулся целый караван из возов, сопровождаемый конными дружинниками. Это княгиня Манефа со всей своей челядью[16] и сыновьями ехала обживать новую Олегову вотчину[17], расположенную выше по реке Десне. Каким близким казался из Чернигова властолюбивой Манефе стольный Киев-град. И каким далёким показался ей Киев из затерянного в лесах Новгорода-Северского.
— Не захотел руки кровью пачкать, вот и сиди теперь в глуши, недоумок! — ругала Манефа пасынка. — Слушай дятлов, коль меня в своё время не послушал. А на столе отца твоего твой двоюродный брат сидит да посмеивается!
Олег отмалчивался, но было видно, что слова мачехи задевают его за живое.
Игорю на новом месте понравилось.
Хоть терем княжеский в Новгороде-Северском был не каменный, как в Чернигове, а деревянный, зато терем этот возвышался на высоченной горе, как и весь детинец[18]. Сложенные из дубовых брёвен стены и башни детинца потемнели от времени, местами покрылись мхом, но выглядели внушительно и неприступно. Внизу под обрывом несла свои воды широкая привольная Десна.
Город подковой охватывал княжеский детинец, утопая в яблоневых садах.
Городские кварталы также были обнесены валами и стенами. С западной стороны валы возвышались над речкой Деснянкой, впадающей в Десну. С востока крутизна валов дополнялась высоким берегом Десны, болотистая пойма которой затрудняла подходы к городу с этой стороны. С юга открывалась обширная равнина, там для защиты города был вырыт глубокий ров, по дну которого бежал ручей, приток Деснянки.
В Новгороде-Северском не было ни одного каменного храма.
Поэтому Олег первым делом заложил каменную церковь близ восточного склона детинца, посвятив её святому Михаилу, имя которого он получил при крещении[19].
11
Епископ — священнослужитель высшей ступени церковной иерархии, глава епархии.
12
Владимир Мономах — внук Ярослава Мудрого, непримиримый враг половцев, княжил в Киеве в 1113—1125 гг. До этого княжил в Переяславле.
13
Ковуи — степные кочевники, издавна осевшие в Черниговском княжестве.
14
Тысяцкий — предводитель пешего городского ополчения.
15
Бирюч — глашатай.
16
Челядь — слуги.
17
Вотчина — родовое наследственное земельное владение.
18
Детинец — внутреннее укрепление древнерусского города.
19
...посвятив её святому Михаилу, имя которого он получил при крещении... — Помимо славянского имени все князья на Руси имели второе имя, взятое при крещении из церковных святцев.