Страница 28 из 101
— Как одета была? В платье была одета, длинное, до пят. На голове повой[77]. А Вышеслава рядом с ней не было.
— Какое на ней было платье? — допытывался Олег.
— Обычное, — пожал плечами Мерец, — в таких небогатые горожанки ходят.
— Цветом какое?
— Белое с голубыми узорами на рукавах.
— И повой был белый?
— Нет, голубой.
— Что ещё ты заметил на ней?
— Бусы на ней были в два ряда красного цвета, княже.
— Волосы разглядел?
— Нет, княже. Из-под повоя волос было не видать. Зато я лицо разглядел.
— И что? Думаешь, она?
— Она, княже! Другой такой на всём белом свете нет!
— Это верно. — Олег вздохнул. — Другой такой нигде не сыщешь.
— Я проследил, княже, откель она вышла и куда зашла, — продолжил Мерец. — Может, в том доме и Вышеслав обретается. Дом на отшибе стоит, почти у самой городской стены.
— Коль твоя правда, Мерец, отсыплю тебе серебра, не пожалею, — обрадовался Олег. — Нынче же отправлю дружинников в Курск.
Отряд из Чернигова, в котором находился и Мерец, живо домчался верхом на конях до Курска.
Однако воевода, посаженный в Курске новгород-северским князем, не впустил Олеговых дружинников в город.
— Сей град принадлежит господину моему Ярославу Всеволодовичу, и гридни черниговского князя не имеют права шастать в нём как у себя дома! — заявил воевода.
Дружинники ни с чем воротились в Чернигов. Взбешённый Олег послал боярина в Новгород-Северский, наказав ему пристращать князя Ярослава.
— Я выше твоего сижу, а потому умерь свою гордыню, брат. Я за своим в Курск людей посылал, твоего мне не надо. Не захочешь добром со мной разойтись, так я возьму Курск силой, а воеводу твоего на воротах повешу! — пригрозил черниговский князь устами своего боярина.
Ярослав Всеволодович ответил двоюродному брату письменно.
«Уж и не знаю, в какую сторонушку бежать от гнева твоего, любезный брат, — было написано в послании. — Уж так-то высоко вознёсся ты надо мной, что мне, наверно, надо бы в ноги тебе пасть и о прощении молить. Да вот незадача. Хоть ты и черниговский князь, и сидишь выше моего, а ноги твои, как и мои, тоже по грешной земле ступают. И думается мне, брате, что лучше бы тебе гоняться за честью воинской и богатством, нежели за какой-то беглой рабыней.
Ведь Иисус сказал: кто с женой не разведён и жаждет тела другой, тот прелюбодействует. Задумайся над этим, брат. И не позорь свою княжескую шапку постыдной страстью!»
Олег, прочитав грамоту Ярослава, разорвал её в клочки, тут же написал ответ и отправил с гонцом в Новгород-Северский.
Ярослав, развернув послание Олега, прочёл там всего одну строку:
«Иисус сказал также: я принёс не мир, но меч!»
Манефа, видя, что Олег собрался в поход на Ярослава, укоряла:
— Из-за чего свару затеваешь? Из-за беглой рабыни! Постыдился бы, князь черниговский!
Но Олег не слушал.
Черниговские полки скорым маршем устремились на Курск.
Ярослав не мешкая послал гонцов в Киев к брату Святославу.
«Поспешай ко мне на подмогу, брат, — писал Ярослав. — Коль братья Олеговы выступят против меня вкупе е ним, мне их не перемочь».
Покуда Ярослав собирал войско, черниговцы уже обступили Курск.
Воевода Судислав, сидевший в Курске, затворил ворота.
Вскоре подошла дружина Ярослава.
Два князя, одетые в кольчуги и шлемы, сошлись душ разговора на виду у своих войск.
Олег в свои тридцать восемь лет был грузен и неповоротлив, отцовская порода с годами всё больше брала в нём верх: огромные руки без особых усилий могли согнуть подкову. От матери-половчанки он унаследовал жёлтые, как солома, волосы. От отца-русича — голубые глаза и мясистый нос. Широкое лицо казалось ещё шире благодаря густым усам и кудрявой бороде, шлем сверкал позолотой.
От этого шлема Ярослав не мог отвести жадных глаз, так приглянулись ему чеканные львы на нём и заворожило сверкание благородного металла, коим было украшено очелье с глазницами и заострённый верх. До злата охоч был князь Ярослав.
Был он всего на год моложе Олега. Но не было в нём грузности и дородности, и ростом Ярослав был повыше, и сложен стройнее. Длинные русые волосы и узенькая бородка при впалых щеках и тонком прямом носе придавали Ярославу облик схимника, чуждого мирских утех. Но в душе не таков был князь Ярослав, падкий на вино и женщин, ставящий богатство выше людских добродетелей.
«Люди умрут, а богатство останется», — любил говаривать он.
— Несправедливо исполнился ты на меня, брат, — первым заговорил Ярослав. — Иль забыл, что на зачинающего сам Бог ропщет...
— Не прикрывайся Богом, брат, — прервал Олег. — Я сразу сказал тебе через боярина своего, что твоего мне не надо, а не хочешь добром вернуть мне Изольду, так я отниму её силой.
— Помилуй, брат, разве я похищал у тебя эту фряженку?! — изобразил изумление Ярослав. — С чего ты взял, что она в Курске?
— Мой человек выследил её там, — холодно ответил Олег. — Не вставай у меня на дороге, брат. Добром прошу, не вставай. Коль войду я в Курск силой...
— Давай договоримся, брат, — постарался смягчить Олега Ярослав. — Пусть твой соглядатай с двумя гриднями войдёт в город и укажет моему воеводе, где скрывается Изольда. Ежели выяснится, что это и впрямь она, я велю Судиславу выдать её тебе.
— Вместе с Вышеславом, — тотчас вставил Олег.
— Будь по-твоему.
На том и порешили.
Олег призвал к себе двух преданных воинов, Данилу и Михея. Поведал, с кем и зачем пойдут они в осаждённый город.
Затем князь переговорил с соглядатаем:
— Всё от тебя зависит, Мерец. Сыщешь Изольду — озолочу. Не сыщешь — придётся Курск штурмом брать, а ты злата своего лишишься.
В глазах соглядатая появилась решимость.
— Без Изольды не ворочусь, княже, — произнёс он твёрдо.
Был разгар жатвы, и смерды из ближних деревень пришли к князьям, прося их не начинать битву на нескошенных нивах.
Ярослав заверил крестьянских старост, что вовсе не горит желанием сражаться с братом своим из-за беглой рабыни. Олег же сказал смердам так:
— У вас есть по крайней мере один день. Вот и косите хлеба.
Мерец и сопровождавшие его гридни въехали в Курск верхом на конях. Мерец был безоружен, оба его спутника были с мечами.
Их встретили воевода Судислав и знатные куряне.
— Князь мой велел мне пособлять вам в поисках беглой рабыни... — начал было Судислав.
Мерец дерзко прервал его:
— Мы и сами с глазами, воевода. А потому не мешайте нам!
— Что ж, ищите! — молвил Судислав. — Город перед вами.
Горожане, идущие по делам и стоявшие у ворот жилищ, с любопытством взирали на троих всадников, c азартом мчащихся куда-то.
Судислав отрядил нескольких конных воинов во главе со своим сыном, чтобы проследить за людьми черниговского князя.
Мерец спешился возле неказистого домиках обветшалой изгородью и начал ломиться в дверь. Олеговы гридни наблюдали за происходящим со стороны.
— Знахарка тут живёт, — сказал кто-то из соседей. — Чем же прогневила она черниговского князя? Мерец, не отвечая на вопросы, ворвался в дом.
В нём оказалась старуха, которая, решив, что к ней лезут тати, встретила непрошеного гостя с топором в руках.
Мерен, как ошпаренный выскочил из домишка и сердито крикнул Олеговым гридням:
— Чего стоите как неживые? Ищите Изольду, тут она где-то!
Гридни вбежали в дом, отняли у хозяйки топор и принялись шарить по всем углам.
Мерец проверил на чердаке и в подвале. Изольды нигде не было.
Зато Мерец увидел в берестяном туеске среди прочих драгоценностей красные бусы.
— Ага! — торжествующе воскликнул Мерец, тряся бусами перед носом оторопевшей хозяйки. — Не ошибся я. Была здесь Изольда! Была. Бог свидетель! Откель у тебя эти бусы? Отвечай подобру-поздорову.
77
Повой — плотно прилегающий чепец, закрывающий волосы, который носили замужние женщины.